Читаем без скачивания Кубок лунника - Анна Клименко

Когда гостиная поплыла перед глазами, ведьма подхватила бутылку, на дне которой еще что-то плескалось, и, не раздеваясь легла на диван. Ей хотелось увидеть черное небо, полное звезд, то самое, которое уже распахнулось перед ней однажды. Но звезды не желали гореть в холодной тьме, и Малика попросту заснула.

Когда она снова открыла глаза, был день. Солнечный свет, пробиваясь сквозь задернутые шторы, косыми лучами резал темно-синий ковер гостиной и заставлял жмуриться. Ведьма пошевелила рукой – пустая бутылка упала и покатилась по полу.

– Просто великолепно, – буркнула Малика, – хорош агент…

Может быть, теперь она стала чуточку ближе Марио, который заходил в самые дорогие заведения Пражена и напивался там до бесчуствия?

Нет, дело не в Марио. И даже не в том, что она убила Марисию, а перед этим еще и старого лунника.

Дело в том, что его больше нет, он исчез из ее жизни также внезапно как и появился. А вместе с ним исчезло желание даже выглядеть по-человечески, не говоря уже о чем-то большем.

Малика вздохнула и побрела в ванную, стараясь больше не смотреть на себя в зеркало. Она долго грела воду, затем наполняла ванну, долго расшнуровывала корсаж – пальцы не слушались, их то и дело сводило судорогой. А потом, выругавшись, ведьма рванула платье так, что выдрала «с мясом» крючки для шнуровки. Садясь в горячую воду, Малика пожалела о том, что не додумалась приобрести ланцет. Тогда уйти из жизни было бы проще простого: горячая ванна, вскрытые вены и – добро пожаловать на небеса, Малика Вейн.

«Ну, в следующий раз», – вяло подумала она, закрывая глаза, – «надо будет просто сходить к цирюльнику, спрятать ланцет или бритву в сумке… и все. Я буду там, с ними…»

Думать об этом было приятно, равно как и лежать в горячей воде, вдыхая аромат розовго масла. Но все же Малика снова приоткрыла глаза, услышав, как в замке неторопливо проворачивается ключ. Кто-то, йоргг его дери, пытался забраться в ее квартиру!

Малика стиснула зубы. Мелькнула предательская мыслишка – а может быть, оставить все как есть? И если в дверь войдет убийца, пусть он найдет ее, дремлющую и совершенно беззащитную?

По коже побежали мурашки. Заманчиво, конечно, вот так уйти в звездное небо, но все же…

«Уйду, когда сама пожелаю», – решила Малика.

Она прислушалась: в замке перестали ковыряться, тихо скрипнули дверные петли, затем раздались очень осторожные шаги. По прихожей двигался кто-то довольно тяжелый, половицы так и поскрипывали.

Малика бесшумно присела на корточки, затем выпрямилась во весь рост. Вода неслышно стекала по ногам в ванну, и тот, кто сейчас крался по ее апартаментам, не должен был понять, что жертва что-то заподозрила. Затем ведьма переступила бортик ванны и, пошарив взглядом по углам, не нашла ничего лучше чем пузатый флакон с ароматической солью размером с мужской кулак. Бегло прочитав на красочной этикетке «Цветок апельсина», Малика шагнула к двери и стала так, чтобы входящий прежде всего увидел пустую ванну.

…Он не заставил себя долго ждать. Чересчур громко сопя для убийцы, мужчина остановился на пороге, вытянул шею, чтобы заглянуть в исходящую ароматным паром ванну. Малика замахнулась и резко, изо всех сил ударила его в висок стеклянным флаконом. Брызнуло стекло вперемешку с кровью, а убийца, пошатнувшись, начал оседать на пол.

Столбняк продлился несколько мгновений. А затем, подгоняя себя мысленно – «вперед, двигайся, двигайся, дура!» – Малика бросилась на кухню. В чем мать родила и с изрезанной стеклом ладонью.

«Но ладонь оставим на потом».

Искать моток бельевой веревки не было времени, поэтому ведьма, поминая йоргга, схватила нож, простыню – и через минуту у нее в руках оказались отличные льняные полоски. Малика бегом вернулась в ванную, пинком перевернула поверженного врага на живот, затем туго, как могла, скрутила за спиной руки. Пораненная ладонь болела и начала неметь, но ведьма только зубами скрипела. Йоргг с ней, с рукой! Тут бы убийцу связать как следует, да послать консьержа за Генрихом… Звать полицию Малике даже в голову не пришло.

Пыхтя и отдуваясь, она обмотала и ноги мужчины, затем кое-как посадила его, привалив к дверному косяку. Кровь из рассеченного виска залила ему лицо, Малика вытерла ее – не из чувства сострадания, упаси Всеблагий! – а чтобы видеть, кто перед ней.

Убийца оказался вовсе не похож на матерого душегуба, у которого руки по локоть в крови. Он показался ведьме совсем еще юным, неоперившимся птенцом; у него были рыжие, гладко зачесанные назад волосы, бледная кожа, изрядно украшенная веснушками, коричневые брови и ресницы. А еще тонкий аккуратный нос – ну прямо как у хорошенькой женщины. И узкий подбородок. Если бы не кровь, тонкой струйкой стекающая по щеке, паренька было бы просто невозможно представить в роли убийцы. Он идеально подходил на место певчего в храме Всеблагого, тонкий, изящный…

«Но внешность обманчива, не так ли, Малика Вейн?»

Опомнившись, ведьма кинулась в спальню, вывернула на пол содержимое комода и нашла новый халат. Затем, облачившись в него и обмотав голову полотенцем, сбежала на первый этаж и постучалась к консьержу. Из окошечка выглянул седой старичок с большими и совершенно собачьими глазами.

– Вы видели, кто ко мне пришел минут десять назад?

– Никто не проходил, госпожа Вейн, – растерялся консьерж.

– Спасибо, – Малика улыбнулась, – вы даже не представляете, как мне помогли.

– У вас… кровь, госпожа Вейн. Послать за лекарем?

– Нет-нет, не стоит. Мне нужно, чтобы вы немедленно послали человека за господином Уэлшем, в ведомство по надзору за нечеловеческими сущностями. Передайте, что дело чрезвычайно важности.

– Сию минуту. Что-нибудь еще?

– Нет, ничего не надо.

И она метнулась обратно, к себе.

Если консьерж утверждал, что никто не проходил, то, значит, либо старичок вздремнул и не хотел в этом сознаваться, либо… Либо рыжий паренек, спеленатый у входа в ванную, был ведьмаком и сумел отвести взгляд.

«Ну-ну, сейчас я с тобой поговорю», – усмехнулся внутри Малики кто-то кровожадный и… чужой.

…Когда несостоявшийся убийца со стоном открыл глаза, ведьма уже ждала его. Полностью одетая, с головой, повязанной косынкой и с перетянутой куском полотна ладонью. В здоровой руке Малика держала кухонный нож. Так, на всякий случай.

У рыжих обычно серо-зеленые или голубые глаза. У парня оказались карие. Даже не так – цвета переспелой черешни, когда она, чудом задержавшись на черенке, начинает подсыхать.

Он медленно разлепил веки, откинул голову назад, при этом стукнувшись затылком о дерево. А потом в воздухе появился запах панического страха.