Читаем без скачивания Заложник удачи - Владислав Русанов

Все это так. Только Аделия — прекрасная, нежная, умная — послала тебя на верную смерть в хэвру Сыдора. А Велина — опасная, решительная и тоже умная — спасла, когда волколаки уже вознамерились плотно поужинать.

А где-то вдалеке еще маячили золотистые локоны пани Марлены из Стрешина. Как это он когда-то писал, посвящая ей неуклюжие строки:

Люблю вас, волосы златые,Когда на скачке развитые,Играют с ветром ваши пряди.Вас с восхищеньем наблюдаюИ лучшей доли не желаю —Иной не надо мне награды.

Еще люблю я ваше злато,Когда немножко виноватоПадете вы в тенистой сениНа ненаглядные ресницы,Мешая разглядеть страницу.В мгновенья эти — я ваш пленник.

Люблю вас и в жару и в стужу.Как воздух, блеск ваш чудный нужен —На вас глядеть всю жизнь мечтаю.Но раз прекрасная жестока,На вас смотрю я издалекаИ лучшей участи не знаю.

Эх, пан Годимир, пан Годимир, разобрался бы ты со своими чувствами… А то, как говорится, и рыбку съесть, и на…

— Эй, пан рыцарь, — тихонько проговорил Ярош. — А не боишься прямо в лапы Сыдора угодить?

— Боюсь не успеть его мечом приголубить, — сурово отозвался драконоборец. — Второй раз я ошибки не повторю.

— Так тебя к нему и подпустили.

— Значит, потребую у боярина Бранко из Кржулей суда рыцарской чести! Коли он его паном считает, пускай позволит Господу рассудить, кто из нас прав, а кто виноват!

Бирюк хмыкнул, потер затылок:

— Какой же вы наивный народ, паны рыцари! Да этот Бранко тебя и слушать не станет. Ты кто есть?

— Я рыцарь по происхождению и по закону!

— Прежде всего, для боярина Бранко ты приблуда, неизвестно откуда взявшийся на его голову. А уж после того ты рыцарь-словинец, подданный Хоробровского королевства, с которым Загорье режется уже не одну сотню лет. Так или нет?

— Ну, так… — нехотя согласился Годимир. Как ни крути, а разбойник прав. Там, где отступают красивые позы благородных панов, верх берет здоровая крестьянская сметка, а уж ее Ярошу не занимать.

— Вот тебе и «ну», елкина моталка. А Сыдор для боярина кто?

— Кто?

— Дырявое решето! Сыдор для загорцев первейший союзник, который поможет им почти без крови Ошмяны завоевать.

— Песья кровь! — Годимир сплюнул, вызвав подозрительные взгляды загорцев.

— Ото ж! — добил его Ярош. — Разменивать Сыдора на тебя Бранко не станет. Ему проще тебя на кол отправить. Или камень на шею и в Ивотку… Эх, да что тут говорить!

И вправду, говорить не о чем. Годимир согласился, и остаток дороги они отшагали молча. А путь до лагеря загорцев оказался не близким. Верст пять.

По дороге к отряду рабро Юрана присоединились четыре подводы, груженые сеном. Следовательно, загорцы оказались не разведчиками, как изначально предполагал словинец, а простыми фуражирами.

А вот и лагерь.

Ровные ряды палаток — отдельно для дружинников, отдельно для рыцарей. Первые из небеленого полотна с кожаным верхом, в каждой помещается десять человек. Вторые — ярко разукрашенные, с флагами и флажками, со щитами у входа. Поодаль размещались коновязи. Еще дальше — обоз с многочисленными возницами, ковалями, коновалами, лекарями. Похоже, загорцы пришли сюда всерьез и надолго. Прав был Лукаш — захватив Ломыши и Ошмяны, они не уйдут, а начнут обустраиваться. Назначат своих наместников в городах. Может быть, даже Сыдор, алчущий королевской власти, и получит корону, но из рук Момчило Благословенного.

Рабро Юран взмахом руки отпустил фуражиров, а сам направился прямиком в середку лагеря. Волей-неволей Годимир и Ярош потащились следом. Велина продолжала щебетать на ухо загорцу, который слушал ее очень внимательно, склонив голову к плечу. Драконоборец хотел верить, что сыскарь знает, что делает.

У самой большой палатки, украшенной черными полотнищами хоругвей с вышитыми серебряной нитью копейными наконечниками, у входа в которую застыли четверо загорцев в кушаках и с мечами наголо, Юран спешился, галантно помог сойти с коня Велине. После того он нырнул под полог, а драконоборец, сыскарь и разбойник остались ждать.

— Эка, ты глазки ему строила, — подмигнул Ярош девушке.

— Если надо будет, я его и поцелую, — твердо ответила та.

— Ну да, — кивнул Годимир и понизил голос: — Ты бы лучше число палаток подсчитала бы. Знать бы, сколько воинов они привели… Сколько рыцарей, сколько простых дружинников…

— А зачем считать? — приподняла бровь Велина. — Этот дурень белобрысый мне сам все рассказал. Двадцать рыцарей и три сотни легких всадников. Да пехоты две сотни. Обозников он не считал, но, скорее всего…

Неожиданно она выпучила глаза, уставясь куда-то за плечо словинцу.

Годимир обернулся и увидел приближающегося к ним щеголеватого загорца в черном зипуне, расшитым на груди золотой нитью, в сапогах из тисненой кожи и обычной для этого народа шапочке. Вышагивающего рядом с ним носатого сухопарого рыцаря в темно-синей суркотте с алой, распластавшей крылья птицей на груди, словинец сперва не заметил. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в лице парня в черном зипуне, но лишь висевшая на боку цистра на широком ремне подсказала истину.

— Олешек? — удивленно воскликнул драконоборец.

— Ты? — остановился, как вкопанный, шпильман. — Какими судьбами?

— Да вот так… — развел руками Годимир.

— И Ярош тут! — продолжал радоваться музыкант. — Рабро Лойко, это те самые друзья, что помогли мне из Ошмян сбежать… Знакомься, пан рыцарь, это рабро Лойко герба Красный Орел, наместник[49] войска. А это — пан рыцарь Годимир герба Косой Крест из Чечевичей. Я правильно сказал?

— Правильно, — кивнул совершенно обалдевший словинец.

— А это — Ярош Бирюк, малый хоть куда… С зареченскими королями у него давние размолвки. Так что — наш человек! А из лука бьет — закачаешься! А это… — Олешек запнулся, взгляд его внезапно стал колючим, как ветка акации. — Это, рабро Лойко…

— Эта девица, Олешек, под моим покровительством. — Годимир опустил ладонь на рукоять меча, который у него почему-то не забрали. — Под покровительством и защитой, — еще раз с нажимом повторил он.

Шпильман дернул плечом. Но тут вмешался рабро Лойко:

— Побудь с друзьями, Олешек, а я пойду поговорю с боярином.

Полог упал за его спиной.

— Как ты могла! — Музыкант даже кулаки сжал.

— Что могла? — Девушка покрепче сжала посох.

Годимир постарался встать между ними. Чем леший не шутит, еще потасовку затеют. Впрочем, Олешеку он бы тогда не позавидовал. Так и получалось, что, на словах защищая сыскаря, на деле рыцарь больше переживал за шпильмана.