Читаем без скачивания Честь и бесчестье нации - Владимир Бушин

Разоблачители наших полководцев особенно налегают на то, что операции-то, оказывается, были кровопролитными. Они уверены: "военные операции могут быть проведены без жертв" (с. 57). Вообще-то, верно, если под военной операцией разуметь, допустим, поход солдат в баню или "осмотр на вшивость" — тут, пожалуй, можно без единой жертвы. Но они-то имеют в виду не только это, а еще и такие операции, как, например, взятие Берлина. Это уж такое новаторство, что хоть святых выноси…

Но профессора жмут без оглядки дальше: "Что записать в актив?.. Катастрофу вермахта на Волге? Но ведь еще большие поражения потерпела РККА в период отступления (1941–1942)!" И тут же наставительно объявляют: "Заметим, что разработанный еще Жомини метод сравнительного анализа недоступен современной российской историографии". А им, видите ли, доступен, как зубная щетка перед сном. И с помощью этого метода (впрочем, известного со времен "Сравнительных жизнеописаний" Плутарха), на свой салтык приспособив его, новаторы уподобили войну футболу, где для результата игры безразлично, когда забит гол. И у них получается, что счет матча под названием Великая Отечественная война был ничейным, допустим 3:3 или 5:5. Немцы, скажем, выиграли приграничные сражения, Смоленское, под Вязьмой, Харьковом, в Крыму — это их "голы" в наши ворота. А наши "голы" — победы под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге, под Ленинградом, взятие Берлина. Да, с помощью такого употребления метода сравнительного анализа вполне можно доказать, что победителя в войне не было.

При всей резвости ума новаторам почему-то не приходит в голову мысль, что сравнивать-то надо не только "голы", а, главным образом, то, что произошло потом — после наших неудач 1941–1942 годов и после Сталинградской катастрофы немцев. А произошло нечто весьма примечательное. Мы после наших действительно больших поражений оправились, собрались с силами, захватили инициативу, перешли в наступление и, громя захватчиков, устраивая им многочисленные котлы, дотопали до Берлина. А немцы после Сталинграда уже не пришли в себя, сломались, не провели с успехом уже ни одной крупной наступательной операции, а только пятились да пятились до самого рейхстага. Так что, новаторы, есть разница? Интересно, что на это ответили бы Плутарх и Жомини. Но Мерцаловы не унывают, они совершенствуют свой метод и от футбольных уподоблений переходят к легкоатлетическим, к сравнению войны со спортивной ходьбой: "Вермахт шел до Волги и Кавказа год, а наша армия до Эльбы — более двух лет" (с. 40). Точно подмечено! Однако, увы, приходится признать, что здесь наши мыслители выступают не как новаторы, а как плагиаторы.

Дело в том, что лет семь-восемь тому назад появился американско-демократический фильм о Сталине под названием не то "Монстр", не то "Минотавр", не то "Аллигатор". На американские деньги его поставил какой-то Иванкин, автор сценария — некий Новогрудский. Там устами Смоктуновского возвещалось: "Немцам, чтобы дойти до Москвы, потребовалось три месяца, а советские солдаты шли до Берлина четыре года!" Какой, мол, позор! Проиграла Красная Армия вермахту соревнование по спортивной ходьбе на длинную дистанцию. До этого не могли додуматься ни Геббельс, ни один немецкий генерал в своих мемуарах. Такое способны измыслить только взращенные на наших хлебах новогрудские.

Хоть бы уж сообразили-то, что "дистанции" оказались далеко не равными. Фашисты начали свое тщательно подготовленное вторжение не из-под Берлина, а с Буга. Нам же, начавшим наступать из-под Москвы, еще предстояло пройти с боями территорию Польши и Восточной Германии, хорошо подготовленную за пять лет к обороне. Так что наш путь от столицы до столицы оказался раза в полтора длиннее. Уж не говорю о том, что результатец-то нашего похода был совсем иной, чем у Гитлера.

Хотя Мерцаловы объявили себя великими новаторами, но, увы, у них есть предшественники, и не только Новогрудский. Самый известный из них — Солженицын, который сейчас божится, что всю жизнь был чистым художником, и никем больше. Он уверяет, что в сорок первом году Красная Армия драпала со скоростью 120 километров в сутки. И ведь многие верят! Хотя могли бы сообразить, что в таком случае уже 1–2 июля немцы были бы под Москвой или, как Наполеон, в самой столице. Но читатели говорят: "Как можно не верить нобелевскому лауреату!" Им отвечаешь: "Да ведь лауреат на войну-то попал только весной сорок третьего года, ни сорок первого, ни сорок второго своими глазами на фронте не видел". А они опять: "Как можно-с… Шведская академия!.."

