Читаем без скачивания Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий

Литература для Вас — и способ мыслить, и возможность поделиться наболевшим?

Алексей. Россия — 06.03.99

Литература — это способ самовыражения, в самом широком смысле этого слова.

Мне кажется, что большинство писателей нарочно оставляют лакуны-ловушки в своих произведениях. Ведь это очень действенный способ заставить читателя задуматься и вернуться к книге еще и еще раз! Кроме того, в жизни столько неразрешимых вопросов, а хорошая литература всегда — часть жизни.

Елена. Санкт-Петербург, Россия — 13.03.01

За «большинство писателей» ручаться не берусь, но вот АБС оставляли «лакуны» в своих произведениях частенько и вполне сознательно. И именно с той целью, о которой Вы пишете.

Один из вопрошающих в гостевой книге сказал вот такое: «у мастеров не бывает незначительных мелочей», имея в виду, видимо, мелочи незначащие. Мне кажется, что братья Стругацкие оказались именно такими мастерами, в произведениях которых есть такие «мелочи» (а может, и «крупночи» даже), которые не имеют отношения к сюжетной линии, а созданы для чего-то совсем другого.

Антон Благовещенский. Киев, Украина — 20.07.02

Да, разумеется, таких «мелочей» у нас много. Мы называли это «полезной избыточностью информации». Невозможно, да и не нужно, создавать текст, работающий ТОЛЬКО на идею (сюжет, фабулу). Обязательно должны присутствовать люди, действия, предметы, высказывания, никакого отношения к «стреле сюжета» не имеющие. Иначе текст потеряет правдоподобность, достоверность, — как это и бывает частенько даже у крупных мастеров, скажем, детектива: реальный мир в их повестях исчезает, остается голый скелет событий, и это (меня, например) раздражает и разочаровывает.

Заметил, что во многих Ваших книгах остаются недописанные сюжетные линии. Говорит это о том, что у Вас не было сил и времени доводить книги до полной цельности, или это был эстетический выбор о том, что «не каждое ружье должно выстрелить»?

Николай Никифоров. Петербург, Россия — 29.06.03

Подавляющее большинство неоконченных сюжетов и «незавязанных узелков» вводилось авторами совершенно сознательно. Таким образом тексту придается некоторая дополнительная объемность, у читателя остается ощущение мира более широкого, как бы распространяющегося за пределы того, с чем он (читатель) ознакомился.

Несколько раз встречал отрицательную реакцию на ваши книги, вызванную их «незаконченностью». Основной аргумент — «Они сами не знают, что хотели сказать». Я с такой точкой зрения не согласен, мне кажется, что все было написано с определенным замыслом. Так как же оно было? Были ли прецеденты, когда сюжет был настолько запутан, что проще было «напустить дыму», чем сказать что-то конкретное?

srkk. Новосибирск, Россия — 27.09.03

Нет, конечно. Как правило, а точнее, — всегда, авторы точно знали, что будет сразу после слова «конец». На самом деле это очень распространенный художественный прием. Называется: открытая концовка. Мы очень этот прием любили, потому что он элегантен и эффектен, во-первых, и позволяет обойтись без длинных и нудных объяснений, во-вторых.

Использовали ли Вы при написании книги разработки советских и (или) зарубежных экономистов, социологов, психологов или руководствовались исключительно своим жизненным опытом и знанием людской психологии?

Nik. Россия — 23.07.98

Все писалось «из головы». Все, описанное в ГО, и раньше (в середине 70-х) казалось нам, и сейчас кажется совершенно очевидным и не требующим никаких специальных социологических или психологических изысканий.

Мой друг, пишущий стихи, категорически отказывался читать чужие. Он считал, что чужие «идеи и рифмы» могут сбить его с «пути истинного». А вы читали фантастику во время работы над новой книгой? Мешали ли они вам?

Неустроев Виталий. Ижевск, Россия — 01.10.98

Конечно, да, читали. И не только фантастику. Хорошие книги помешать писательской работе не могут. Но и помочь, честно говоря, тоже.

Во многих Ваших произведениях слово «Учитель» пишется (или подразумевается) с заглавной буквы. А кого Вы считаете своими учителями (не только в литературе, но и вообще в жизни)?

Александр Рождественский. Ковдор, Россия — 15.01.99

Я не могу назвать Вам одного имени или даже нескольких имен. Наверное, я учился у всех умных людей, с которыми доводилось мне встретиться, а таких было немало — больше, чем дураков, что само по себе замечательно. В литературе же: Уэллс научил нас понимать, что такое фантастика; у Хемингуэя мы учились искусству лаконичности и подтекста; у Алексея Толстого — русскому языку (Булгаков был тогда для нас, к сожалению, тайна за семью печатями).

