Читаем без скачивания Очищение. Том.2. Душа - Александр Шевцов (Андреев

«Но кто может узнать план в земных и небесных пространных материалах, прилепившихся к вечной своей симметрии, если его прежде не мог усмотреть в ничтожной плоти своей? Сим планом все-на-все создано или слеплено, и ничто держаться не может без него. Он всему материалу цепь и веревка. Он-то есть рука десная, перст, содержащий всю персть, и пядь божия, всю тлень измерившая, и самый ничтожный наш состав.

Слово божие, советы и мысли его — сей есть план» (Там же, с. 135).

Присутствие этого замысла столь же невидимо в нас, как невидима сила, имеющаяся в зерне, но каждый год на глазах у нас разворачивающая бесконечное количество зерен в растения. Мы видим это, но так привыкли не понимать, что совсем исключили из своего рассмотрения. А между тем, человек чрезвычайно похож на зерно, готовящееся перейти в иное состояние бытия. Именно в этой силе тайна души.

«Клеопа. Другое сомнение. Я сказал ведь так: помню слово Иеремиино сие: "Глубоко сердце человека, паче всех, и оно-то истинный человек есть…" А ты к сим словам присовокупил следующее: "Вот сей же то человек и содержит все" и прочее.

Друг. Так в чем же сомневаешься?

Клеопа. Я без сомнения понимаю, что все внешние наши члены закрытое существо свое в сердце имеют так, как пшеничная солома содержится в своем зерне… Всем ли быть истинным человеком? И какая разница между добрым мужем и злым?

Друг. Не так! Отведи мысли твои на время от человека и посмотри на прочую природу. Не всякий орех и не всякая солома с зерном.

Клеопа. Ужасное зрелище!

Друг. Не бойся! Знаю. Ты, осмотрясь на людей, ужаснулся. Но ведь видишь, что сие в природе не новое. Довольно сего водится в земляных плодах и в древесных. Но нигде больше не бывает, как в людях. Весьма тот редок, кто сохранил сердце свое или, как вообще говорят, спас душу свою.

А так научил нас Иеремия, и ему веруем, что истинный человек есть сердце в человеке, глубокое же сердце и одному только богу познаваемое не иное что есть, как мыслей наших неограниченная бездна, просто сказать, душа, то есть истое существо, и сущая иста, и самая эссенция, как говорят, и зерно наше, и сила, в которой единственно состоит [сродная] жизнь и живот наш, а без нее мертвая тень мы…» (Там же, с. 142).

Вот теперь понятие души определено Григорием Саввичем достаточно полно, чтобы можно было сказать: он первый из всех философов, кого я разбираю, отчетливо заговорил об очищении как условии самопознания. Причем, именно об очищении души. Мысли эти он впервые высказывает в пятом Разговоре, конечно, устами Друга:

«Теперь рассуждайте: нравится ли вам переход или будьте по-прежнему в видимой земле вашей, или очищайте сердце ваше для принятия нового духа» (Там же, с. 147).

Что понимается под «очищением сердца», он объясняет в одной строчке:

«Кто старое сердце отбросил, тот сделался новым человеком» (Там же).

Этот ответ ставит множество новых вопросов. И становится ясно, что «сердце» не равно душе, как бессмертной части человека, ибо его можно отбросить. Более того, «сердце» это, условно говоря, «рукотворно», то есть доступно замене, а значит, творению. Похоже, это та часть души, которую мы создаем как свое отношение к миру и жизни.

На деле, «сердце» Сковороды оказывается верой: «Знай же, что вера смотрит на то, чего пустое твое око видеть не может» (Там же, с. 130). И: «Истинное око и вера— все одно» (Там же, с. 131).

Это значит, что «очищение» по Сковороде предельно просто: убрать все собственные представления о мире и заместить их Библейскими.

Что ж, оспаривать это требование я не буду, потому что выбор веры дело личное. Но это и не важно, разделяю лично я это требование или нет, важно лишь то, что это ощущается действительно возможным. А значит, такой способ очищения применим и доступен человеку. Мы точно знаем, что можно отказаться и очиститься от одной веры и заменить ее на другую. Но что такое вера, в таком случае? Что такое вера с точки зрения устройства человеческой души и его сознания?

Эти вопросы я оставляю пока без ответа, главное, что они возможны и заданы. И еще важнее, что разговор об очищении начался, хотя для этого пришлось так долго опускаться в глубь истории человеческой души!

