Читаем без скачивания Кто-то просит прощения - Вадим Юрьевич Панов

– Серый.

– Мы тебя засекли, – спокойно отозвался Сергей. – Гуляешь?

– Да. Погода отличная.

– Рад за тебя.

– А чего засекали?

– А чего не отвечал?

– Потом расскажу. А пока слушай, это очень важно. Дай ориентировку на чёрный «Audi Q7»… – Вербин продиктовал номер. Говорил он медленно – из-за шума в голове, но отчётливо. – Водитель на меня напал.

– Ты же, вроде, местные легенды изучал.

– Вот, докатился, – ответил Феликс, осторожно ощупывая левую половину лица. Болело жутко.

– Свидетели есть? – деловито поинтересовался Сергей.

– Нет. Это неважно… С ним девушка и есть подозрение, что она сильно не в себе. Возможно похищение.

– Девушка… Ага… – Вербин понял, что Сергей стал очень серьёзен. – На девушек у нас сейчас особая стойка.

– Что случилось?

– Потом расскажу. Ты в районе Марата?

– Да.

– Скоро буду.

– Я пока зайду в дом, из которого они вышли, – сказал Вербин.

– Зачем? – насторожился Сергей.

– Поверь, так надо. Это дом Кейна.

– Чёрт!

– В общем, ты приезжай, но жди снаружи. Я один войду, осмотрюсь, если появятся основания для твоего появления – позвоню.

– А если не появятся?

– Тогда наша единственная надежда – «Audi».

– Понял.

Феликс включил на телефоне фонарик, прошёл через заброшенный участок – идти получалось значительно лучше, чем пять минут назад, но его всё ещё подташнивало, обогнул дом справа, а зайдя за него, увидел маленькую калитку, ведущую на участок Кейна. Открытую калитку. Прошёл через неё и угрюмо хмыкнул – тут его поджидала распахнутая задняя дверь дома Кейна.

Ему указывали дорогу.

В коридоре горел свет, поэтому Вербин выключил фонарик, сделал несколько шагов и увидел очередную открытую дверь, за которой находилась ведущая в подвал лестница, спустился и огляделся. Обыкновенное хранилище всего на свете, замена квартирным антресолям. Но справа – ещё одна дверь, вновь приоткрытая. Небольшая комната-тамбур, призванная скрыть мощную стальную дверь, ведущую в последнее помещение, войдя в которое Феликс угрюмо выругался.

На месте.

Душевая кабинка, унитаз за шторкой, трёхстворчатый шкаф и широкая кровать, на которой лежит задушенный тонкой цепочкой хозяин дома.

Вербин потрогал руку Кейна – начинает остывать. Мысленно поблагодарил здоровяка за открытые двери – не хватало ещё их взламывать – припомнил, не прикасался ли к чему-нибудь, затем достал телефон и набрал номер Сергея.

в течение предыдущего часа

И всё-таки Лера отличалась от всех, абсолютно от всех прежних «особенных» женщин. Внешне… ну, понятно, что внешне девушка на них не походила, поскольку у Кейна не было «пунктика» на какой-то определённый типаж, не отдавал предпочтение только брюнеткам или рыжим. Его «особенные» женщины были разными. Лера отличалась внутренне – Кейн чувствовал в ней огонь, и это ему нравилось. А ещё – и это Кейн понял только в разговоре с Феликсом – он никогда не представлял на месте Леры Рину. Ни разу. Да, девушки были отдалённо похожи, но именно отдалённо, и это обстоятельство не имело никакого значения. Скорее, наоборот – Кейн давно заметил, что чем сильнее «особенная» женщина походила на любимую, тем больше усилий приходилось ему прикладывать, чтобы представить рядом с собой Рину.

А с Лерой усилий прикладывать не приходилось, потому что он видел рядом с собой Леру. И хотел видеть Леру.

Не Рину.

Это изумляло.

И приводило в бешенство.

«Я люблю Рину!»

Но видел перед собой Леру. И только её.

И с ней был нежен. Потому что хотел быть нежным. Заботливым. Предупредительным. Чутким.

Любящим.

Это приводило в бешенство. Но Кейн ничего не мог с собой поделать: нежность к Лере удовлетворяла его сильнее, чем лютая жестокость с другими «особенными». И это наводило его на очень странную, неожиданную мысль:

«А ведь у нас, наверное, могло получиться…»

Мысль пугала, именно пугала, потому что Кейн отдавал себе отчёт в том, что теперь у них ничего не получится. Шанс утерян. Лера стала «особенной»… особенной «особенной»… да, так – особенной «особенной», но всё равно «особенной», а значит, должна до конца пройти по предназначенному для неё пути. Это будет означать, что он, возможно, потерял и вторую настоящую любовь своей жизни, но выхода у него нет.

Лера должна…

Кейн открыл дверь. И замер на пороге.

Очарованный.

