Читаем без скачивания Кто-то просит прощения - Вадим Юрьевич Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возвращаемся в лагерь, – сказал он, прижимая к себе блондинку. – Вечером продолжим.
– Здесь? – тихо спросила Настя.
– Да.
– А он?
Вновь возникла пауза, совершенно ненужная Кейну пауза, однако он быстро нашёлся с ответом:
– Если бы он не хотел нас тут видеть, мы бы сегодня не проснулись.
Кейн посмотрел девушке в глаза и улыбнулся.
///
Они вернулись вечером, часа через три после позднего обеда или раннего ужина – очень сытного, поскольку Кейн сказал, что силы им пригодятся, но участвовать в ритуале с набитыми животами не следует. Поели, отдохнули, а когда стало темнеть – направились по уже знакомой тропинке к реке, а добравшись – не сумели сдержать изумлённых восклицаний.
– Невероятно, – выдохнула Рина.
– Класс! – оценила Настя.
– Когда ты успел? – спросила Зебра.
– Днём, когда вы ходили к Байкалу.
– Очень здорово.
– Красиво?
– Мрачно.
– Готично, – добавил Кислый.
– Соответствует ритуалу, – обронил Доктор.
– Я обещал, что всё будет так, как нужно, – рассмеялся довольный произведённым эффектом Кейн. Бросил взгляд на Рину и закончил: – И обещаю, что всё получится.
Местом церемонии он выбрал площадку перед большим круглым камнем с почти ровной поверхностью – ему предстояло стать алтарём. Рядом возвышалось несколько валунов, но они не образовывали круг, как наверняка хотелось Кейну, однако площадку кое-как ограждали, и потому оказались задействованы в ритуале: их покрывали нарисованные чёрной краской символы. При этом Кейн уточнил, что краска боится воды и первый же дождь смоет все следы церемонии.
И когда они пришли, над алтарём как раз нависла полная луна.
Огромная.
Ожидающая, что будет дальше.
Вокруг площадки Кейн воткнул тринадцать факелов, и когда они вспыхнули, ритуальная зона приобрела законченный вид: луна, огонь, мистические символы и ожидание… Даже не ожидание – предвкушение того, что в скором времени произойдёт. Потому что невозможно поверить, что в таком месте ничего не случится. Потому что все ощущают колышущуюся вокруг силу и нарастающее внутреннее напряжение. Но не нервное, боязливое, а томительное…
Предвкушение.
– Идеально, – прошептала Рина.
После чего стянула и бросила на землю толстовку, оставшись в майке и тренировочных штанах – от факелов шёл изрядный жар. Настя тут же последовала её примеру. Причём под майкой, как заметил Доктор, у Насти не было ничего надето. А в следующее мгновение он понял, что и Рина пренебрегла бюстгальтером. Зебра, в свою очередь, торопиться не стала, осталась в толстовке. И молчала, очень внимательно наблюдая за происходящим. Она стояла позади всех и, кажется, сознательно дистанцировалась от группы.
Но отделиться не получилось – Кейн хорошо продумал ход церемонии.
– Вы видите на земле две линии, – громко произнёс он. – Тот из вас, кто искренне верит в происходящее и желает молить Господина о помощи Рине, пусть зайдёт за первую и встанет возле алтаря. Тот, кто хочет остаться зрителем – пусть не приближается даже ко второй линии, а лучше – возвращается в лагерь. На церемонии есть место только верующим.
Развилка.
Дороги нет, но они на развилке.
Кейн подвёл спутников к черте, ловко поставив перед сложнейшим выбором: уйти, бросив подругу и любимую женщину, или остаться, став полноправным участником ритуала.
Рина и Настя переступили через первую черту одновременно. Следом – Кислый, возбуждённый настолько, что выражение его лица перестало быть кислым. За ним – Доктор, но только после того, как переглянулся с Зеброй. Шагнул нерешительно, но шагнул, а затем расправил плечи и уверенно посмотрел на Кейна. И самой последней к алтарю приблизилась Зебра.
– Спасибо, – сказала Рина, продолжая смотреть на Кейна.
Ей никто не ответил.
– Встаньте на колени, – распорядился лидер. А когда члены группы исполнили приказ, взял с алтаря металлическую чашу и протянул Рине:
– Сделай три глотка и пусти по кругу.
– Что здесь? – не удержался от вопроса Доктор.
– Красное вино. Без примесей.
– Кагор?
– Конечно, нет. Кагор пришлось бы смешивать с козлиной кровью… – Кейн улыбнулся. – Или ты на это надеялся?
– Не надеялся, – проворчал Доктор, принимая чашу из рук Насти. – Но от тебя всего можно ожидать.
– Спасибо. Это очень важный для меня комплимент.
– Тебе виднее.
