Читаем без скачивания Мифы и легенды народов мира. Том 8. Древняя Индия - Александр Немировский

Гимны «Ригведы», созданные разными певцами в разное время, едины в миропонимании и мироощущении. Они исходят из существования двух главных одушевленных частей вселенной — богов и людей, бессмертных и смертных. Термин, обозначающий бога, восходит к общеевропейскому обозначению неба и дня (греч. theos, лат. deus, этр. tiv, рус. «диво») и имеет форму devah. Среди смертных выделены правоверные арьи и чуждые их богам dasa (местное темнокожее население). Этот же термин прилагается к демонам.

Промежуточной группой между богами и людьми были питары («отцы»), обожествленные предки, перенесенные мифами на небо, где они получали новые тела. Как и в других мифологиях, в ведийской существовало представление о поколениях богов. Старшие боги назывались асурами (asura), и отношения между ними и богами (devah) мыслились такими же, как в греческой мифологии между титанами и олимпийскими богами.

В «Ригведе» мировое пространство мыслилось уже вырванным из хаоса, освобожденным от чудовищ и освоенным богами. История этого освоения составляет содержание мифов, раскрываемых, однако, не полностью. Более того, то, что при чтении воспринимается как фрагмент повествования или отрывок диалога между людьми и почитаемыми ими богами, на самом деле есть магия: заклинание, заговор, либо молитва с их функциональным или ритуальным назначением. Например, рассказ о подвигах Индры, разрушающего крепости дасью, завершается словами: «Умело метни в дасью дротик! Умножь арийскую силу и блеск, о Индра!» Для поющего гимн его смысл — в возбуждении ярости у призываемого бога, в умножении его сил, а рассказ о былом подвиге, служащий как бы напоминанием о его прежней удаче, не обращен к слушателям. В этом глубокое отличие ведийских мифов от греческих (гомеровских), прославляющих подвиг бога и рассчитанных на его восхваление. Вообще ритуальный аспект главенствует над повествовательным. Однако создатели вед знали мифы, как бы держали их в уме, и по ведам, используя параллельно древнюю комментаторскую литературу и эпические поэмы, можно реконструировать мифологический сюжет, разумеется, без полной уверенности в том, что реконструкция в точности соответствует оригиналу.

В ряде случаев ведийский миф развертывается, подобно побегу из семени, разрастается, как тропическое дерево, и, сплетясь с подобными себе, наполняется шумом, шелестом и звучанием множества имен. Непостигаемое искусство создателей индийских мифопоэтических текстов таково, что не кажется преувеличенным восторженное отношение к ним индийской традиции. Их обозначение — риши (от глагола в значении «течь», «изливаться») —связано с Вач, владычицей речи, на том же уровне, на каком она сама связана с рекою (рус. «река» — «речь» сохранило эту семантику). Создателей гимнов называли также «кави», мудрецами, используя индоевропейскую основу «ков», от которой происходят наши «ковать» и «ковы» в смысле «чародейство». Третье их имя — качи — «восхвалители», «вдохновители». И конечно же среди тех, кого они восхваляли, была и Вач, провозглашенная в одном из гимнов «Ригведы» духовным началом, заполнившим небо и землю, несущим на себе богов и обладающим чувством признательности к тем, кто постиг ее законы: «Кого возлюблю, того наделю могуществом, сделаю брахманом или риши» — так о себе говорит сама Вач. Степень древности вед не поддается точному определению. Сходство имен богов в ведах и древних религиях других индоевропейских народов приводило ученых к мысли, что некоторые части вед могут восходить даже к III тысячелетию до н. э. Но для датировки вед решающий признак — не эта общность, а расхождение между религией вед и авестийской (древнеиранской) ветвью индоевропейской религии. При всей общности пантеона и культа авестийской и ведийской религий существуют и кардинальные различия: в «Авесте» дэва — злой дух, а в ведах — бог; соответственно в первой Индра — демон, а во второй — один из главных богов. Таким образом, веды могли возникнуть лишь после того, как их создатели покинули общую индоиранскую почву, т. е. в начале освоения ими Западной Индии.

