Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст - Гай Юлий Орловский

Эльфийка испуганно съежилась, когда после леса я затащил ее в первый же попавшийся овраг. Лицо стало совсем несчастным, губы задрожали, а на длинных чудесных ресницах повисли крупные жемчужины слез.

Я сказал сварливо:

— И не мечтай, поняла?

Она пискнула:

— О чем?

— Знаешь, — огрызнулся я, — о чем. Уж картинки всякие смакуешь, жертва несчастная, посмотрите на нее!.. Нет уж, тебе предстоит нечто похуже и позабавнее.

Она вздрогнула и съежилась, глаза стали совсем как блюдца. Маленькая, худенькая, смотрит на меня снизу вверх, как зайчик даже не на волка, а на некого монстра, нависающего над нею всей громадной тушей.

— А–а… что будет?

— Мы забрались очень далеко, — сказал я. — Были в Морданте, хотя тебе это вряд ли что говорит, а теперь мы в Турнедо. Понятно, это говорит еще меньше. То есть с минусом. До Ламбертинии рукой подать, но все равно рука должна быть длиной в полтора королевства: половину Турнедо и целиком Шателлен… К счастью, не вдоль, а оба поперек, но все равно такие руки вряд ли отрастить сумею даже на усиленном питании… Ты не прислушивайся, это я сам с собой, люблю поговорить с умным человеком и потому такую чушь несу…

Глава 8

На самом деле выход только один: превратиться в дракона, взять ее в лапы и отнести в земли сэра Мидля, а там снова в человека. Эльфийка уписается от ужаса, но это ничего, я же на загривке ее понесу. Лишь бы не померла с перепугу. Нужно только предупредить, что превращусь в дракона…

Потом, правда, придется ее ловить по степи, чтобы ухватить лапами, но, думаю, поймаю. Даже если будет отстреливаться из ее игрушечного лука.

Да, самая верная идея…

Я вздохнул и сказал громко:

— Зайчик, ко мне!.. Бобик, ко мне!.. Ну, кто быстрее?

Эльфийка вздрогнула, быстро обернулась, глядя по сторонам дико расширенными глазами. Никого не обнаружив, снова начала с подозрением присматриваться ко мне.

Я сказал наставительно:

— Лапочка, я — крупный государственный деятель. Видишь, какой у меня рост и какие плечи? Можешь и бицепсы пощупать, чтобы убедиться, тебе разрешу… Бицепсы есть и на руках. А у государственного деятеля, особенно крупного, всегда много важных государственных тайн, так что не делай глазки, когда что–то не понимаешь. Медленно и постепенно будут открываться и тебе, поняла?

Она замедленно, но послушно кивнула.

— Да… если так у людей.

— Именно так, — подтвердил я. — Это вы там все бесхитростные, дети природы прям, а мы… сложные в общем. Что такое сложные, объяснять не буду, тебе еще нельзя, ты совсем маленькая.

Она надула губы, но возражать не стала. Возможно, почуяла провокацию, женщины спинным мозгом чуют то, что понять не в силах, а эльфы тоже в некотором смысле люди. Во всяком случае, эльфийки — точно.

После долгой паузы, когда я только лежал на спине и ее даже не укусил, она осмелела и спросила задиристо:

— Почему ты решил, что я еще маленькая?

— По бесстрашию, — ответил я честно. — И самопожертвованию. Взрослые уже знают, мир опасен. Даже твой брат знает… он ведь старше? Ну вот. А ты еще не знаешь. Доверилась даже мне, еще не предполагая, какое я чудовище.

Она опасливо отодвинулась, вся собралась в комок.

— Правда?

— Истинная, — подтвердил я. — Но тебя не обижу. Ты мне доверилась, тебя буду защищать. Всех других буду жрать, обижать и мучить. А тебя нет.

Она смотрела серьезно и пытливо, глаза чистые, искренние.

— А… зачем?

Я изумился:

— Как это зачем? Обижать и мучить — приятно! Ты бабочкам отрывала крылышки?

Она замотала головой:

— Никогда. А ты?

Вопрос прозвучал неожиданно, я вздохнул и развел руками.

— Вообще–то и я не отрывал. Ладно, это у людей называется шуточки. Не всегда они умные, да от шуток этого и не требуется.

Раздался далекий треск, что мгновенно оказался близко. Над оврагом пронесся ветер и повалил траву. Через секунду к нам спрыгнул Бобик, показал эльфийке зубы, а меня повалил и начал облизывать в полном восторге, что отыскал, что я его позвал, что мы снова вместе.

Над головой послышалось презрительно–обиженное фырканье. Арбогастр, стоя на краю оврага, свесил голову и рассматривает нас с любопытством. От его тела идет не пар, а поднимается сухой накаленный воздух, что так и струится мощным потоком, стадо ленивых орлов сможет парить, растопырив крылья.

Я протянул руку эльфийке:

— Пойдем. Это друзья.

Она сказала боязливо:

— Только оба такие страшные…

Бобик показал ей зубы и неожиданно лизнул в нос, едва не свалив, как изящную куклу. Она завизжала и упала, отмахиваясь обеими передними лапками.

Он отпихнул головой ее верхние конечности и снова лизнул мощно, так что она чихнула во весь голос. Бобик сел на задницу и начал ее рассматривать внимательно и с интересом.

Я подхватил ее за руку, эльфийка не успела и пикнуть, как я выдернул ее из оврага. Арбогастр подставил бок, я вскочил первым и легко вздернул к себе это ушастое существо, посадив впереди себя.

— Попадет тебе, — предупредил я, — когда мать узнает.

— Может, попадет, — согласилась она, — а может, и нет.

— Почему?

— Она больше любит Мухтаэля…

— Не ревнуй, — сказал я отечески. — Она и тебя любит. Но не выказывает, чтоб ты не задавалась. Ты же задавучая?

Он подумала, ответила серьезно и озадаченно:

— Вроде бы нет…

Я поднял капюшон, сделан непонятно из какого материала, но чувство такое, что ничем не продуть, а тепло в нем сохраняется прекрасно.

Она вздрогнула, когда я надвинул капюшон ей на голову.

— Зачем?

— Мы очень быстрые, — объяснил я. — Все трое. А ты?

— А я очень–очень быстрая, — заявила она независимо.

— Смотри, — пригрозил я, — у нас все проверяется быстро… Зайчик, вперед! Можно без песни.

Эльфийка повернула голову, чтобы посмотреть, где там большая ужасная собака, что чуть ее не съела. Зайчик сделал мощный рывок, я придержал ушастика, она вскрикнула, чувствуя, что голова едва не оторвалась.

Арбогастр начал стремительно набирать скорость, и встречный ветер превратился в ураган. В моих руках что–то протестующе попискивает, я навалился на это существо, закрывая от напора воздушной массы, сквозь которую ломимся, земля внизу превратилась в серо–зеленое нечто, по сторонам мелькают то лес, то быстро появляющиеся и так же мгновенно исчезающие гряды скал и холмов, под копытами то глухо гремит камень, то за спиной сплошной чавк, а в воздухе висит, растянувшись на милю, длинная дуга черной земли, выброшенной копытами.