Читаем без скачивания Грани русского раскола - Александр Пыжиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Очевидно, кто-то ее организовывал. Но на обывательский глаз движение разрасталось само собой... началось с фабрик, потом остановились железные дороги, почта...»[980].
А потому на суд читателя оставляем ответ: кто же обладал реальными рычагами для дестабилизации ситуации в Москве осенью 1905 года – фактические хозяева экономики города или группа профессиональных бунтарей, объявивших себя знаменем грядущей революции?
Столкнувшись с таким явлением, как всеобщая забастовка, власть была вынуждена в экстренном порядке обнародовать Манифест о законодательной Думе (17 октября 1905 года). Таким образом, цель оппозиционного движения была достигнута: инициатива впервые полностью оказалась в его руках. Это незамедлительно сказалось на дееспособности правительства. Назначенный Председателем Совета министров С.Ю. Витте оказался не готов к такому повороту событий: как говорили очевидцы, «в голове его был хаос, множество порывов и никакого определенного плана действий»[981].
Оставалась еще проблема, связанная с булыгинскими правилами выборов в Государственную думу. Ведь если в нее попадали лица, обладающие высоким имущественным цензом, да крестьянство, то для многих из тех, кто вложился во всю эту эпопею, в ней попросту не оставалось бы смысла, а для других и места тоже. Законодательную Думу должны наполнить не статисты, подобранные властями, а люди, заинтересованные в проведении либерального курса и ему обязанные своим вхождением на политический Олимп. Как известно, новые правила о выборах в Государственную думу, расширившие круг их участников, официально были обнародованы 11 декабря 1905 года; однако до этого дня политическое напряжение только усиливалось.
Обратимся к ноябрьской забастовке почтово-телеграфных служащих. Она находится в тени стачки железнодорожников, о ней не любили упоминать советские историки, видимо, потому, что ее участники явно не вписывались в образ истинных пролетариев. К тому же руководители забастовки сразу установили связь с другими оппозиционными организациями, а не с большевиками[982]. А ведь с точки зрения давления на власть почтово-телеграфная забастовка оказалась не менее значимой, чем предельно популяризированные октябрьские события. Забастовка фактически парализовала деятельность аппарата власти: во второй половине ноября правительство фактически оставалось без информации о происходящем в стране, министерства не могли выполнять свои обязанности, департамент полиции работал с перебоями. Работники почты и телеграфа активизировались вместе с общим профсоюзным движением. В начале октября в Москве, в здании университета, где ежедневно проходили различные мероприятия, состоялось почтово-телеграфное собрание. Его участники наметили экономическую программу и по примеру других решили образовать собственный профессиональный союз. К 22 октября 1905 года уже были подготовлены необходимые учредительные документы[983]. Это вызвало крайне негативную реакцию начальства: почтово-телеграфные работники считались государственными служащими по ведомству МВД, а на чиновников, связанных присягой, не распространялось право на участие в каких-либо союзах. Все вошедшие в организацию подлежали увольнению. Инициаторы союза категорически не согласились с этим, указывая на свои права, дарованные Манифестом от 17 октября 1905 года. В телеграмме на имя С. Ю. Витте, они потребовали:
«немедленного удаления от службы Дурново и Севастьянова (Министр внутренних дел и Начальник управления почт и телеграфов. – А.П.), с произволом которых не могут больше мириться служащие почтово-телеграфного ведомства»[984].
Конфликтную ситуацию рассматривали на заседании Совета министров, где циркуляр о запрете союза был признан правомерным.