Я сам немного пишу. Хобби, которое, надеюсь, перерастет в нечто большее. Но стоит прочесть какую-нибудь стоящую книгу, действительно стоящую, как, например, Сэлинджера, Набокова, и думаешь — господи, чем ты вообще занимаешься, а главное, зачем, когда ты точно знаешь, что у тебя никогда не получится ничего подобного!!!!! Скажите, а у вас, в самом начале, когда вы только начинали писать, были подобные ощущения? А если были, как вы боролись с этим?

Антон. Питер, Россия — 06.12.00

Такое со мной бывало, и бывало неоднократно! Ничего страшного. Так или иначе приступ самобичевания проходит, и ты снова начинаешь понимать, что ты, конечно, не из лучших, до Сэлинджера тебе далеко, но зато как много на свете бедолаг, которые пишут заметно хуже тебя!.. Вот Иванов, например. Или, скажем, Петров… Не говоря уж о бедняге Сидорове. Так в этих приятных размышлениях и успокаиваешься. Успокаиваешь себя.

Чтобы написать книгу, надо читать много другой литературы? Читали ли Вы перед тем, как начать писать?

Андрей П. Падерборн, Германия — 22.06.01

Каждый писатель обязательно является читателем, причем, как правило, высококвалифицированным. Исключения, наверное, бывают, но они крайне редки. Во всяком случае, я таких не знаю.

Бывали ли Вы вдохновлены на создание какого-либо Вашего произведения уже существующим трудом другого автора?

Сергей Семенов. Москва, Россия — 27.12.01

Пожалуй, нет. Хотя влияние некоторых писателей «в целом» безусловно имело место, и очень сильное. Алексей Толстой, Хемингуэй, Уэллс — хотелось писать «как они». Особенно в первые несколько лет нашей работы.

Откуда Вы черпали свои идеи — в Ваших книгах столько интересных технических вещей (и не только технических, взять хотя бы социальное устройство, но об этом и так уже часто спрашивали)?

Дмитрий. Москва, Россия — 30.12.03

Научно-технические идеи черпали мы, как правило, из соответствующей литературы (большими любителями которой в те времена были оба). Кое-что выдумывали («изобретали») сами. Тогда это казалось нам очень интересным и увлекательным.

Случалось ли Вам при написании книг использовать идеи или материалы, предоставленные кем-нибудь из армии многочисленных поклонников творчества? Быть может, находились люди, которые ради литературы посвящали Вас в свои научные открытия и гипотезы?

Петров Владимир. Кольцово, Россия — 17.08.04

Нет, ничего подобного с нами не случалось. Из научной литературы — да, годную к литературному употреблению информацию получать приходилось. Но нечасто, да и, главным образом, в первые пять-семь лет работы.

Как Вы относитесь к людям, пишущим «под АБС»? И вообще это возможно, ведь сами АБС ни под кого не писали?

Сергей Алешкин. Москва, Россия — 18.03.05

АБС очень даже «писали под» — и под Алексея Толстого, и под Хемингуэя, и под Уэллса. «Писать под» — среди (молодых) писателей занятие самое что ни на есть распространенное. Тут главное — не увлекаться и в конце концов найти себя.

Однажды я пытался писать рассказы философско-фантастической тематики. Однако при их написании я столкнулся с небольшой проблемой, дело в том, что некоторые эпизоды и, в частности, темы споров моих героев несколько совпадали со Стругацкими. При этом я не осознавал, что создаю пре-цен-дент для плагиата, то есть я не понимал, что списываю. А обнаруживалось это лишь после повторного перепрочтения Стругацких. А с АБС никогда не случалось подобных казусов?

Игорь. Уфа, Россия — 15.01.00

Описываемое Вами явление хорошо известно любому литератору, особенно молодому, пока еще мало опытному. Иногда явление это называют «импритинг» — подсознательный перенос впечатлений с одного объекта на другой. У нас с этим было гораздо проще: нас было двое, и вероятность обнаружения такого «неосознанного списывания» была у нас значительно выше, чем у автора-одиночки. «Э! Э! — кричал кто-нибудь из нас — Это же Алексей Толстой. Помнишь у него…» И тем не менее, внимательные читатели до сих пор вылавливают в наших текстах огрехи такого рода. Увы.