Читаем без скачивания Дом дервиша - Йен Макдональд

— Ты будешь малость раскачиваться, когда мы станем тянуть вверх, пришлось закрепить, — говорит Мехмет. Тут появляется Бурак Озекмекчиб, он идет прогулочным шагом, засунув руки в карманы, и кивает Ахмету и Мехмету.

— Вижу, ты в полной боеготовности, цветочек, — говорит он, натягивая жилет.

— Секретность этого проекта на высоте, — хмыкает Айше, стоя на краю метровой дыры.

— Ох, госпожа Эркоч, что бы ты ни нашла на дне этой огроменной черной дыры, я хочу это увидеть, я хочу увидеть, как ты найдешь легенду, розочка моя.

Мехмет дергает за рукоятку. Айше поднимается и качается над дырой. Даже сейчас, когда солнце взошло высоко над куполами медресе, в этой темноте ничего не видно. Ахмет держит Айше и включает закрепленный на каске фонарь. Теперь она в состоянии полного покоя. Она сделает то, что нужно. Все предрешено. Лебедка заработала.

Начинает действовать сила Кориолиса,[121] и Айше, вращаясь вокруг своей оси, медленно опускается в темноту. Фонарик освещает огромное количество колонн. Ее опускают в большую подземную цистерну. Кинув вчера кольцо, Айше определенно слышала всплеск, но для верности она направляет вниз луч фонарика. Никаких следов воды, лишь каменный пол, идущий чуть под углом, с туннелем в полметра глубиной — это коллектор, который протянут с юга на север. Свет падает на ее кольцо, и оно поблескивает. Отлично. Бирюзу Тюльпановой эпохи трудно найти. Пыль танцует в луче света. Айше поднимает голову. Глаза ее привыкли к темноте, а потому открытый люк кажется ослепительно-белым кругом. Это лица? Рассеянный свет просачивается через ажурные крышки других люков, образуя каллиграфию в обратном порядке. Два метра до пола, один метр. Каблуки скребут о камень. Айше поднимает кольцо и надевает обратно на палец. Готова. Она отцепляет веревку и включает цептеп. Сигнал ловится, но еле-еле.

— Я внизу, остановите лебедку, — говорит она. — Я на глубине около десяти метров в огромной, метров двадцать на двадцать, цистерне, не похожей на римскую. Я бы сказала, что она одного возраста с мечетью. Понятия не имею, зачем она нужна… тут еще дренажная канава прямо в полу, может быть, предполагалось, что отсюда вода будет поступать в шадирван.[122] Колонны через каждые четыре метра. Я осматриваюсь, но нет и следов… Ох…

— Айше, ты в порядке? — кричит Бурак в телефон Мехмета. — Все нормально?

— Да, да. О да! Тут гроб. Определенно не мусульманский, а куда более древний. Может быть, ликийский… да, определенно ликийский. Я иду к нему. Подождите. Тут что-то на крышке.

Айше ощупывает крышку массивного каменного саркофага, направляя на него луч фонарика, чувствуя под пальцами сатиров и фавнов, вакхов и наяд, тени древних воинов и всадников, обнаженных атлетов, метателей дисков. Крышку охраняют с четырех углов львы и чувственное лицо богини в огненном ореоле. Ее губы запечатаны свинцом. Сам по себе этот гроб уже сокровище. Но сверху на нем есть еще один объект из другой эпохи, другой цивилизации и другой веры. Это каменная плита, которую выковыряли из пола и установили в центре гроба. Айше направляет на нее луч фонарика, который освещает пыльную барельефную тень куфической буквы. Фа.

Айше на пару минут садится на краешек дренажной канавы. Она устала и тяжело дышит, словно бы пробежала кросс. Восторг, страх, суеверный ужас, ликование, возбуждение, прилив энергии, ощущение великого научного открытия наплывали, словно волны, сталкиваясь друг с другом. Айше звонит наверх Бураку:

— Я нашла его, спускайтесь.

Теперь за дело берутся Ахмет и Мехмет. Они спускают в люк раздвижные лестницы и делают это быстро. Затем опускают кабели, лампы, электроинструменты, веревки и тросы. Ахмет подключает прожекторы, и цистерну заливает чистый свет XXI века в сумерках XVI века.

— Что у нас тут?

Айше смотрит на Мехмета:

— Хаджи Ферхат. Медовый кадавр из Искендеруна.

— Дамочка, наш гонорар только что вырос.

Ахмет садится на корточки и изучает саркофаг.

— Интересно, как они его сюда опустили, — говорит он.

— Интересно, как мы его поднимем, — говорит Мехмет.

— Мне все равно, — отвечает Айше. — Моя задача была найти Медового кадавра из Искендеруна. Я это сделала. А как его поднять — это уже проблема клиента. — Она набирает номер. Довольно долго никто не отвечает. — Акгюн? Это Айше Эркоч. Я наша ваш артефакт. Высылаю GPS-локацию, минус пятнадцать метров. Оплату приму наличкой или банковским переводом.

Кто-то спускается по лестнице. Это Барчин Яйла.

— Нашли?

