Читаем без скачивания Жизнь Маркоса де Обрегон - Висенте Эспинель

Отсюда мы продолжали наш путь или путешествие к проливу в январе и феврале, когда там начинается лето с частыми противными ветрами. Нам приходилось бороться с сильными течениями, которые – или благодаря высочайшим горам и подводным каналам, или благодаря возмущающим море яростным ветрам – подвергали нас таким опасностям, что многие корабли были повреждены бурями, а некоторые потерпели крушение, причем корабли не могли прийти на помощь друг другу. Среди потерпевших крушение кораблей был тот, на котором находился и я со своей супругой. Хотя с нашего корабля стреляли из пушек, нас или не слыхали, или не могли помочь нам, за исключением одного корабля, с которого наш был виден. Моряки были – против их обыкновения – сострадательны и поспешили к нам настолько вовремя, что можно было спасти людей и вещи раньше, чем корабль совсем затонул.

После того как наш корабль затонул и мы перешли на другой, солдаты и моряки поспешили оказать помощь моей несчастной супруге. Ибо хотя она и была столь мужественна, все же страх неминуемой смерти сильно подействовал на нее. И поэтому все были того мнения, что нам не нужно следовать за флотом до тех пор, пока люди не отдохнут от перенесенного бедствия.

Мы увидели один безлюдный остров, к которому мы смогли после некоторых трудов подойти. Там мы отдохнули от трудов и бедствий, запаслись найденной на нем очень хорошей водой и подкрепились плодами. Через пятнадцать дней мы подняли паруса и поплыли вслед за флотом, но не могли догнать его. Проблуждав долгое время, мы наконец увидели пролив. Открылись большие и высокие горные цепи, покрытые плодовыми деревьями и изобилующие дичью, как мы узнали от оставленных там флотом поселенцев, хотя мы не выходили на сушу и наш начальник не разрешил нам этого, потому что нам надо было догонять флот.

Глава XX

– В то время, когда мы ожидали ветра, чтобы плыть дальше, мы увидели множество птиц в этой части пролива, где было несколько человечков маленького роста, – потому что в другой части они очень рослы и сильны, – так что птицы почти господствовали над страной настолько, что человечки убегали от них.[476] Наконец поднялся столь сильный ветер, что мы не могли противостоять ему и должны были пройти через пролив, с большим вредом для корабля, потому что вследствие множества отмелей у берегов мы плыли почти волоча якоря по песку, а кроме того, пролив не прям, как Гибралтарский, а образует извилины и заливы, и приходилось натыкаться на якоря, оставленные здесь раньше флотом. Сила ветра была такова и столь непредвиденна, что матросы не имели возможности защитить корабль. Мы прошли через пролив с величайшей опасностью из-за ударов, какие получал корабль, и это продолжалось так долго, что ветер разорвал нам большие паруса, и хотя остальные были зарифлены, – оставалась передняя мачта, чтобы безмерная ярость воздуха несла нас куда ей угодно, причем мы не могли лавировать и не видели места, где могли бы укрыться или получить помощь.

В конце концов, уже испытывая недостаток во всем необходимом для поддержания жизни, гонимые и подбрасываемые злыми волнами, мы шесть месяцев блуждали по неизмеримым морям, никому не ведомым и никем не оплаванным, потеряв надежду и возможность управлять, не зная, куда мы плыли, готовые каждый день стать пищей ужасных чудовищ. Блуждали среди чуждой нам стихии, когда у нас уже кончились запасы пищи и питья до такой степени, что даже кожа от дорожного мешка была лакомой пищей для ее владельца – если он имел возможность съесть ее один, – с ужасным страхом, какой вызывала всегда открытая могила в необитаемых пещерах глубокого моря или в голодных чревах его ненасытных животных.

