Читаем без скачивания Шотландец в Америке - Патриция Поттер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты же актриса, — напомнила себе Габриэль. — Играй роль. Играй самую важную роль в своей жизни».
Габриэль выпрямилась и решительно вздернула подбородок. Она отомстит за смерть отца, но — немного погодя. Она мысленно попросила у отцовской тени прощения, зная, что он бы ее понял и простил: сейчас нет ничего важнее безопасности Дрю Камерона, ее возлюбленного.
Она смотрела, как продавец волочит к двери три больших мешка с овсом. Подхватив четвертый мешок, она выглянула на улицу. Стрелок Киллиан скрылся — наверное, отправился в салун отпраздновать еще одну смерть. Габриэль вздрогнула, как в ознобе, несмотря на жаркое полуденное солнце.
— Тебе худо, что ли? — спросил продавец. — Ты, часом, не болен? — и отошел на пару шагов — на всякий случай.
От необходимости отвечать ее избавил стук колес катящегося по пыльной дороге хозяйственного фургона. Габриэль замерла в страхе: вдруг откуда-нибудь из салуна прямо сейчас появится Киллиан? Она рассказывала Дрю о шляпе с серебристой лентой, а в этих местах такое дорогое украшение — редкость.
Дрю остановил фургон и соскочил на землю. Глянув на ее лицо, он вопросительно приподнял бровь, однако ничего не сказал. Дрю вошел с продавцом в лавку, чтобы расплатиться. Габриэль хотела втащить мешок с овсом в фургон — надо было как можно скорее уезжать отсюда, — но не смогла даже его поднять. К счастью, в это время подошел Дрю, легко взял мешок из ее рук и поставил его в фургон. Так же легко он закинул оставшиеся три мешка, сел на козлы рядом с Габриэль и щелкнул вожжами. Габриэль старалась не смотреть на него, однако чувствовала на себе его взгляд так же остро, как до этого взгляд стрелка.
«Ты же актриса», — напомнила она себе, но все-таки жалела, что и впрямь не больна. Могла бы, по крайней мере, избежать возможных вопросов. Дрю развернул фургон и направился к востоку. Что ж, поездка в Колдуэлл оказалась очень короткой… Зато обратный путь теперь представлялся Габриэль бесконечно долгим.
20.
Прислонившись к дереву, Дрю слушал, как Габриэль поет трогательную балладу времен Гражданской войны.
Он окинул взглядом восхищенные лица погонщиков. Керби уговорил Габриэль устроить им развлечение, и она охотно согласилась, хотя у нее было немало более важных дел. Дрю вообще замечал, что после поездки в Колдуэлл она всецело погрузилась в стряпню, заботы о Малыше и других своих подопечных — и работала как одержимая, словно каждая минута могла оказаться последней в ее жизни. Единственное, на что у Габриэль никак не хватало времени, — хоть немного побыть с ним наедине. Она избегала Дрю как чуму. Да, было во всем этом что-то странное. Что-то Габриэль явно тревожило, однако она не хотела обсуждать с ним причину своей тревоги. Опять эти тайны, черт бы их побрал, и опять между ними возникла преграда!
Дрю вспомнил, как напряженно и даже как-то отчужденно вела себя Габриэль с ним, когда они возвращались из Колдуэлла. С тех пор он все время гадал, что могло произойти в городе, что так подействовало на нее. Он же ни на минуту не упускал ее из виду… не считая десяти-пятнадцати минут, когда девушка ушла в фуражную лавку. Сам он в это время расспрашивал бакалейщика, нет ли в городе чужаков — но это была бессмысленная затея. В Колдуэлле всегда были чужаки — игроки, погонщики, проезжавшие через город. Главное же, Дрю специально задержался в лавке, чтобы сделать еще одну, особую, покупку. Он потом спрятал сверток в хозяйственном фургоне между мешками с овсом. Покупка и поныне там лежала. Подарок Габриэль, черт побери, но до сих пор Дрю его не сделал — а все потому, что девчонка его избегает. То ли она опять ему в чем-то солгала, то ли о чем-то умалчивает.