Айше устало кивает в сторону каменной плиты у ее ног. Яйла бежит, поднимая клубы пыли, падает на колени и стукается лбом в благоговении. Айше смотрит на Мехмета. Эти здоровяки быстро двигаются для их размеров. Мехмет совершает борцовский захват, пока Ахмет ловко обыскивает карманы Барчина.

— Прости, братан. — Ахмет забирает пипетку, но Яйла борется, делает подножку, и Ахмет, потеряв равновесие, роняет стеклянный пузырек с кислотой. Айше давит его каблуком. Известняк шипит и пенится, вытравленный кислотой. Барчин Яйла скулит. Мехмет отпускает его.

— Барчин, я не могла позволить тебе это сделать.

Барчин садится, цепляясь за плиту с «Фа», как ребенок. Кислота нейтрализована.

— Я не собирался его использовать, как вы не понимаете? Найти букву — это лишь часть, а не целое. Целое — это увидеть узор. У меня есть только буквы. Это лишь начало работы. Вот крошечный камень с буквой размером с мою ладонью, а над нами — огромная мечеть, являющаяся небольшим фрагментом других букв размером с целый город. Малюсенькая буква и огромные буквы. Как мне их соотнести? Как одновременно охватить взглядом бесконечно малое и непостижимо большое? Но это — замысел Синана. Вот она, настоящая работа. Аллах велик!

— Меня всегда пугала эта кислота. — С каблука из-за кислоты слезла кожа. Металлическую набойку разъело. Айше решила, что не стоит делать резких движений.

— Вы же собираете предметы искусства, должны знать, что художники, рисующие миниатюры, в конце карьеры рисовали самые малюсенькие детали такими, что их вообще никто не увидит, и зачастую выкалывали себе глаза иглами. Слишком много красоты, но еще и слишком много увиденного. Они просто уставали смотреть. Темнота безопасна, тепла и удобна. Слепота — это дар. Но мне пока еще нужно видеть.

Теперь по лестнице спускается Бурак Озекмекчиб. Он смотрит на свет и резкие тени.

— Посмотрим, что тут у нас. — Бурак буквально пролетает последние три метра. — А ты собираешься открыть его, розочка моя?

Сломать свинцовую печать — процесс трудоемкий и медленный. Нужно опустить оборудование, завести генератор, а потом выровнять установку для бурения с точностью до миллиметра. Мехмет протягивает маски и очки.

— Ну, будет пар от свинца, — поясняет он. — И лазеры.

В луче лазера поблескивает пыль и металлические искры, Мехмет и Ахмет, ненормальные демонические фигуры в этих своих очках и респираторах, ведут луч миллиметр за миллиметром вдоль ободка печати, оплавляя свинец. Эта медленная работа оставляет время, чтобы триумфальное настроение Айше превратилось в сомнение. Что, если гроб пуст? Что, если это всего лишь ликийский гроб, который простоял здесь две тысячи лет, пока над ним построили свод и весь комплекс мечети Сюлеймание, десятки тысяч тонн кирпичной кладки? Это обломок исторического груза, который привлекал к себе легенды, в итоге одна история закручивалась за другой поверх массы мифов, пока все это не кристаллизовалось в популярную истину: Седьмая буква, могила хаджи Ферхата.

Луч гаснет. Мехмет и Ахмет снимают очки.

— Готово.

Новая фигура появляется на лестнице. Айше узнает ее по запаху. Хайдар Акгюн. На нем желтый светоотражающий жилет поверх сверкающего костюма из наноткани. Ботинки начищены до блеска.

— Вы очень вовремя, — говорит Айше, — мы как раз собираемся открыть его.

Айше пытается прочитать, что написано на лице Акгюна, когда тот проводит рукой по саркофагу. Удивление, благоговение, неверие. Почтение, смирение. Вот только гордости обладания она не видит. Его указательный палец исследует рот богини, запечатанный свинцом. Акгюн складывает пальцы, словно бы в молитве, и дотрагивается ими до своих губ.

— Это сокровище, — говорит он. — Настоящее сокровище. Вы нашли его. Поверить не могу. Это легенда.

Айше делает знак, и Ахмет с Мехметом аккуратно оттесняют Акгюна в сторону и засовывают лом в зазор между самим гробом и крышкой. Айше встает над ними, подняв руки, будто собирается дирижировать оркестром. Она делает взмах.

— Только аккуратно.

Лом приподнимает тяжелую каменную крышку на сантиметр, но этого достаточно, чтобы Мехмет и Ахмет зацепили подъемное устройство. Операция повторяется с другой стороны крышки. Все теперь на ногах, и по полу ползут их длинные тени. Тишина стоит мертвая. Ахмет передает пульт управления подъемным устройством Айше. Три кнопки: вверх, вниз и стоп. Она нажимает кнопку «вверх». Подъемник очень медленно отрывает крышку от гроба. В воздухе все еще пахнет металлической гарью, но Айше снимает респиратор. Она хочет вдохнуть этот запах. Крышка болтается в полуметре над гробом. Еще выше. В метре. Стоп. Пространство заполняет сладкий запах, древний, но при этом свежий. Запах меда.