Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2017, январь-сентябрь. - Владимир Сергеевич Березин

— Но это ещё полбеды, он ещё мутаген.

— Да о чём вы?! Я всё же понимаю значение этих слов. Мутаген, ишь! — настойка несколько развязала мне язык, и я стал фамильярен.

— Понимаете, и — прекрасно. А то из прошлой комиссии один молодой человек так и говорит: а пусть к нам сам товарищ Сосновский выйдет и доложит. А Дмитрий Иваныч-то наш в пятьдесят третьем волею Божью помре. На месяц вождя пережил. Да и к борщевику у него касательство особое, это Ида Пановна ему так подсуропила. Но я вам больше скажу: сейчас мы на пороге больших событий, а большие события встречаются обывателем сперва с радостью, а потом уже с нескрываемой печалью. Визжит тогда обыватель, как ошпаренный, не хуже чем от солнечных и прочих ожогов: «Да отчего ж меня никто не предупредил, что Солнце такое опасное, да не лежал бы я на боку, не спал бы на пляже!» А поздно, да и предупреждали его, только он сам билет в Сочи купил, и сам с себя рубашку на пляже снял, чтобы потом девкам на службе своей бессмысленной понравится.

— Ну, это-то понятно, — старался я сохранить рассудительность, меж тем Терентий Денисович всё подливал. — Со всем надо аккуратнее быть, вот с атомной энергией — тоже.

— Вы, молодой человек, такой роман «День Триффидов» зарубежного писателя Уиндема читали? Если и читали, то, думаю, в русском переводе. А так-то в первоисточнике говорится, что этих страшных ходячих растений-убийц вывели наши учёные в секретной лаборатории на Камчатке. У нас-то это напечатать нельзя.

Сам роман по мне, так не шедевр, но в этом месте он — совершенно верный. Так всё и начинается — с благих намерений. Ну, а дальше дорога известная.

Я посмотрел в глаза Терентию Денисовичу и спросил прямо:

— Так что, они по полям будут бегать, эти борщевики?

— Захотят — будут. — Он пожевал губами и сказал каким-то совсем утробным голосом:

— Они ведь почти как люди. Просто сейчас растут на месте, не двигаются. Да и то, как сказать — размножаются они хорошо, не просто хорошо, а стремительно. Поверьте мне, они очень похожи на людей. Та же страсть к экспансии, освоение территорий, на которых тут же обедняется растительный покров. Я их не боюсь, я рассматриваю их как реальную угрозу, потому что они будут действовать как люди. Ну и хромосомные мутации — мы замерили частоту хромосомных аберраций и отставаний, она в тридцать раз больше контрольной группы… Я думаю, что это для того, чтобы подчинить себе другие виды борщевика. А, всё равно вы не понимаете, они ведь меняются групповым образом. Ну и общение.

— Какое общение?

— Между собой. Борщевики передают информацию друг другу — я до сих пор при вас избегал слова «разговаривают», чтобы не смутить ваш неокрепший ум.

— И как, позвольте?

— Химическим образом. С помощью фито-феромонов. Феромоны шелкопряда обнаружил Бутенандт, а у растений — я. Вот как! Вот как! Наши сотрудницы жаловались, что тропинка к воде заросла, и наняли мужика, который бы покосил борщевик. Я был случайно рядом и увидел, как ведут себя борщевики на краю поля — они набухали соком, хотя мужик с косой был далеко. Они были встревожены!

Погибающие братья сообщали им об опасности.

И я вам так скажу: они, может, будут мстить. Такая выходит петрушка, она тоже, кстати, из зонтичных. Ведь, главное, мы для них — помеха.

День подошёл к концу, кончился и второй графинчик.

Мы встали из-за стола, но Терентий Денисович вдруг придержал меня за руку:

— Теперь скажите честно, вы из комиссии?

Я, действительно честно, помотал головой. Он смотрел на меня с видимым разочарованием, и тогда я признался, что нахожусь на стороне противника.

Терентий Денисович сперва удивился, а потом даже развеселился, услышав подробности. Мы согласились, что это должно остаться маленькой тайной.

Рано поутру я обнаружил на кухне огромный кувшин кислого кваса, оставленный специально для меня.

Я вытер начисто стол и за час написал путевой очерк со вкраплением сведений про борщевик. Волжские красоты перемежались с мыслями об ответственности науки перед советским народом, фраза «заготовка кормов» прыгала со строчки на строчку, снова появлялись красоты, и опять — мысль о том, что можно всё, но только осторожно. Ну и — особенно — силос.

Я не придавал особого значения этому тексту, но он должен был просто существовать.

Негоже было подводить Маргариту, да к тому же, я хорошо знал, что не все тексты читаются до конца. Я и сам вписал в свою дипломную работу слова о том, что рассматриваемая задача решений не имеет, потому что дипломов никто не читает.

Я встретился с девушкой в парке, и она с уважением поглядела на листки в моей руке.

Мы отправились в лабораторию, чтобы перепечатать высокохудожественное творение.

В Лаборатории мхов за отдельным столиком, ожидая нас, стоял такой же электрический монстр, какой я видел в приёмной директора.

Маргарита села за клавиатуру, я встал сзади и принялся диктовать. Мы лихо отстукали почти весь текст, пока у нас не съехала строчка, я потянулся, чтобы указать на это, и наши руки встретились.

От неё пахло дубовым мхом, запахом, как известно, вполне парфюмерным.

«Ятрань» пробила через два экземпляра строчку точек, и произошло то, во что я не мог поверить ещё накануне утром.

Потом мы весело изучали таблицу мхов, стараясь не говорить о нашем сомнительном деле.

Тут я вспомнил об опасности разоблачения.

— А где корреспондент-то? Настоящий?

— Сломал ногу, — беззаботно улыбаясь, ответила она. — Я звонила в редакцию. Через две недели выпишут.

Мы, крадучись, разошлись в разные стороны от дверей, как коты, съевшие хозяйскую сметану.

От нечего делать я решил навестить Терентия Денисовича на его делянке.

Он обнаружился в оранжерее, где стоял как учитель перед классом, в помещении, уставленном горшками с борщевиком. Ко всем растениям были приклеены электроды, и, кажется, он лупил одно из них током, чтобы посмотреть, как поведут себя остальные.

Метались в круглом окошечке старинного осциллографа какие-то импульсы, шла та самая непонятная работа, которую так любят показывать в научно-фантастических фильмах. Довольно скоро я почувствовал, что мешаю и пошёл на берег Волги.

Терентий Денисович, впрочем, велел заглянуть к нему через три часа.

Так я и сделал.

Терентий Денисович обесточил свою пыточную аппаратуру, запер дверь и мы пошли гулять.

— Всё дело в том, что уже сейчас много площадей засеяно борщевиком. А с ним, как с любой тварью, что себе на уме — чуть запусти, перестань контролировать,