Читаем без скачивания Безумный корабль - Робин Хобб

Вот так-то. А пока…

Лишь двое старых советников сатрапа пытались удержать его дома. Остальные подобострастно кивали, признавая, впрочем, что для правящего сатрапа это и в самом деле был шаг небывалый. А впрочем, говорили они, государь волен поступать так, как считает нужным. Что характерно, сопровождать его по доброй воле не вызвался ни один, а те, кому он напрямую приказал ехать, сделали это весьма неохотно. Прочие завалили Касго подарками в дорогу и принялись чуть ли не подталкивать его к корабельному трапу… А молодой государь, словно пораженный слепотой, продолжал упрямо не замечать грозных признаков заговора! И даже третьего дня, когда Серилла осмелилась заговорить с ним о своих подозрениях и тревогах, Касго сперва высмеял ее, потом всерьез прогневался. «Ты сама желала бы сыграть на моих страхах! – кричал он на нее. – Тебе ведь отлично известно, в каком плачевном состоянии пребывают мои нервы! Ты хочешь вконец расстроить меня своими дурацкими разговорами, разрушить мое здоровье, и без того донельзя хрупкое! Повелеваю: умолкни! Отправляйся в свою каюту и не смей показываться, пока я тебя не позову!»

У нее до сих пор краска приливала к щекам, стоило только вспомнить, как униженно пришлось ей повиноваться ему. Ее проводили, а вернее, отвели в каюту двое гнусно ухмылявшихся калсидийцев. Ни один к ней не притронулся, но, пока шли, они вовсю обсуждали ее телесные достоинства. И помогали себе очень красноречивыми жестами. Оказавшись внутри, Серилла первым долгом вдвинула в ушки хилый дверной запор. Потом подтащила к двери каюты дорожный сундук… Касго вызвал ее целые сутки спустя. Когда же она предстала перед ним, первым делом осведомился, усвоила ли она урок. Он ждал ее ответа, уперев кулаки в бедра, скалясь в ухмылке… Он никогда не отважился бы так вести себя с ней, будь они по-прежнему дома, в столице. Что ж… Она смиренно потупилась перед ним и ответила: «Да, усвоила, господин мой». Внутри у нее все кипело, но ей показалось, что так будет мудрей.

О да! Она хорошо усвоила преподанный ей урок. Теперь она знала, что он отринул последние крохи вежливости и достоинства. Прежде беспутство было для него всего лишь забавной игрой. Но игра зашла слишком далеко, и теперь он попросту распадался… Вот тогда-то она и решила вернуть себе свободу, как только представится хоть маломальская возможность сбежать. Она ничем не была обязана этому юному ничтожеству. Лишь верность сатрапии, которую она собиралась нарушить, тревожила ее совесть. «Я всего лишь женщина, – говорила она себе. – Одинокая женщина. Могу ли я всерьез надеяться хоть что-нибудь предпринять, чтобы остановить это разложение?…»

Касго же с того самого дня наблюдал за ней, как кот за мышкой, ожидая, не вздумает ли она бросить ему вызов. До сих пор у нее хватало изворотливости всячески избегать противостояний, но при этом и пятки ему не лизать. Она была неизменно вежлива и немногословна. Да и на глаза ему попадаться старалась как можно меньше.

Сегодня, когда он вызвал ее «посоветоваться», она со страхом предчувствовала, что дело вполне может кончиться непримиримым столкновением характеров. И теперь молилась Небесам, призывая благословить ненасытную ревность Кикки, ибо стоило Серилле войти в покои сатрапа, как та буквально полезла из кожи вон, дабы Касго занимался исключительно ею. Во всех отношениях. И великолепно в том преуспела. Касго пребывал в полнейшем бесчувствии.

Кикки не обременяли ни малейшие предрассудки стыдливости. Она сделалась Сердечной Подругой благодаря доскональному знанию калсидийского языка и обычаев. И теперь Серилле было ясно, что девушка полностью приняла культуру этой страны. В Калсиде женщина могла достичь власти токмо и единственно руками мужчины, которого ей удалось к себе привязать. И вот сегодня вечером Кикки показала, что пойдет абсолютно на все, лишь бы только удержать внимание Касго. «Какая жалость, – думала Серилла, – девочка не понимает, что в действительности ее поведение – вернейший способ совсем потерять Касго. Очень скоро он бросит ее, как надоевшую куклу. Что ж, будем надеяться, что ее проделки займут его хотя бы до прихода в Удачный…»

Серилла как раз смотрела на них, когда сатрап приоткрыл один глаз, мутный и красный. Она не отвела взгляда. Она весьма сомневалась, что он вообще заметил ее присутствие.

Но он заметил.

И приказал:

– Подойди!

