Читаем без скачивания Бомба для дядюшки Джо - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так или иначе, но 9 июля 1945 года Лаврентию Берии, никогда не служившему в Красной армии, было присвоено звание маршала Советского Союза.
Негодованию крупных советских военачальников, прошедших через все испытания Отечественной войны, не было предела. Особенно вне себя от возмущения был маршал Жуков.
Но боевые заслуженные командармы не учли одного обстоятельства — того, что Красная армия кишмя кишела чекистами-соглядатаями. И всех, кто был не доволен «мудрым решением вождя» относительно главы карательных органов, стали тотчас брать на заметку, ставя в известность своего шефа, новоиспечённого маршала. А тот, улучив момент, знакомил со списками недовольных Сталина.
12 июля профессор Физического института Лейпцигского университета Роберт Дёппель, арестованный в Германии и подвергнутый допросу, давал показания о работах по атомной проблеме, которые проводились в Третьем Рейхе. Допрашивал немца одетый в форму подполковника НКВД советский физик Михаил Исаакович Певзнер. По его рекомендации всю информацию об арийской урановой бомбе Дёппель изложил в письме. Оно было адресовано «Г-ну профессору д-ру Капице». Это лишний раз свидетельствует о том, что немецкие физики были убеждены: во главе советского Атомного проекта должен стоять именно Пётр Леонидович Капица.
А в это время в городе Ногинске Московской области группа немецких специалистов, которой руководил физик Николаус Риль, приступала к преобразованию завода «Электросталь» в урановое предприятие.
В Академии наук СССР готовились к общему собранию, на котором предстояло избрать нового президента. 2-ое Управлению НКГБ тотчас получило задание подготовить для Сталина, Молотова и Маленкова специальную справку. С оценкой научной и общественной деятельности всех советских академиков.
Такая справка была изготовлена.
Вот как чекисты-аналитики охарактеризовали главу отечественных атомщиков:
«Курчатов Игорь Васильевич — директор Лаборатории № 2 Академии наук СССР, 1903 года рождения, русский, беспартийный, академик с 1943 года, профессор МГУ, лауреат Сталинской премии. Орденоносец…
В области атомной физики Курчатов в настоящее время является ведущим учёным СССР.
Обладает большими организационными способностями, энергичен. По характеру человек скрытный, осторожный, хитрый и большой дипломат…».
В ведомстве Берии людей видели насквозь. Особенно тех, за кем пристально наблюдали.
17 июля 1945 года новым президентом Академии наук СССР был избран Сергей Иванович Вавилов.
А накануне (16 июля) в США секретный полигон Аламогордо в штате Нью-Мексико озарила невероятная, невиданных размеров вспышка.
Первый атомный взрыв
Хотя о том, что Соединённые Штаты Америки готовятся к испытанию бомбы огромной разрушительной силы, знали и Иосиф Сталин и Уинстон Черчилль. Гарри Трумэну об этой акции стало известно лишь в день принятия присяги в качестве нового президента США.
Трумэн сразу поставил вопрос, как следует поступить с новым видом оружия, и создал специальный Временный комитет для выработки необходимого решения.
1 июня 1945 года комитетчики порекомендовали президенту использовать атомную бомбу в войне против Японии. Причём «как можно скорее». Это было весомое «за».
Но в США в то время существовал ещё один аналогичный Комитет. В него входили учёные-атомщики во главе с Нобелевским лауреатом Джеймсом Франком. Они представили правительству свой доклад, содержавший категорическое «против».
Физики предложили другой способ продемонстрировать мощь нового оружия: устроить взрыв в присутствии представителей великих
держав, а затем предъявить ультиматум Японии. И только в случае, если она откажется капитулировать, приступить к рассмотрению возможности практического применения атомной бомбы.
10 июля 1945 года нарком госбезопасности СССР Всеволод Меркулов направил Берии письмо с грифом не только «сов. секретно», но и «срочно». Ничего нового в этом послании не было, оно содержало лишь некоторые дополнительные подробности:
«Из нескольких достоверных агентурных источников НКГБ СССР получены сведения, что в США на июль месяц с.г. назначено проведение первого экспериментального взрыва атомной бомбы. Ожидается, что взрыв должен состояться 10 июля».