Погонщики заулыбались, когда Габриэль начала «Желтую розу Техаса». Малыш, которого держал на руках Хэнк, захныкал, и Верный лег поближе, не сводя с него внимательного взгляда. Дрю заметил, что Габриэль старательно отводит от него взгляд. Проклятье, а ведь они только-только начали доверять друг другу. Неужели это доверие, думал Дрю с горечью, существовало лишь в его воображении?
Габриэль закончила песню под восторженные аплодисменты.
— А ты что же, шотландец? — спросил Хэнк. — У тебя ведь тоже есть любимые песни.
Дрю пожал плечами и отошел от костра. Надо немного поспать. Сегодня ночью он в дозоре.
— Дрю! — окликнула его Габриель. Он обернулся.
— Я знаю несколько английских песенок. Хочешь послушать?
— Но я шотландец, — резко ответил он, — и не слишком жалую все английское.
Дрю увидел, как удивились слушатели. Он так редко огрызался… да, черт возьми, он никогда ни на кого не огрызался, что бы ему ни наговорили.
Он услышал, как Дэмиен спросил у Габриэль;
— Ты знаешь песенку «Лорена»?
Она улыбнулась племяннику Керби и кивнула. Улыбка была простой любезностью, но Дрю захотелось ударить Дэмиена. Однако он пошел прочь, а за спиной в тишине ночи вновь разносились звуки сильного женского контральто. Наверное, лучше сразу отправиться в дозор. Он подошел к коновязи, и молодой конь в знак приветствия ткнулся мордой ему в руку и жарко задышал в лицо. Да, лошадь его любит, но от этой мысли Дрю стало еще тяжелее. Отец когда-то убил его первую лошадь. «Это тебе урок, — сказал он, — чтобы никогда не привязывался к животному». И с тех пор Дрю никогда подолгу не держал одну и ту же лошадь. Он больше не хотел испытать еще раз такое горе.
Однако сейчас в нем кипели желания, которым он раньше не давал ходу. Они беспокоили его, не давали житья. Впервые в жизни ему захотелось любить, захотелось в ком-то нуждаться и быть кому-то нужным. И ему показалось, что он нашел такого человека.
Черт бы подрал эту Габриэль.
Дрю оседлал коня, поймав себя на том, что мысленно осыпает его не слишком лестными эпитетами. Все же он должен был признать, что проклятое животное превосходно. Надо бы спросить у Керби, не продаст ли он ему эту лошадь. Медленно отведя ее от стада — любое резкое движение могло обеспокоить коров и вызвать среди них панику, — он пришпорил лошадь, сразу пустив ее легкой рысцой. Через несколько недель они будут в Абилене, и его великое приключение окончится. Надо будет принять некое важное решение — как жить дальше. Будет ли Дрю Камерон по-прежнему вечным странником или все же заживет достойной жизнью.
Только независимо от того, будет ли он странствовать или пустит корни, останется картежником или превратится в ранчмена, — он уже никогда не сможет жить без Габриэль.* * * Габриэль смотрела на спящего Малыша. Длинные ресницы осеняли пухлые щечки, в одной руке он сжимал куколку, которую она сделала ему из мешочка от кофе, другая ладошка зарылась в пушистой шерсти Верного, который с довольным видом лежал возле младенца. Оба — и дитя, и собака — были предназначены друг для друга самой судьбой, их пути скрестились после трагической утраты. Наверное, и они с Дрю вот так же предназначены друг другу. Во всяком случае, она так думала несколько дней назад. А теперь снова ни в чем не была уверена. Дрю смотрел на нее ледяным взглядом. Нет, он не поймет, почему Габриэль снова солгала ему или, вернее, скрыла от него правду. У него был свой собственный кодекс чести, и Габриэль это нравилось, хотя она и нарушала постоянно его незыблемые правила.