От вед к веданте

На фундаменте вед еще в древности возникла необозримая словесность, очевидной целью которой было сделать доступным понимание этих ранних произведений последующими поколениями и облегчить их использование в культе. К первой группе комментариев принадлежали «Брахманы» — священные книги, отображающие ритуальную сторону вед, разъясняющие связь между отдельными ведами и предлагающие их всестороннее теологическое, этимологическое и грамматическое толкование. Так же как веды, они анонимны, но приписаны древним авторитетам. Эти тексты служат свидетельством приоритета культа, осуществлявшегося брахманами–жрецами, подчас ставящими мистическую силу жертвоприношения выше власти богов. Наиболее известны священные книги — «Шатапатха» («Брахмана ста путей»), содержащая наибольшее число мифологических сюжетов, и «Айтарейя». Весьма интересен сюжет о мудреце и знатоке жертвоприношений Шунахшепе. Это единственный литературный текст с множеством стихотворных вставок («Айтарейя–брахмана», VII, 13). В «Шатапатхе» наряду с объяснением ритуала «Белой Яджурведы» приводится миф об апсаре Урваши в версии, более развернутой, чем в ведах («Шатапатха–брахмана», XI, 5,1). Часть легенд создана самими жрецами на предмет лучшего усвоения деталей ритуала. Так для объяснения, почему при жертвоприношениях Праджапати молитвы произносятся шепотом, приводится спор между Разумом и Речью, победу в котором — благодаря судейству самого адресата жертв — одерживает Разум, после чего обиженная Речь переходит на шепот. Тем не менее речь впервые рассматривается как универсальная категория, используемая не только людьми, но и животными (« Шатапатха–брахмана», IV, 1,6). В то же время «Брахманы» ценны изложением ведийской космогонии. «Шатапатха–брахмана» сохранила рассказ о рождении из изначальных вод яйца и появлении из него бога–творца Праджапати. Автор уверяет, что у Праджапати не было противников, ибо произведенных им же асуров он истребил в самом начале. В других частях этой же книги асуры — постоянные противники Праджапати и других созданных им богов.

Хронологически «Брахманам» близки араньяки («лесные книги»), как полагают, названные так потому, что тайный их характер требовал ухода в глухомань. Основное содержание араньяков — аллегорическое истолкование ритуала.

«Брахманы» не внесли в религиозную мысль Индии ничего принципиально нового. Эта некая систематизация вед, в сущности нарушающая их естественную целостность и угрожающая растворить религиозную экзальтацию и парение поэзии в мелочной обрядности. Вкрапленные в «Брахманы» мифологические сюжеты находятся на службе у жреческой касты, используясь для объяснений происхождения ритуала. Реакцией на столь губительную формализацию стали упанишады — религиозные трактаты, авторы которых вернулись к идее о нерасчлененном единстве природы и человека, пронизывающей «Ригведу», и дали внутренней сущности бытия художественно–философское обоснование. И если «Ригведу» именуют «великим началом священного знания», то упанишады стали ее великим концом — ведантой, соединив «услышанное» («шрути») с другой традицией — «запомненным» («смрити»). Всего известно более двухсот упанишад, древнейшие из них датируются VI–III вв. до н. э. Они написаны как научные трактаты, но имеют повествовательные вставки, подчас в стихах, диалоги между учителем и учениками, а также содержат аллегории и притчи.

Буквально термин «упанишады» восходит к санскритскому глаголу sad («сидеть») и толкуется как «сидящие возле» (учителя), но, характеризуя смысл своего труда, древние авторы в пояснениях исходят из того, что упанишады «разрушают» природное незнание или, что одно ито же, — «вводят» в «сокровенное знание». Упанишады —доступное лишь избранным учение о том, что видимый мир вещей, сам по себе лишенный значения, представляет собой продукт деятельности некогда породивших его высших сил. Веды были инстинктивным и поэтическим проникновением в смысл человеческого существования, в связь человека с огромным множеством богов и духов, обитающих в трех мирах. (К этому сюжету мы еще вернемся.) Упанишады сводят все это многообразие к двум основным понятиям — Атману (субъективному, личностному, духовному началу) и Брахману (космическому, безличному абсолюту, пронизывающему собой все существующее), дополняющим друг друга вплоть до полного слияния. Атман мыслится как нечто более древнее и поэтому познанное, Брахман — как молодое и еще нуждающееся в познании. Это взаимосвязанные и в то же время противоположные понятия — как знание и незнание, как сила, присутствующая во всех существах, во всем космосе, все созидающая и все в себе принимающая, и как то, что присутствует лишь в человеке и стремится к познанию и слиянию со всеобщим.