Далее следовало довольно подробное описание бомбы (то, что она из «плутония», и что плутоний в ней — «в виде шара весом 5 килограмм»). Завершалось письмо так:
«Предполагаемая сила взрыва бомбы эквивалентна силе взрыва 5 тысяч тонн ТНТ.
О запасах активного материала для изготовления атомной бомбы из тех же источников известно следующее:
а) Уран-235. На апрель месяц с.г. в США имеется в наличии 25 килограммов урана-235. Производство его составляет 7,5 кг в месяц.
б) Элемент-94. В Лагере 2 имеется 6,5 кг этого вещества. Производство его в атомных машинах налажено, и план добычи перевыполняется».
Письмо было вручено Лаврентию Павловичу в самый разгар подготовки руководства страны к поездке на предстоящую Потсдамскую конференцию (её проведение было намечено на 17 июля — 2 августа). Берия не мог не ознакомить вождя с повторным напоминанием разведки о том, чем собираются союзники отметить начало мирной конференции.
16 числа в 17 часов 30 минут Сталин и его окружение выехали из Москвы.
А в Москву в японское посольство уже летела шифрованная телеграмма. Правительство страны Восходящего солнца намеревалось обратиться к Советскому Союзу с просьбой стать посредником в мирных переговорах Японии с Соединёнными Штатами. В телеграмме послу предлагалось выяснить, примет ли Кремль императорского посланца принца Каноэ.
Однако ответа в Токио так и не дождались. Японцы опоздали — Сталин и Молотов уже находились на пути в Потсдам.
Зато американцы проявили оперативность. Они перехватили японскую радиограмму, расшифровали её, и Пентагон стал ещё энергичнее настаивать на ускорении операции «Trinity» («Троица») — так было названо испытание атомной бомбы.
Наконец, 16 июля 1945 года на полигоне Аламогордо в штате Нью-Мексико первая атомная бомба была взорвана. Многие из присутствовавших на испытаниях наверняка вспомнили строки из Откровения Иоанна Богослова:
«… и вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась, как кровь… И небо скрылось, свившись, как свиток… Ибо пришёл великий день гнева Его, и кто может устоять?».
Сразу же после того, как ослепительная вспышка («ярче тысячи солнц» — станут говорить о ней чуть позднее) погасла, оставив после себя клок выжженной пустыни, Кеннет Бейнбридж, отвечавший за проведение испытаний, мрачно заметил:
— Теперь мы все — сукины дети!
А у Энрико Ферми, наконец-то увидевшего блистательное воплощение сотен своих догадок, предположений и прочих фантасмагорических идей, было совсем иное впечатление. Он сказал:
— Это великолепная физика!
И тут же три Нобелевских лауреата: Артур Комптон, Эрнест Лоуренс и Энрико Ферми, а вместе с ними и научный руководитель «Манхэттенского проекта» Роберт Оппенгеймер подписали меморандум, под которым уже стояли подписи остальных членов «Специального Временного комитета» — пятерых политиков и троих учёных (не физиков):
«Комиссия рекомендует президенту применить оружие против Японии, выбрав такой объект, который находился бы в районе многочисленных и легко поддающихся разрушению построек».
О том, что рядом с постройками обычно находятся люди, мирные люди, в меморандуме не было сказано ни слова.
В тот же день в Германию для Гарри Трумэна была передана телефонограмма об успешном проведении испытания, а 21 июля в распоряжении президента был полный отчёт о взрыве.
О том, что у Соединённых Штатов появилось новое сверхмощное оружие, было впервые официально упомянуто на той же Потсдамской конференции. Событие это описано многократно. Воспользуемся свидетельствами двух непосредственных участников.
Джеймс Бирнс, видный американский дипломат, госсекретарь и личный советник президента США, через 13 лет после конференции вспоминал, что он уже тогда, в июле 1945-го…
«… пришёл к выводу о катастрофичности для США и Китая включения Советского Союза в войну на Тихом океане. Это, в свою очередь, подвело к мысли, что было бы неплохо, если не сказать сильнее, оставить Сталина не полностью информированным о потенциале атомной бомбы. В противном случае он мог бы ускорить вступление Советского Союза в войну. Вот почему было решено сказать Сталину о результатах испытаний как бы между прочим, в конце одного из заседаний глав правительств.
