Читаем без скачивания Переступая грань - Елена Катасонова

Промаявшись до восьми, не в силах уже выносить боль в висках и биение сердца, Таня дрожащей рукой набрала давно известный ей номер.

- Да-да?

Женский голос ответил изысканно-светски и немного сонно, разнеженно. Ошеломленная Таня, как обжегшись, бросила трубку. "Да что ж это я? прижала она руку к сердцу. - Наверное, просто ошиблась номером, не туда попала". Она посидела немного, с боязнью, как на врага, глядя на телефон. Потом посмотрела на руки - пальцы дрожали и были холодными, как неживые.

Второй раз Таня набирала номер очень медленно, четко, вращала диск, проговаривая про себя каждую цифру.

- Слушаю, - издевательски ответил тот же голос.

- Доброе утро, - помертвев, зачем-то сказала Таня. На том конце хмыкнули. - Позовите, пожалуйста, Женю.

- Он в ванной. - Неведомая женщина улыбалась. - Позвоните через десять минут.

Таня положила трубку, посидела, глядя на часики, ровно десять минут. Секундная стрелка, подрагивая, бодро скакала по мелким делениям. "Не звони больше, не надо! - предупреждающе стучало внутри. - Еще можно ничего не знать точно, убедить себя, что ошиблась..." Но разве в такие минуты слушаем мы голос разума?

- Але, Женя? - чужим, низким голосом сказала Таня.

- Танечка! - неестественно бурно обрадовался Женя и тут же встревожился. - Что-то случилось?

- Почему - случилось? - деревянно переспросила Таня.

- Так рано... - смущенно объяснил Женя.

- Я хотела спросить, нет ли у тебя кипятильника? - Будто не Таня, а кто-то другой говорил за нее. - На море он, знаешь, нужен.

- Конечно, есть! - с энтузиазмом воскликнул Женя. - Приду провожать принесу.

- А кто эта женщина - та, что сняла трубку? - без всякого перехода, так же, на одной ноте, спросила Таня.

У Жени упало сердце. Тишина в трубке сказала Тане больше всяких слов, но она еще на что-то надеялась.

- Какая женщина? - после мгновенной запинки зазвучал жалкий голос Жени. - Я здесь один. - Он отвечал каким-то блеющим, дребезжащим фальцетом. - Ты, наверное, не туда попала...

- Правда? Нет, правда? - Бурная радость волной хлынула в измученное сознание. Какое счастье! Но внезапное озарение перечеркнуло его. - Знаешь, я ведь звонила дважды, - проталкивая слова через сухое, как наждачная бумага, горло, с трудом проговорила Таня. - Попросила тебя, и мне велели позвонить через десять минут...

Как чуткий метроном, уловил Женя ее сомнения и тут же ими воспользовался.

- Понимаешь, - оживленно заговорил он (Надя все еще была в ванной), бывают очень странные совпадения. Просишь к телефону какого-нибудь Сергея Сергеевича, начинаешь с ним деловой разговор, и только через пять минут выясняется, что это совсем другой Сергей Сергеевич...

И даже не эти наговоренные им глупости, а та же фальшивая интонация уничтожила последние сомнения Тани.

- Женечка, не надо! - Рыдания вырвались внезапно и бурно. - Не надо унижать друг друга! Мы так много пережили вместе!

- Да, пережили, - промямлил совершенно раздавленный Женя. - Прости, я положу трубку. Мне что-то плохо...

"Он не может больше со мной говорить!" Таня, как змею, отшвырнула трубку, рыдая, рухнула на диван. А там, на другом конце Москвы, белый как мел Женя в отчаянии смотрел на розовую, благоухающую дезодорантом Надю, вышедшую из ванной. Ее влажные волосы блестели, губы улыбались, и вся она, сияющая, отмытая, в голубом халате, приближалась к нему победительницей.

Она нарочно задержалась в ванной, чтобы та, другая, обо всем спросила и во всем убедилась. "Ничо, переживет, - с усмешкой подумала Надя, глядя на мертвенно-белое лицо Жени. - А ты как думал? Сидеть на двух стульях? Ну уж нет, соколик, я тебе - не Лера". Но ненависть в его глазах погасила радость победы.

- Ты чего? - внезапно оробев, подошла к Жене Надя.

Она хотела ласково и прощающе потрепать Женю по волосам, но он отшатнулся, как от удара.

- Не трогай меня! - истерически закричал он. - Ты зачем?.. Почему?.. В чужом доме не снимают трубки!

- В чужом? - удивленно подняла брови Надя, и лицо ее, с этими высоко поднятыми бровями, стало вдруг глуповатым. - А разве мы друг другу чужие?

- Нет... Да... Теперь да, чужие! Это ты нарочно, нарочно...

- А как же, - неожиданно и спокойно согласилась Надя. - Ведь я понимаю: Лерочка наша все хворала, а ты - здоровый мужик. Кто осудит? Все правильно. Но теперь у тебя есть я, пора обрывать прежние связи. - Она уселась в кресло, положила, как всегда, ногу на ногу. - Ну, иди ко мне, улыбнулась Жене. - Рвать всегда трудно, я понимаю.