Тогда почтово-телеграфные работники страны приступили к созыву всероссийского съезда союза для выдвижения своих условий. Как докладывал Николаю II С.Ю. Витте, центр этой забастовки, как и вообще центр революционного движения, находится в Москве[985]. Половина установленных полицией делегатов были из Москвы, остальные – из регионов[986]. Открывшийся 17 ноября 1905 года съезд высказался за выработку любых правительственных решений по ведомству только лишь с участием служащих. До тех пор, пока на это не будет получено согласие, передачу телеграфных сообщений и доставку корреспонденции решили прекратить. Чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений, предлагалось перерезать телеграфные и телефонные провода в окрестностях Москвы; выводить из строя техническую аппаратуру, И забастовщики не теряли время даром, приступив к активным действиям; телеграфные аппараты были взломаны даже в особняке Московского генерал-губернатора[987]. Власти пытались выйти из этого положения, арестовав бюро съезда и призвав для отправки почты нижних чинов военных[988]. Со своей стороны, забастовщики так оценивали ситуацию:
«В настоящее время почтово-телеграфная забастовка охватила всю Россию... Перед лицом всего русского трудового народа первый почтово-телеграфный съезд заявляет, что всякую ответственность за все эти последствия он возлагает на русское правительство в лице министра внутренних дел П.Н. Дурново»[989].
Вот в этой критической ситуации у забастовщиков нашлись сильные заступники в лице Московского биржевого комитета. Здесь была образована комиссия, которая выказала сочувствие стачке и вызвалась ходатайствовать перед правительством о нуждах служащих. Причем подчеркивалось, что со стороны купеческих капиталистов это не просто просьба, а требование: почтовики являются госслужащими, а значит, «министры тратят на жалованье деньги не свои, а народные, и народ вправе требовать удовлетворения»[990]. Московская буржуазия потребовала освободить из-под ареста бюро съезда, и предлагала выплачивать сотрудникам почтово-телеграфного ведомства нужную сумму (3,5 млн руб. в год) из своих средств[991]. Обратим внимание, что со стороны Петербургского биржевого комитета реакция на забастовку почтовиков была совсем иной. Столкнувшись со стачкой, столичные дельцы кинулись не предъявлять претензии правительству, а совместно с ним выправлять ситуацию, грозящую большими потерями бизнесу. Ряд крупных банков и страховых обществ Петербурга вместе с только что образованным Министерством торговли и промышленности создали бюро по налаживанию почтово-телеграфной связи. Они предложили торгово-промышленным кругам страны, включая и московские, поддержать их усилия[992]. Однако деловой мир Первопрестольной вынашивал другие более самостоятельные планы. Министру внутренних дел П.Н. Дурново их изложил известный фабрикант Ю.П. Гужон. От имени Московского биржевого комитета он предложил передать всю отрасль частным владельцам, которые сами позаботятся о ее должном развитии. Однако П.Н. Дурново сразу отверг подобного рода инициативы, заявив об отказе обсуждать вопросы государственной важности с Московским биржевым комитетом[993]. Очевидно, что это предложение со стороны московских капиталистов можно расценить как намек не только на политическую, но и на финансовую несостоятельность правительства, неспособного справиться с вызовами времени. Подобного унижения власть допустить не могла и нашла возможность локализовать забастовку.
Правда, это не принесло большого облегчения, и власть ожидал самый страшный удар: открытое вооруженное восстание декабря 1905 года – гордость советской истории. Однако мы вновь вынуждены констатировать: утверждение о руководящей роли большевиков в организации и проведении восстания слабо подкрепляется документальной базой, а представления о Московском совете рабочих депутатов как подлинном центре борьбы не выдерживает критики. Советские историки уверяли, что основные силы революционеров под руководством большевиков планировали дать бой царизму в начале декабря в Москве. Но почему-то социал-демократы планомерно наращивали силы в другом месте – в Петербурге. Кстати, В.И. Ленин, приехав в Россию из Швейцарии, сразу обосновался именно в столице, развив там бурную деятельность. Московский совет, образованный по аналогии с петербургским, в развертывании боевых действий явно ориентировался на столичную инициативу. Уже в канун вооруженного восстания москвичи постановляли:
«чутко прислушиваться к ответу петербургских рабочих на дерзкий вызов правительства (арест председателя Петербургского совета. - А.П.) и присоединиться к борьбе, как только они решат дать сражение врагу»[994].