Читаем без скачивания Мертвая фамилия (сборник) - Алексей Макеев

Егорычев отрицательно покачал головой. Странно было видеть этого сильного, некогда уверенного в себе человека в состоянии если и не подавленности, то глубокого потрясения и угрюмой задумчивости. Конечно, он не ожидал от своих удара в спину. Точнее, в ухо!

Уголовника увели. Майор Портнов ушел по делам. Гуров с местным оперативником и Олегом отправились побеседовать с людьми из камеры, в которой сидел Егорычев.

– Я бы посоветовал поговорить с теми, кто разнимал, фактически спас Егорычева, – предложил опер. – С уголовниками, мне кажется, беседовать сейчас бесполезно.

– А мы и не будем с ними общаться. Кто там самый авторитетный, за камерой смотрит?

– Боря Самарский. – Опер даже сплюнул и заявил: – Жаба подлая. Ему даже свои не верят.

Камера для допросов пахла моющими средствами. Выяснилось, что совсем недавно там учинил буйство один из подследственных. Его пришлось усмирять, но он успел разбить себе лицо о каменный пол.

Такого рода выходки были Гурову знакомы. Уголовники пытались показать себя невменяемыми, протянуть время со всякими экспертизами и обследованиями. Иногда таким вот образом они пытались доказать, что их били, пытали, выколачивали показания. Опять тянется время, проводятся экспертизы, всякие проверки. Иногда братки так просто «развлекаются». Надо доказать своим дружкам, что ты не лыком шит, можешь насолить ментам, не сдался, не стал давать показания, а остался верен воровскому братству.

Первым в камеру привели некоего Кожевникова. Крепкий широкоплечий мужик с волосатой грудью угрюмо обвел взглядом присутствующих, тихо сказал «здрасте» и уселся на стул, который по его габаритам был маловат. Ему было где-то лет сорок пять. Он угодил под следствие по факту нанесения тяжких телесных повреждений. Если попросту, то пьяные мужики подрались на чужой свадьбе. Этот здоровяк двоих покалечил. Раскаивался ли он? Наверное, не мог гарантировать, что снова не поломает кого-нибудь, если ему в рот попадет хоть капля алкоголя.

– Кожевников, расскажите, что случилось этой ночью, – заявил Гуров.

– Так я рассказывал уже, – с готовностью ответил мужчина и гулко хлопнул себя по колену широченной ладонью.

– А вы еще раз расскажите, – сказал Лев Иванович и прищурился. – Надо же понять, что произошло. То ли вы сами кинулись душить сокамерника, то ли… – Полковник сделал паузу, стараясь, чтобы многозначительность ситуации дошла до этого бугая.

– Ну, здрасте! – возмутился мужчина. – Вот и возьми вас за рупь двадцать. То я вроде как герой, спас человека, то в преступники попал.

– Так расскажите, – напомнил Гуров.

– Ну, сплю. Тихо. Камера у нас вообще-то спокойная, не шебутная, как, скажем, справа. Там каждый день свары какие-то. И чего-то во рту у меня пересохло, видать, на спине лежал долго. Я, значит, глаза открываю, думаю спросонок, идти надо водички хлебнуть или так переможется, а тут возня снизу, справа от меня. Главное, чувствую, что жестоко так возятся, с хрипом, как душат кого. Я вскинулся, голову поднял и сразу все понял.

– Вот отсюда поподробнее, – подсказал Гуров.

– А чего подробнее-то? Один, значит, на ногах его лежит…

– Чьих ногах? – перебил оперативник.

– Ну, этого, которого потом… – Кожевников задумался. – Черт, да как же его?.. Да, Горей все звали, чернявый такой, худощавый. Зуб у него еще отколот вот тут, в углу рта. – Мужчина отодвинул пальцем губу и показал, где именно. – Один, значит, ноги ему держит, навалился всем телом, а второй на его груди лежит, и борьба там у них. То ли душит, то ли что еще. Короче, возятся, руками друг друга хватают и хрипят. Я взбеленился. Не по-мужски это. Чего втихаря-то душить? Есть у тебя злоба к человеку, так ты выйди, поставь его перед собой да и врежь ему по сопатке!

Гуров с оперативником переглянулись. Хорошо рассуждать, когда у тебя такие габариты. Ты любого перед собой поставишь и по сопатке съездишь.

– Я, значит, соскочил со шконки, одного за ногу стащил, другого – за химок. Тут еще Сашок, который рядом, справа от них спал, тоже вскочил. Кажись, одного долбанул. Он вообще нервный, когда не выспится, может и сапогом кинуть, если кто отдыхать мешает. А тут под боком такая буза. Когда мы этих растащили, тут все повскакивали. Не поймешь, кто кого приходует. Коридорные вбежали, развели кого куда. Меня да Сашку сначала в карцер. Штрафной блок называется. Потом выяснили, вернули назад. Из блатных кое-кого забрали.