Когда мы уже думали, что весь мир второй раз покрылся водой благодаря всемирному потопу, все в один голос начали кричать: «Земля, земля, земля!» – потому что мы увидели остров, окруженный такими высокими скалами, покрытый такими огромными деревьями, что он показался нам чем-то волшебным. И едва мы его увидели, как он мгновенно исчез, не по волшебству, а вследствие течения, которое отбросило корабль против нашей воли, так как мы не в состоянии были противодействовать этому, и это течение отнесло нас в сторону среди столь яростных водоворотов, что мы были уверены, что они поглотят корабль и нас вместе с ним. Но когда матросы пришли в себя, и так как они не потеряли направления, в каком был замечен остров, они решили, что, лавируя при помощи фок-мачты, все время имея в виду течение, чтобы не приближаться к нему, – мы опять могли бы подойти к острову. Но я был того мнения, что следует зарифить паруса на фок-мачте и двумя лодками, которые у нас были привязаны на корме, вести корабль на буксире, потому что если течение захватит одну из лодок, то было бы легко повернуть корабль; если же будет захвачен корабль, то мы опять потеряли бы направление, и даже наши жизни. Все мы с молитвами и пламенными мольбами поручили себя святому ангелу-хранителю, и на лодках сели гребцами наиболее сильные или наименее ослабевшие из-за недостатка продовольствия, сменяясь по временам, потому что все были воодушевлены надеждой достигнуть земли. В дозорной корзине на самом верху главной мачты поместили человека, крепко привязав его, и он очень внимательно наблюдал, не покажется ли что-нибудь, и извещал нас обо всем, что он заметит. И через два дня, в тот момент, когда нам уже казалось, что мы потеряли дорогу к нашему спасению, мы опять увидали эти высочайшие обрывистые скалы, более высокие, чем утес Гибралтара, покрытые прекрасными высокими деревьями. Это до такой степени воодушевило всех моих товарищей, что у них пришлось отобрать из рук весла, так как благодаря их стремлению и пламенному желанию достичь земли они едва вторично не попали с кораблем в течение, вследствие чего все мы оказались бы в крайне бедственном положении и полном отчаянии. Но я громко закричал им:

– Товарищи! Так как Бог после стольких несчастий, голода и бедствий дает нам возможность показать, как много может сделать предприимчивость в соединении с отвагой в сердцах, которые столько времени оставались непоколебимыми, хотя подвергались невероятным ударам судьбы, то если теперь у нас не хватит разума и терпения, чтобы благоразумно подумать, насколько мы теперь находимся ближе к смерти, чем за все время, когда судьба нас гнала, играя нашими жизнями, – это будет уже вина не Его, а только наша, если мы бросимся в столь очевидную опасность, которую мы ощущали руками и видели собственными глазами.

И, следуя моему совету в том, что было для нас так важно, мы постепенно приближались к острову с такой осторожностью, что, хотя какая-нибудь из лодок и попадала иногда в течение, однако благодаря вниманию всех опытных моряков это не причиняло ей такого вреда, какой нельзя было бы легко исправить.

Мы плыли так долго и с такой осторожностью, что подошли на расстояние меньше чем в пол-лиги от острова и были очень близко от течения, которое, по мнению наиболее опытных, начиналось на очень небольшом расстоянии от острова и расходилось по обеим сторонам его, так что делало подход невозможным, а остров недосягаемым, как мы его и назвали.[477] И хотя течение здесь не было столь широким, как там, где мы встретили его к нашей беде, однако, будучи в этой части более узким, оно было гораздо более сильным.

Наконец, когда мы были в смущении и не знали, что нам следует предпринять, я решительно сказал:

– Здесь есть земля и скалы? В таком случае мы должны достичь того и другого.

И я решительно велел бросить якорь, и вскоре корабль стал на якорь, чем все мы были очень довольны, и у нас появилась надежда на спасение. Когда это было исполнено, я попросил дать мне концов,[478] веревок и канатов, которых на корабле было изобилие, так же как и пороха, так как нам не представлялось до сих пор случая расходовать ни то, ни другое. Когда веревки были крепко связаны одна с другой, они получились такой длины, что лодка могла достичь острова. Я посадил в лодку пятьдесят своих товарищей, наиболее сильных по моему мнению, с их мушкетами и пороховницами, наполненными крупным и мелким порохом, и сел сам в качестве их предводителя, предупредив на корабле, чтобы, даже если нас захватит течение, они травили конец и с большой осторожностью отпускали канат, пока не увидят, где мы остановились. Ведомые святым ангелом-хранителем, мы были захвачены течением, однако с лодкой ничего не случилось кроме того, что она неслась с огромной быстротой.

Вскоре мы оказались в закрытой бухте или заливе, – какой образует с этой стороны остров, – настолько спокойном, что, хотя сила течения была чрезвычайно велика, берег или залив, куда оно нас пригнало, оставался не менее тихим и спокойным. Радуясь этому счастливому и неожиданному обстоятельству, мы плыли на веслах около высокой скалы, чтобы отыскать какой-нибудь проход, и скоро на мысу, образованном извилистым берегом бухты, мы увидели идола чудовищной величины и замечательной работы, и столь необычного, что мы никогда таких не видали и не представляли себе.[479] Величиною он был с обыкновенную башню и стоял на двух ногах, столь больших, как того требовало построение туловища. У него была только одна рука, выходившая из обоих плеч, и она была такой длинной, что простиралась гораздо ниже колена. В руке он держал солнце или лучи его. Голова была в соответствии со всем остальным, с одним только глазом, из нижнего века которого выходил нос с одной ноздрей; одно ухо, и то на темени. У него был открыт рот с двумя очень острыми зубами, так что казалось, будто он грозит ими, выдающийся вперед подбородок с очень толстой щетиной, на голове немного волос в беспорядке.