Девушка встретила его так, как Кейн любил и как научил: сложив руки и робко стоя у края кровати. И, несмотря на прозрачный пеньюар, подчёркивающий достоинства прекрасной фигуры, казалась олицетворением невинности. Но одновременно – страсти. Невинность не служила Лере маской, под которой скрывался порок. Нет! Кейн видел в девушке подлинную чистоту и чистую, обжигающую страсть… направленную на него. Он знал, что умеет доставить удовольствие женщине, и знал, что доставляет, что Лера ни разу не симулировала, когда была с ним, и это знание возбуждало.

Ему нравилось доставлять удовольствие Лере. Нравилось, как она начинает поскуливать в ожидании оргазма и как кричит, не в силах больше сдерживать эмоции. И как вытягивается в струнку. И как…

«Я люблю Рину!»

Кейн вынужден был кричать себе, напоминать, что стоящая перед ним девушка – не Рина. И никогда ею не была. Но крик не помогал.

И сейчас не помог.

Кейн смотрел на пленницу с обожанием и жадностью. И понял – сейчас только понял, – что приходил к Лере много чаще, чем к другим «особенным». Неожиданный и неожиданно откровенный разговор с полицейским помог ему разобраться в происходящем и многое осознать. И даже почувствовать лёгкую боль.

– Я очень тебя ждала.

Кейн улыбнулся – искренне, и понял, что в план сегодняшней ночи придётся внести изменения: он должен овладеть Лерой. Сейчас. Должен.

Прямо сейчас.

Немедленно.

И это не укрылось от Леры. Девушка давно научилась читать похитителя, знала, что означает этот взгляд, и потому сделала маленький шажок к кровати. Никакой пошлости, только нежный призыв. И Кейн почувствовал, как его с головой накрывает особенное чувство. Не «особенное», а особенное – настоящее до дрожи. Пропитывающее насквозь. Самое главное чувство мужчины к женщине.

«Я люблю Рину!»

Но эти слова больше не пронзали, а только шелестели на грани восприятия. В них не было прежней силы. В них не было прежнего чувства. Просто слова…

Не имеющие смысла.

Кейн крепко обнял девушку и надолго впился в её губы. Надолго и жадно. С радостью и восторгом ощущая нарастающую страсть. Впился, как после долгой разлуки, и целовал так, как целуют одну на свете женщину – единственную. Целовал в губы – долго, с наслаждением. Целовал шею и плечи. Мягко стянул с девушки пеньюар и принялся целовать груди, чувствуя, как ей становится жарко. И как ловко она расстёгивает его ремень. Чуть отстранился, стянул через голову рубашку – не расстёгивая, и подтолкнул Леру к кровати.

«А ведь у нас могло получиться…»

///

Лера чувствовала, что сегодня Аркадий неестественно нетерпелив – в силу странного, необычного возбуждения. Именно странного: помимо желания обладать, присутствовало нечто другое, незнакомое, но ощутимое – девушка это поняла, едва похититель вошёл в комнату. Сначала что-то промелькнуло во взгляде. Затем – молниеносный, без привычной и очень ласковой прелюдии, переход к сексу, причём – к грубоватому сексу. Аркадий и раньше иногда увлекался и начинал действовать жёстко, в пределах, но жёстко, однако сегодня Лера чувствовала именно грубость. И отчётливо читаемую отстранённость. Аркадий хотел её, но наспех, как муж, торопящийся к началу футбольного матча. Его явно что-то занимало, и лёжа под ним, Лера неожиданно догадалась что.

Время пришло.

У неё не было никаких доказательств, только нахлынувшее ощущение приближающегося конца. Но не такое ощущение, как в первый день, рождённое паникой, страхом и непониманием происходящего, а хладнокровное и расчётливое понимание того, что сегодня её убьют.

Время пришло.

Аркадий убьёт её сразу после того, как насытится. А сегодня он нетерпелив, видимо, хочет поскорее перейти к следующей части «программы», которая возбуждает его не меньше, чем первая. А значит… если она хочет жить… нужно продлить ему «удовольствие» – чтобы выиграть время и собраться с духом.

Время пришло.

Один из них сегодня умрёт.

– Хочу тебя…

Лера ловко переворачивается и оказывается сверху. Очень мягко и очень естественно. Аркадию нравится поза «наездница», поэтому он не протестует. Аркадий улыбается. У него очень обаятельная улыбка. Лера её ненавидит. Наклоняется и целует Аркадия в губы. Страстно. Чтобы не видеть улыбку, которую она ненавидит.

– Хочу тебя…

Аркадий постанывает от вожделения. Ему хорошо до потери самоконтроля. Лера чувствует, что он совершенно позабыл о «деле», с которым явился, но не сомневается, что вспомнит. Обязательно вспомнит. А сейчас он постанывает и сжимает её бедра, щиплет грудь, вновь принимается за бёдра. Сейчас Аркадий напряжён до крайнего предела, но сдерживается сам, поскольку наслаждается каждым движением, каждой секундой близости. Он перестаёт торопиться, и Лера выбирает момент для удара. Она полностью контролирует происходящее. Она превосходно владеет своим телом