Женя, оцепенев, смотрел на эту лютую бабу, развалившуюся в его кресле, низводящую его любовь к Тане до уровня пошлой связи, простой физиологической потребности.

- Уходи, - сдавленно сказал он и, стараясь подавить в себе гнев и отчаяние, повторил тихо: - Уходи, пожалуйста. Я не могу тебя видеть.

"Батюшки, какие мы нежные", - усмехнулась про себя Надя.

- Уйду, уйду, не волнуйся.

"А здорово получилось с этим звонком!"

Надя поднялась с кресла, замедленными движениями, еще на что-то надеясь, стала снимать халат. Но Женя отвернулся, как только пальцы ее коснулись пуговиц. "Что ж, подождем: пусть побесится", - не веря в непоправимость случившегося, сказала себе Надя, натянула узкие брюки, надела итальянскую, цвета маренго, блузу, купленную на Пушкинской, в одном из самых дорогих бутиков, щелкнула замком элегантной сумочки, вынимая сиреневую губную помаду и пудреницу.

Она давала время одуматься, но проклятый Женька все так же стоял спиной. Хотелось подскочить к этому несносному дураку, дубасить кулаками упрямую, прямую спину, кричать, плакать, заставить наконец повернуться. Но умная Надя ничего такого не сделала, а сказала нарочито спокойно и буднично:

- Жду завтра в девять. Пора кое-что обсудить. Эти поборы, черт бы их побрал... Придется, как видно, поменять название: вроде новая фирма первый год без налогов.

- Я не приду, - глухо сказал Женя, и это было решением.

- Придешь, - уверенно протянула Надя, хотя внутри что-то екнуло. Пораскинешь мозгами и придешь, как миленький. - Хотелось добавить: "Куда ты денешься?" - но Надя вовремя прикусила язык.

Женя так и не повернулся, пока она не ушла, и бросился к телефону сразу, как только за Надей закрылась дверь.

- Ну, как ты там? - спросил обессиленно и безлично, не решаясь, не смея назвать Таню по имени.

В ответ послышался тихий плач.

- Зачем она сняла трубку? - сквозь слезы спросила Таня. Как будто это было самым главным!

Она плакала так обреченно и говорила совсем не о том, к чему был готов Женя.

- Она думала, что звонят с фирмы, - растерянно ответил он и в то же мгновение понял, что своим ответом признал существование той, другой.

- Вот как? - по-детски всхлипнула Таня. - Значит, ей уже звонят к тебе домой?

- Это совсем не то, что ты думаешь! - сбросив проклятое, непонятное оцепенение, стал защищаться Женя. - Мы просто вместе работаем.

- И поэтому она у тебя ночует? - вздохнула Таня.

"Нет, так ничего не выйдет", - понял Женя и попросил - робко, приниженно, умирая от жалости к Тане, ее беспомощным, детским слезам:

- Можно к тебе приехать?

Он обнимет ее и скажет, что любит. Он попросит простить и забыть. И не нужно будет ничего объяснять!

- Нет, что ты! - испуганно сказала Таня. - Мне так страшно...

- Почему страшно? - не понял Женя.

И она сказала нечто чудовищное, невозможное:

- Страшно видеть тебя.

- А кипятильник? - ухватился за соломинку Женя.

- У меня есть, - призналась Таня. - Наверное, я что-то чувствовала... Потому и позвонила.

- Танечка, - взмолился Женя, - не надо...

Но его больше не слушали.

- Знаешь, что это такое? - задумчиво, уже не плача, сказала Таня и ответила сама себе: - Это потрясение, шок. Придется его пережить.

- Танечка, не надо! - снова взмолился Женя. - Ведь мы любим друг друга? - с надеждой и страхом добавил он.

- Мне поможет брезгливость, - не ответив на самый главный вопрос, сказала Таня и повесила трубку.

"Нет, - покачал головой Женя, - так просто люди не расстаются. Она не понимает самого главного, единственного: мы любим друг друга. Все они, женщины, даже самые умные, не знают природу мужчины, и в этом общая наша беда..." Если бы кто-нибудь напомнил сейчас Жене его собственное решение, принятое на даче у Нади, он бы с негодованием от этого чудовищного решения отмахнулся. Он ходил по комнате и говорил с Таней. "Надо было сразу, как только умерла Лера, сделать предложение, - мелькнуло в гудящей, больной голове. - Да, но вертелась же эта Надя..." Женя сморщился, как от боли, и снова бросился к телефону.

Он звонил и звонил - домой, в поликлинику, в больницу, к Марине Петровне, - но так и не смог поймать Таню. "У меня только два дня, лихорадочно соображал он. - Откуда она поедет на море? Наверное, от мамы: ведь там ее дочка. Номер поезда я знаю, а вот номер вагона... Ничего, встану у самого первого, перехвачу. Но что можно сказать при Саше? Трудно... Да и времени, может, не будет. Значит, надо объясниться сейчас..."