Читаем без скачивания Очищение. Том.2. Душа - Александр Шевцов (Андреев

Карповское «Введение» действительно стало вехой в русской духовной жизни, потому что учащиеся духовных гимназий со всей России старались попасть на его лекции и, значит, развозили по всем селам и весям именно те понятия, которые разрабатывал он. И надо отдать ему должное, в отличие от европеизированного философствования светских философов, Карпов прост и очень последователен. Он не пытается поразить воображение читателя своей эрудицией.

И самое главное, — это стоит особого разговора, — за что и не был признан: он не моден и не вторичен в плане способа философствовать, как это произошло со всеми «великими» светскими философами, для которых философия — свет, идущий с Запада. Все они щеголяли тем, насколько хорошо знали философию. Но философия для русских философов уже со второй половины девятнадцатого века не была любовью к мудрости. Вот это, мне кажется, пропустили все историки философии.

Примерно в то же время, когда психология перестает быть наукой о душе, убивают и прежнее наивное понимание философии. Начать рассуждение о ней от названия и попытаться все вывести из него — это провинциально, потому что уже много раз сделано там, на Западе. Поэтому вся более или менее известная нам философия — это философствование в соответствии с той или иной школой. Тот же Шпет кичился тем, что философствовал строго феноменологически. Другие философствовали марксистски или герменевтически. И никто уже просто не рассуждал, говоря о философии.

Мода превратилась в сам способ рассуждать. А мода эта всегда шла оттуда. И в итоге самые модные и независимые наши философы всегда были вторичны в самом способе думать. Они всегда думали в соответствии со своей школой.

Карпов берет исходные понятия и просто рассуждает о них, рассуждает здраво и разумно, а не так, как надо. И он рассуждает от имени философии. Что это такое, если просто понять ее как любовь к мудрости?

Рассуждение это приводит его к понятию самопознания, откуда и делается прямой вывод о необходимости познания души. Верность своего рассуждения он подкрепляет историей философии, начиная с Платона и Сократа.

«…истинная философия состоит в самопознании. Этот новый предмет философских исследований, указываемый Платоном, это славное гноти теаутон, после долговременного и малоуспешного рассматривания природы объективной в школах Ионийской, Элейской и Дорийской, зародилось, как неизвестное дотоле семя мудрости, первоначально в уме Сократа, пало на плодоносную почву Греческой мыслительности, развивалось многие века, глубоко пустило свои корни в основания всех наук и наконец, со времен Вольфа, образовалось в особенное философское учение, известное у нас под именем Психологии, или общее — Антропологии» (Карпов. Введение, с. 21–22).

Естественно, что для Карпова психология — это познание себя именно как души. И не надо забывать, что Карпов действительно хорошо знал Платона, ведь это он осуществил первый качественный перевод его на русский. Попытки переводов Платона в восемнадцатом веке были еще очень плохи.

«Вникая в свойства и цель Сократова самопознания и сравнивая его с прежним образом философствования, мы замечаем следующий закон исторического развития Философии. До Сократа Философия стремилась от периферии, образуемой внешнею природою, к центру ее — человеческому духу. В этом отношении умствования развивались и, приходя в сознание, как частные науки, являлись в душе отдельными, несогласимыми результатами знания, потому что им не доставало необходимых условий единства, скрывавшихся в глубине человеческого духа. <…>

С этой точки крайнего раздробления знаний, при самом входе их в субъективный мир всеобщего единства, открывает свое поприще Сократова Философия самопознания и идет новым путем по направлению от центра к периферии, то есть от познания человека и существенных его потребностей к познанию природы вообще» (Там же, с. 23).

То, что здесь сказано, можно понять, лишь приняв мое наблюдение об ином способе рассуждать, принятом Карповым. Он не просто рассуждал иначе, чем рассуждают частные философские дисциплины, но он еще и осознавал это. Рассмотреть это в вырванных из общего потока мысли цитатах будет непросто, поэтому я и настраиваю видение на то, чтобы различать за его чуточку устаревшим языком другое направление самого тока жизни. Соответственно, и иное мировоззрение.

