Читаем без скачивания Флорис. Флорис, любовь моя - Жаклин Монсиньи

— Начинается время трясучек. Все монахини из соседнего монастыря принимаются хором мяукать. Есть и такие, что лают, а о прыгучках нечего и говорить.

Флорис взглянул на него с удивлением и одновременно с возмущением:

— Неужели монахини лают? Какой ужас!

— Знаешь, малыш, — ответил Англичанин, — в Париже и не такое бывает. Сегодня вечером ты наглядишься на сумасшедших, а завтра поймешь, что есть и честные люди. Правда, мы к ним не относимся, — добавил он со смехом.

Большой Тома отрывисто бросил:

— Ну, наговорились уже? Пора бы захлопнуть пасть.

Англичанин С Желтым Рылом придвинулся к Флорису еще ближе и, не обращая внимания на приказ своего главаря, зашептал:

— Ты такого еще никогда не видел! Это длится уже пять лет. В 1727 году умер диакон Франсуа Парижский. Милосердный был человек, даже к нашей братии с состраданием относился. Похоронили его в Сен-Медаре, а вскоре все заговорили о том, что на могиле его свершаются чудеса. Народ повалил сюда валом, а потом началось это безумие.

Кладбище заливал лунный свет, и было видно почти как днем, поскольку многие люди пришли с фонарями. Трясучки толпились у входа, так что Большому Тома пришлось пробиваться сквозь них вместе со своим отрядом. Флорис, озираясь вокруг, ощущал проступивший на лбу холодный пот.

«Наверное, это и есть ад», — думал он.

Мяуканье, доносившееся из монастыря, вдруг смолкло, но в центре кладбища женщины стали с лаем пожирать землю, собранную у могилы.

— Видишь, малыш? Вот так эти безумные чтят память дьякона Франсуа Парижского, — тихо произнес Англичанин.

Флорис уже не чувствовал ни усталости, ни боли в раненой руке. Им овладело какое-то странное возбуждение. Одна из женщин рухнула на могильную плиту, задрав юбки до подбородка и бесстыдно оголив самые интимные части тела.

— Брат мой, — вопила она, — ударьте меня, я жажду мучений. Это мой дар Господу!

Человек в рясе священника, окруженный толпой истеричек, огрел несчастную поленом. При каждом ударе та кричала:

— Сильнее, брат мой, сильнее, мне хорошо!

Англичанин вновь наклонился к Флорису.

— Успокойся, это лже-священник. Его называют Брат-Полено, и он избивает женщин, а те изнывают от счастья в ожидании своей очереди. Впрочем, он еще никого не обидел, — добавил Англичанин, ухмыльнувшись.

— А это кто такой? — спросил Флорис, показывая на маленького горожанина безобидной наружности.

— Брат Ги. Кающиеся обожают его.

— Что еще за кающиеся? — осведомился удивленный Флорис.

— Да все эти сумасшедшие! Они посвящают свои страдания Господу. Здесь же, кстати, обучают новеньких. Вот, смотри!

В самом деле, «преподаватель», взгромоздившийся на кресте, показывал дюжине омерзительных женщин, как надо трястись. Ученицы, походившие больше на взбесившихся собак, с упоением повторяли жесты знатока «трясучки».

— Пусть свершится воля Господня, — вопили женщины хором, — приди к нам, Господь!

Стоя в пыли на четвереньках, они раскачивались из стороны в сторону. У многих уже выступила пена на губах.

Флорис в отвращении отвернулся.

— Ну что, малыш? — засмеялся Англичанин. — Ты в своей провинции небось и подумать не мог, что такое бывает!

Атмосфера общего безумия действовала юноше на нервы. К счастью, к нему подошла Черкешенка, и он с радостью ощутил тепло женского тела. Взглянув еще раз на кающихся, он увидел, что брат Ги, схватив железные клещи, принялся терзать груди трех обнаженных до пояса «трясучек», лежащих на могиле. Некоторые зрители встали на колени и с жадностью следили за этой сценой. Лица у них были искажены сладострастным желанием. Некоторые хрипели, другие стонали, третьи тянули руки к женщинам или же ободряли их своими воплями.

— Сестра Фелисите, нам хорошо от твоих мук! — орал толстяк с багровым лицом и выпученными глазами.

— Сестра Рашель, крови еще мало, — вторила коленопреклоненная женщина с распущенными волосами и безумным взором, но в богатых одеждах. Видимо, знатной вакханке не хватало острых ощущений. Три женщины извивались от наслаждения на могильной плите, а брат Ги все глубже вгрызался в их плоть. Луна освещала кладбище фантастическими бликами.

— Продолжайте, брат мой, я жажду еще большей муки! — кричала сестра Фелисите в экстазе.

— О, какое счастье, Господи, благодарю тебя! — сипела окровавленная сестра Рашель.

Флорис провел ладонью по лбу. У него кружилась голова. Но тут Толстый Гийом напомнил ему при помощи своего кинжала, что они явились сюда вовсе не за этим и что надо идти следом за Большим Тома, который с полным равнодушием перешагивал через распростертые тела или же отшвыривал их ногой. Напрасно Флорис вглядывался в толпу — он нигде не видел Прекрасной Розы. При мысли, что и она может валяться здесь обнаженная, ему стало дурно. Однако он тут же отверг ужасное видение, ибо был уверен, что Прекрасную Розу могли завлечь в подобное место только при помощи поддельного письма от Старой Паучихи. Трясучки, совершенно обезумев, не обращали никакого внимания на маленький отряд с Нового моста. Большой Тома уже начал чертыхаться, говоря, что паршивому мальчишке заговор привиделся во сне, когда Англичанин С Желтым Рылом вдруг прошептал:

— Смотри, Большой Тома! Вон они!

Люди, хорошо знакомые обитателям Нового моста, по одному проникли на кладбище и спрятались за могилой дьякона Франсуа Парижского. Это были Однорукий Роньона и члены его зловещей банды. Большой Тома сделал жест, означавший, что надо укрыться за маленькой часовней с ангелами, словно бы раскинувшими над кладбищем свои крылья. Толстый Гийом пробормотал:

— Кажется, они нас не заметили.

— Черт возьми! — отозвался Англичанин. — Им нужна Прекрасная Роза, и они не знают, что мы уже здесь.

Большой Тома понял этот намек и посмотрел на Флориса.

— Ну, парень, не сердись! Сам знаешь, мы на все готовы ради Прекрасной Розы. Толстый Гийом, ты что, сдурел? Спрячь пока свое перо!

Флорис перевел дух. Даже в шестнадцать лет, как бы ты ни был смел, ощущать острие кинжала между лопатками не слишком приятно. Он поблагодарил Большого Тома. Черкешенка вновь подошла к Флорису и спросила:

— А зовут-то тебя как, сердечко мое?

— Верно! — воскликнул Большой Тома. — Скажи свое имя, парень, теперь ты стал нашим, и мы принимаем тебя в братство Нового моста.

Эти слова встретили одобрительным перешептыванием. Всем было неловко перед молодым человеком.

— Меня зовут Флорис, — ответил тот.

— О! — восхищенно промолвила Черкешенка. — У тебя очень красивое имя.