Глава 3. Вера и душа. Хомяков

Сейчас кажется странным, что кто-то мог сомневаться в пользе Просвещения. Однако, это убеждение не всегда было правящим, а противники его не всегда были «мракобесами». Все эти наши понятия воспитаны веками идеологической обработки, но были времена и были люди, отчетливо осознававшие, что у Просвещения есть цена, и платить ее придется кровью и душой русского человека. Были такие люди и во времена Петровских преобразований, были и позже.

Самая яркая страница борьбы русского духа с европейским духовным же засильем, подаваемым под соусом Прогресса и Просвещения, называлась славянофильством. Историки философии считают, что славянофильство рождается из политического заказа государства, которое боролось за передел мира. Это утверждают как старые историки, вроде Яковенко, так и современные. К примеру, А. Замалеев так обрисовывает рождение славянофильства.

«На волне политического консерватизма формируется и вызревает "русское воззрение",или «самобытничество», — идеология контрпросвещения. На всем ее облике лежала печать обособления, "борьбы с Западом"; оно выражало духовное противодействие процессу европеизации России, возводя в абсолют исторические и догматические различия восточного и западного христианства» (Замалеев. Лекции, с. 226).

Хочется поспорить, сказать, что нет, не политика, а душа толкала хороших русских людей сражаться против западников и искать самобытности и величия в Русской истории! Тем более, что западники все как на подбор были врагами души и сторонниками ее естественнонаучного понимания как работы нервной системы. Однако, доказать в таком споре удастся только то, что славянофилы были лучшими русскими людьми. Но вот то, что двигало их не желание познать себя или душу, а нечто политическое, государственное, это бесспорно.

Называлось это нечто в их представлениях духом. Но понималось под ним то, что делает Россию не такой. Какой не такой? Да, в общем-то, не важно!.. Главное, лучше, чем они…

Читать лучших из старших славянофилов — Киреевского, Аксаковых, Хомякова, если ты сам не горишь в националистическом или политическом порыве, тоскливо. Самый религиозный из них — Хомяков — о душе поминает лишь вскользь, до себя ему дела, в общем-то, нет, а Православие — это то, чем можно гордиться. Особенно его движением в сторону слияния духа с Богом, иночеством, аскетическим подвигом, историей… Но гордиться — не значит иночествовать, упражнять себя, искать Бога.

Впрочем, Бога они, конечно, искали, хотя и по своему, и не сразу. Но главное было для них другим. Это были воины, бойцы, и что касается Алексея Степановича Хомякова (1804–1860), то он вообще считался «бретером диалектики». Бретер — это задира-дуэлянт, живущей только дракой. Вот и Хомяков жил дракой. В 17 лет он сбежал в Грецию помогать восставшим. К счастью, мальчишку отловили на ближайшей заставе. Тогда он ушел воевать в первой Крымской войне. Во второй участвовать уже не мог, зато изобретал полезное для войны, вплоть до дальнобойных ружей и разрывных снарядов. Погиб он раньше срока — спасал своих крестьян от холеры и заразился…

Хомяков прожил красивую и яркую жизнь, был религиозен настолько, что его считали «рыцарем церкви», но, к сожалению, очень мало написал о душе. Для него как бы все было ясно: душа — это то, что считает Церковь. И этого достаточно.

Первое упоминание души можно найти в его ответе Чаадаеву, написанном в 1836 году. Ответ этот он не стал публиковать, поскольку любил только честные поединки. А Чаадаева начали забивать и затравливать. Поэтому известен он стал довольно поздно. Для ясности надо сказать, что пишет Хомяков этот ответ так же, как и Чаадаев, адресуя некой г-же Н. Душу он поминает там несколько раз, но лишь один раз осознанно:

«"Диэтика души и тела есть истина, давно известная у других народов, — говорит сочинитель статьи, — а для нас она новость", — замечает он.

Но кто ж тебе открыл эту истину, мой друг, открыл просто, как будто без влияния веков и людей? Кто же мог открыть, кроме Бога Слова. Нужно было прежде всего верить, а потом исповедовать эту истину во благо общее тела и духа» (Хомяков. Несколько слов о философическом, с. 449–450).

Могу догадываться, что под диэтикой он понимает дуализм, то есть двойственность природы человека. Дуализм души и тела действительно не новость для православного человека, поскольку это один из основных догматов веры. И говорить об этой двойственности человека как о неком откровении можно только условно, а именно как о том, что западная философия создала такую категорию. Выглядит это как откровение о том, что мы говорим прозой. Если, конечно, я правильно понял Хомякова.