Убедившись, что Кислый допил вино до последней капли, Кейн поставил чашу около алтаря, раскрыл старую книгу и принялся громко читать заклинание. Кажется, на латыни.
Доктор думал, что обращение к Сатане не займёт много времени, но вскоре понял, что ошибся – минута проходила за минутой, а заклинание не заканчивалось. Кейн читал громко, нараспев, и читал выразительно – явно тренировался, готовясь к выступлению, и не только проговаривал фразы, но и продумывал интонации, умело играя хорошо поставленным голосом. Кроме того, Кейн установил две переносные колонки, маленькие, но достаточно мощные, чтобы наполнить звуком всю площадку, и в какой-то момент включил запись органа – негромкую, очень характерную, на которую идеально ложились напевная латынь, жар факелов, полнолуние и красная пентаграмма над алтарём. Кейн продумал всё, и вскоре Доктор почувствовал, что его затягивает в заклинание. Неспешно, но неотвратимо. Как в омут. И ещё он, кажется, начал понимать некоторые слова и повторять их вслед за Кейном, раскачиваясь в такт музыке. Повторять не в одиночестве, а вместе со всеми. И вместе со всеми воздевать руки к полной луне, которая не спешила подниматься высоко и подсвечивала происходящее мистическим серебряным светом.
Не настоящим светом, а отражением настоящего.
В голове не шумело. В голове просто ничего не осталось, кроме радости единения и обращения к тому, кого они так сильно жаждали видеть. Желали видеть все вместе и каждый по отдельности. Страстно желали видеть, разрываясь от предвкушения и неистового желания встречи с Сатаной. И Доктор желал этого столь же сильно, как остальные. И Зебра призывала Сатану всей душой. И горящими глазами. И яростными выкриками.
Чего уж говорить об остальных?
На мысу не осталось равнодушных. На мысу не осталось неверующих. На мысу бесновались те, кто был готов призвать и принять дьявола. В мир и в себя.
– Господин! Явись! Явись к нам теперь! – Кейн перешёл на русский. – Явись, ибо ради тебя я отвергаю плоть Христову! Я плюю на распятие! Я верую только в тебя!
Кейн вновь наполнил и пустил по кругу чашу, и в ней, кажется, сейчас была кровь. Но не Христова, а козлиная. И это обрадовало, потому что всем показалось, что из висящей над алтарём луны выступила окутанная лживым светом фигура. И с каждым глотком козлиной крови та фигура обретала плоть и силу – в этом мире. А напиток в чаше всё больше и больше делался кровью. Теперь уже не казался, а давал характерный привкус. А время исчезло, растворилось в жаре факелов, полной луне, напевной латыни и явлении Господина.
Время спряталось в реальность, а у алтаря смешалось всё.
Доктор поворачивает голову и видит Рину, жарко целующую в губы полуголую Настю, и громко смеётся, и начинает стягивать с Насти спортивные брюки – последнее, что осталось на ней из одежды. Чувствует прижавшуюся девушку и отвечает на страстный поцелуй Зебры. Плечи которой кусает не помнящий себя Кислый. И бросает куда-то чьи-то спортивные штаны, не помня, как они оказались в его руках. И начинает танцевать, окончательно теряя время, место и смысл, зная лишь луну, алтарь и явившегося Господина. Видя его здесь – его величественную козлиную морду, смеющуюся блеянием и толкающую рогами. Зная лишь отсутствие правил. И музыку, которая больше не ложится на заклинание, а заставляет кружиться в хороводе. В мельтешении смеха, тел и вседозволенности. Зная только абсолютное слияние всех со всеми в радости служения Нечистому. Радуется Зебра, с которой Кислый. Радуется Доктор, который тоже с Зеброй, но в сладкой истоме знает, что только что под ним была Настя. Знает, что был с Настей, а теперь видит, как смеётся Рина, обнимающая Кейна за шею. Доктор видит… и с удивлением находит себя с Зеброй. И понимает, что был и с Зеброй, и с Настей, а Рина – только с Кейном. И от этого понимания ему становится дико, но с Зеброй – сладко. И он снова впадает в туман единения не важно с кем, но чёрный червячок в душе не позволяет ему радоваться так, как должно радоваться милости Господина, подарившего своим ученикам удовольствие вседозволенности. А потом Доктор находит себя стоящим подле камня и обнимающим Зебру, а она ластится к нему, прижимаясь всем телом. А Кейн укладывает на алтарь громко смеющуюся Настю. А Рина обнимает Кейна сзади, как своего мужчину. А Настя смеётся, даже когда Кейн провозглашает:
– Прими эту жертву, Господин! Прими и спаси мою Рину! Умоляю тебя – прими!
А Доктор видит в руке ненавистного Кейна кинжал и понимает, что сейчас… вот сейчас его Рина будет спасена жертвой Сатане.
«Моя Рина!»
Которая