– Вы узнали тех людей, которые напали на Горю?

– Да мы с ними, с блатными-то, не очень общались. Они как-то сами по себе, мы – сами по себе. Я вот товарищу… гражданину начальнику рассказывал. – Кожевников кивнул на оперативника. – Под запись, значит, обрисовал обоих.

– Хорошо, почитаем, – кивнул Гуров. – Вы скажите, Кожевников, а подготовки никакой вы с вчера к этому нападению не заметили? Или, может, между ними ссора какая-то была? У кого-то из участников этого нападения сложились неприязненные отношения с Егорычевым?

– Нет, – уверенно ответил Кожевников. – Даже разговора не было. Он, Горя этот, как появился в нашей камере в первый раз, так сразу к толстому, который вроде пахан у них. Побалакали они, а потом на нижнюю кровать он определился. Пацана одного из своих блатные загнали наверх. Вроде как в наказание. Потом все мирно было несколько дней, а тут на тебе!

Кожевникова увели. Следующий подследственный, тот самый Сашка, который вторым вмешался в драку, описывал все гораздо эмоциональнее. Правда, он не стал никого опознавать. Твердил, что навтыкал всем, кто это затеял, а там разберись, кто где был. Гуров понял, что Сашка хитрит, расспрашивать его об атмосфере в камере совсем уж бесполезно.

Третьим привели авторитетного вора Борю Самарского. Он был не столько толстым, сколько обрюзгшим. Одежда и кожа висели на нем неопрятными складками. Маленькие колючие глазки бегали по лицам полицейских. Пальцы перебирали, теребили бегунок замка-«молнии» на спортивном костюме.

– Боря Самарский? – задумчиво произнес Гуров, разглядывая уголовника. – Кажется, помню я тебя. Было это лет десять назад. Тогда ты был немного порумянее и жизнерадостнее.

– Годы не те, начальник, – высоким голосом ответил Боря. – Ничего не поделаешь. Все мы стареем, тяжелеем.

– Да, – кивнул Гуров. – Годы нас не молодят. А ты, значит, в этой камере порядок наблюдал. Сам взялся или общество тебя назначило?

– Я, гражданин начальник, человек маленький. Правда, кое-каким уважением пользуюсь, верят мне люди. Мне оно и не накладно. Но только не надо на меня глядеть так, как будто я всех на коротком поводке держу. Люди сами по себе живут.

– Так ведь беспредел случился, Боря! – удивился Гуров. – Как же так? И не сявку какую решили порешить, а человека с двумя ходками за плечами. Ты ведь его с уважением в камеру принимал.

– А что я про него знаю? – Боря дернул жирным плечом, отчего по всему его телу пошла волна, даже двойной подбородок колыхнулся. – Может, он и не Горя вовсе, а только так назвался? А что они там ночью не поделили, я и знать не знаю. Может, этот Горя решил к кому-то под одеяло пристроиться? Вдруг он озабоченный? Вот люди и обиделись. Тут меня винить не надо. До Гори в камере спокойно было. Даже мужиков не обижали.

– Боря, а ведь дело серьезное, – заявил Гуров и хмыкнул. – Заказ на Горю пришел с воли. Без твоего плевка никто не стал бы в камере ничего подобного устраивать. Да и гвоздик нашелся. Только вот кто-то успел его сбросить. Большой хвост, Боря, тянется за этим делом, в которое ты ввязался. Как бы у тебя неприятностей не было.

– Не надо, гражданин начальник! – резко проговорил Боря. – Базара не будет. Если виноват в чем, так казните, а если нет вины, то отведите назад в камеру. А подозрения свои при себе оставьте.

– Значит, толковой беседы у нас не получится? Жаль, могли бы договориться. – Гуров покачал головой, разглядывая дряблое тело уголовника. – Ну да ладно, тебе решать. Только учти, если всплывет твое участие, то получишь ты от меня благословение на всю катушку, Боря, вспомнишь, что я задавал тебе вопросы и ждал ответов.

– Чего это ты, начальник? – насторожился уголовник. – Ты меня не прессуй. У нас свои правила, у вас свои. Ты сначала покажи товар лицом, объясни, что к стенке припер, потом уже ставь условия. А так-то что?..

– Ладно, – заявил Гуров. – Я обязательно учту твои пожелания! И к стенке припру, и условия поставлю. А пока иди, думай. Поразмысли о том, что полковник Гуров предложениями не разбрасывается.

– Гуров? Важняк из МУРа?

– Отстал ты от жизни, Боря. Пока ты мотал срок в Якутии, я перешел на работу в Главное управление уголовного розыска. Усек, чем это тебе грозит? Раньше ты из Москвы сдернул и мог думать, что я тебя не достану. А теперь вся страна – моя епархия.

– Ты это, не спеши больно-то. Спешка она, знаешь, до добра не доводит. – Уголовник покосился на прапорщика внутренней службы, вошедшего в комнату, и тяжело поднялся со стула.