Впрочем, ощущение, что Карпов осознает свое мировоззрение закономерным, присутствует во множестве его высказываний, вроде такого: «Так как синтетизм нашей Философии необходимо вытекает из составленного нами понятия о ней, а наше понятие о ней необходимо зависит от тех черт, которыми мы определили предмет, форму и начало ее…» (Там же, с. 71).

Что же с необходимостью вытекало из исходных понятий и начал Карповской философии?

Что тело есть земная «кристаллизация» души (Там же, с. 99).

Доказательству того, что душа не есть работа нервной системы, Карпов посвятит в 1866 году целую работу «Душа и действующие в природе силы». Я приводил раньше поразительные наблюдения о том, как перед смертью человек обретает прозрения и иные способности, сделанные Карповым как исповедником умиравших. И я был потрясен их очевидностью. Но сейчас я эту работу разбирать не буду. Она с определенностью показывает лишь то, что душа была для Василия Николаевича душой.

Сейчас мне гораздо важнее, что рассуждения, произведенные им во «Введении в философию», с необходимостью приводили его к психологии, как основе всей философии. И я приведу его образ философии целиком, потому что так ее, мне кажется, уж не выстраивали впоследствии.

«Так как Философия есть наука о мыслимом; а в область мыслимого относят свои элементы субъект и объект; то весь курс нашей науки прежде всего должен быть разделен на

I. Философию мыслимо-субъективного и

II. Философию мыслимо-объективного.

Философия мыслимо-субъективного есть не что иное, как наука самопознания, или Психология» (Там же, с. 133).

Естественно, психология Карпова — это познание себя как души.

Далее он создает краткий очерк или даже план разворачивания этой науки, причем, философия, как мы ее знаем сейчас, именуемая им объективною, оказывается вторичной и прорабатывает то, что вскрывает самопознание, потому что никакой независимой от человека человеческой науки быть не может. Все они, так или иначе, подчиняются человеческим целям.

Но и это я опущу, потому что через двадцать лет, в 1860 году он сделал явный шаг в разворачивании науки самопознания или познания себя как души. И это гораздо важнее.

Речь пойдет о небольшой статье с названием «О самопознании». Она

написана не теоретиком, а мистиком. Пишущий ее явно ушел от общих рассуждений «Введения в философию» и много смотрел за эти годы вглубь себя. Лично для меня в этой работе много от дневников самонаблюдения. А это всегда полезно для идущих следом, и часто более полезно, чем теории. Поэтому я приведу несколько обширных выдержек из этого трактата. Первая показывает как раз то, что открывается тебе при заглядывании в себя, в свою душу.

«Что же? Не таким ли образом построяется и теория душевной нашей жизни. Не есть ли это также космос, в котором психолог должен открыть постоянные законы движения его сил и созерцать его как одно стройное целое? Этот космос — область сознания, обращенного к внутренней стороне человеческой природы, смотря по чистоте души, более или менее богат нравственными явлениями, как небо, смотря по состоянию атмосферы, более или менее богато звездами.

Поэтому дело самопознания должно состоять только в том, чтобы оценить относительную важность пробуждающихся в ней явлений, не принимая центрального за периферическое, а периферического за центральное, поставлять их в естественную связь и зависимость одни от других, и определив через то законы и цели их деятельности, выводить отсюда заключения о достоинстве и значении нравственной жизни…» (Карпов. О самопознании, с. 29–30).

В сущности, это шла постановка науки о самопознании. И главная мысль, лежащая в основе его научности: человеческая душа — это космос, то есть порядок. В нем можно разобраться и проверить опытами. И если опыты подтверждают твои выводы — «ход и законы теории самопознания верны» (Там же, с. 30).

Однако:

«Никакое теоретическое самопознание не может похвалиться столь великою остротою и обширностью зрения, чтобы в состоянии было проникнуть до глубины человеческого духа и проследить все излучистые пути его хождения. И самый светлый взгляд человека необходимо тускнеет и теряется в неразгаданных тайниках его природы, — преимущественно же там, где тварность ее обнаруживает в себе отпечаток совершенств Творческих, где конечное в ней почерпает силу стремления к бесконечному.