Она ступила на толстый ковер, старательно обходя раскиданную одежду и блюда с объедками. И остановилась на расстоянии шага от его ложа.

– Государь желал посоветоваться со мной? – спросила она по всей форме.

– Подойди! – повторил он капризно. И указал пальцем на участок ковра непосредственно рядом с диваном.

Но пройти этот последний шаг было попросту выше ее сил. Она не могла переступить через свою гордость.

– Зачем? – спросила она.

– Потому что я – сатрап! И я приказываю тебе! – рявкнул он, мгновенно разъяряясь. – Какие тебе еще причины нужны?

Он отпихнул Кикки и сел. Та лишь застонала и откатилась в сторонку.

– Я не служанка тебе, – ровным голосом заметила Серилла. – Я – Сердечная Подруга. – Она выпрямилась как только могла и нараспев прочитала: – «…дабы уберечь его разум от влияния льстивых женщин, а тщеславие – от подхалимов, стремящихся лишь к собственной выгоде, пусть он избирает себе Сердечных Подруг и сажает их рядом с собою. Пусть он не сочтет себя выше их, а их – ниже себя и позволит им открыто высказывать все, что велит их мудрость, давая советы сатрапу в тех областях, в которой каждая из них наиболее просвещена. Пусть у него не будет среди них любимиц. Пусть не избирает он их, соблазняясь внешностью или дружелюбием. Подруги же пусть не восхваляют его и не склоняются покорно к его мнению из страха возразить государю, но, ничем не смущаясь, пусть неизменно подают ему честный совет. Пусть Подруга…»

– Пусть Подруга заткнется!!! – заорал Касго. И громко захохотал, восхищаясь собственным остроумием.

Серилла замолчала, хотя и не потому, что он ей так приказал. И с места, где стояла, не сошла ни на йоту.

Некоторое время он молча смотрел на нее, и странные насмешливые искры разгорались в его глазах.

– Глупая женщина, – проговорил он затем. – Как высоко ты ставишь себя. Как крепко ты веришь, будто два-три кем-то придуманных слова вправду могут тебя уберечь… Сердечная Подруга! – передразнил он. – Титул, подходящий для женщины, которая боится быть женщиной! – И он облокотился на тело Кикки, как на подушку. – Надо бы тебя от этого излечить… К примеру, отдать тебя матросам. Задумывалась ты об этом, а?… Наш капитан – калсидиец. Он не осудит меня, если я прогоню от себя женщину, которая мне наскучила. – Касго помолчал. – Может, он сам первый побалуется с тобой. А потом пустит по кругу…

У Сериллы пересохло во рту, а язык прилип к небу. Он был вполне способен на подобный поступок. Вернее сказать – стал способен… До возвращения в Джамелию пройдут еще, наверное, месяцы. И кто спросит у него отчета о том, что с нею сталось? Да никто. И никто здесь, на борту, за нее не заступится. Ни одного из вельмож, готового проявить хоть какую-то стойкость, сатрап с собой в плавание не взял. А те, что были здесь с ним, пожалуй, еще и скажут, что она сама навлекла на себя эту участь…

Она со всей ясностью увидела, что выбора у нее не было. Если хоть раз поддаться ему, ее дальнейшее унижение не будет ведать границ. Если он поймет, до какой степени испугала ее его угроза, он так и будет пользоваться ею…

И это значило, что ей оставалось единственное. Открытое неповиновение.

– Давай, – произнесла она холодно и спокойно. – Сделай это.

Она вскинула голову и скрестила на груди руки. Сердце бешено колотилось. «А ведь он может. И пожалуй, сделает…» Если так, то в живых ей не остаться. Команда многочисленна. И состоит из здоровенных грубых матросов. Кое-кто из служанок уже побывал в их руках – она видела этих девушек, еле державшихся на ногах, с лицами, разукрашенными синяками… Никакие сплетни пока не достигали ее ушей, но она и без сплетен все видела. И знала, что калсидийцы считали женщин чем-то вроде скота…

Как она молилась в этот миг, чтобы Касго пошел на попятную!…

– А вот и сделаю! – сказал он. Кое-как поднялся. И нетвердой походкой направился к двери.

У нее предательски задрожали колени. Она что было мочи сжала зубы, чтобы губы не посмели задрожать. Итак, она сделала ход… и проиграла игру. «О Са, спаси и сохрани…» – взмолилась она в отчаянии. От страха ей хотелось завыть. Почувствовав, что вот-вот потеряет сознание, она быстро заморгала, стараясь разогнать тени, сгустившиеся по краю зрения. «Нет. Он блефует. Сейчас он остановится. Он не посмеет зайти слишком далеко…»

Сатрап и вправду остановился. Он пошатывался, но она не могла с определенностью сказать, испытывал ли он нерешительность или просто был нетверд на ногах.