И вот наконец не выдержал и выступил против лауреата сам Гитлер. На одном военном совещании в декабре 1944 года, когда Солженицын на своей батарее звуковой разведки кровь мешками проливал, рассуждая о немецких танковых войсках и пехоте, Гитлер сказал: "Теоретически, конечно, танки могут преодолевать по 100 километров в сутки и даже по 150, если местность благоприятная". Но, как известно, теория и практика не всегда совпадают, и дальше, имея в виду именно теоретика Солженицына, главнокомандующий вермахта закончил свою мысль так: "Я не помню ни одной наступательной операции, в которой мы — хотя бы в течение двух-трех дней — преодолевали по 50–60 километров". Ни одной! А уж он-то знал. И дальше: "Нет, как правило, темп продвижения танковых дивизий к концу операции едва превышал скорость пехотных соединений". Вот ведь какая интересная картина! Сам Гитлер умоляет Солженицына и его выучеников: "Друзья! Ну не позорьте вы меня и моих генералов больше, чем они уже опозорены. Перестаньте, пожалуйста, брехать, заткнитесь со своими полоумными подсчетами!"

Тогда же, выразив досаду по поводу того, что немецкое наступление против союзников в Арденнах "развивалось не так стремительно, как нам этого хотелось бы", Гитлер признал: "Нужно в этой области учиться у русских". Приведя далее цифры, из коих следует, как успешно действует наша армия малым числом против превосходящих сил немцев, он повторил: "У русских действительно есть чему поучиться". Но, увы, было уже поздно…

Правда, честное и горькое признание не помешало фюреру буквально через несколько дней, 9 января 1945 года, на совещании в ставке, сопоставляя действия немецкого командования в сорок первом году с действиями нашего командования в сорок пятом, сбрехнуть: "Мы за короткое время парализовали их коммуникации. А противник на это не способен. У них нет организующего начала, нет вообще никакой организации людей". Жаль, что на совещании не присутствовали теоретики Мерцаловы и их друзья, — они при этих словах разразились бы бешеными аплодисментами. Но не таков был генерал Гудериан, отменный практик войны, ставший незадолго до этого начальником генерального штаба сухопутных войск. Он тотчас увидел в словах своего главнокомандующего о неспособности русских самоуспокоительную ложь и решительно возразил: "Они распоряжаются отлично. Их люди в Венгрии (там у озера Балатон тогда шли ожесточенные бои. — В. Б.) организуют дело хорошо и очень быстро". И тут произошла любопытнейшая вещь: под первым же напором реальных фактов Гитлер в противоположность Мерцаловым тотчас капитулировал и в ответ на реплику начштаба ни с того ни с сего восторженно воскликнул: "А как они выстояли в критический момент!.." Видимо, этими словами Гитлер хотел выразить согласие с Гудерианом, даже поощрить за трезвость и смелость суждения, но — несколько окольным путем. Однако быстроумный начштаба тотчас уловил недобросовестность маневра фюрера: действительно, при чем здесь стойкость русских, когда речь идет о их организаторских способностях и умении наступать? И генерал, решительно отстранив замаскированное заискивание фюрера, продолжал твердить свое: "Они распоряжаются очень энергично, действуют очень быстро и очень решительно. Это надо признать". Это был уже прямой, хотя и безымянный упрек.

И что же Гитлер? В противоположность Мерцаловым он неплохо соображал и сразу выразил согласие именно по данному пункту, сделав вид, будто его просто не поняли: "Поэтому, Гудериан, я настаиваю, чтобы мы шевелились побыстрее". Иначе говоря, немного побрыкавшись, фюрер опять призвал учиться у русских.

По воспоминаниям Артура Аксмана, деятеля "Гитлерюгенда", одного из самых близких к Гитлеру в последние дни людей, фюрер сказал ему накануне самоубийства: "Мы не сумели оценить силу русских и все еще мерили их на старый лад".

Как жаль, что при этом не присутствовали Мерцаловы! Могли бы кое-чему поучиться у Гитлера.

Правда-пять. 1998. 11 июня

Чудеса в тылу, на фронте и в чернильнице

Каждый раз в очередную годовщину начала Великой Отечественной войны и Дня Победы появляются косяки публикаций, из которых мы узнаем пропасть нового, невероятного, а то и загадочного, словом, поистине захватывающего и о самой войне, и о том, что так или иначе связано с ней. Это мы видим и ныне.