Читаем без скачивания Золотая химера Борджиа - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она в этот день не пела?
– Пела. Утром. Она ежедневно упражняется со своим аккомпаниатором, и вчера утром пела как обычно. А вот когда мы были в галерее…
– Пока вы находились в галерее, она все время была рядом с вами?
– Нет. Она отлучалась в туалетную комнату, чтобы умыться холодной водой, пока я ходил за кебом. Я проводил ее в Челси, и мы расстались. К моему величайшему сожалению. Я заказал столик в «Трокадеро» и мечтал о счастливом вечере с ней наедине. Мне ничего не оставалось, как вернуться к себе в «Савой», я не знал, чем себя занять. В конце концов поужинал и тоже улегся спать.
– Прежде чем лечь спать, вы ей не позвонили, желая узнать, как она себя чувствует?
– Что вы! Она не выносит телефонных звонков, и прислуга ее всячески от них оберегает. Не скрою, я был в отчаянии. В кои-то веки непотопляемый американец исчез с нашего горизонта! Я мечтал о ночи…
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – оборвал полицейский Адальбера, почувствовав, что тот готов пуститься в прочувствованные признания. – Кстати, относительно американца, ваши с ним отношения меня удивляют. Как вы его переносили?
– Вообще-то он славный малый, и раз Лукреция пожелала, чтобы мы оба были в ее свите, мы действовали согласно ее желанию.
– Она не знала, кого из вас выбрать? Странно, не так ли?
– Да. Но ее тоже можно понять. Она собиралась уйти со сцены, намеревалась сделать это в скором времени.
– У нее возникли проблемы с голосом?
– Нет. И она очень не хотела, чтобы они однажды возникли. Со мной она не говорила об этом, но я знал, что ей исполнилось сорок, что она хочет покончить с бродячим образом жизни, безусловно, ярким, возбуждающим, но который ей уже трудно было выносить. Она собиралась поселиться в поместье вместе с любящим мужем, который будет исполнять все ее желания, окружит обожанием, тем более восторженным, что ее красота на отдыхе и при заботливом уходе будет продолжать сиять еще долгое время. А чтобы публика ее не забыла, она собиралась давать один концерт в год.
В круглых желтых глазах «птеродактиля» зажегся насмешливый огонек.
– Чудесная перспектива! Но требует немалого состояния. И с этой точки зрения у вашего соперника шансов на выигрыш было гораздо больше.
– Тем не менее Лукреция не лишала меня надежды, что может оказать предпочтение мне. Конечно, у Уишбоуна денег куры не клюют, но я тоже не нищий, – процедил Адальбер, которому в лицо бросилась краска. – И если говорить о поместье, то я полагаю, что замок в райском уголке лучше оттенит ее красоту, чем сотни квадратных километров техасской равнины с бесчисленным числом коров и лесом буровых вышек!
– В самом деле… А как быть с археологией?
– Не вижу никаких сложностей. Сухой жаркий климат очень полезен для голосовых связок.
– И в особенности, как нам всем известно, полезна пыль.
– Не старайтесь разубедить меня, любезный друг. Роскошные гостиницы существуют теперь повсюду.
– Я вижу, вы не сомневались, кого предпочтет госпожа Торелли. Но зачем тогда было бессмысленно и жестоко подогревать надежды американца?
– Он разыскивал для Лукреции семейную драгоценность, которую она страстно хотела заполучить. Разумеется, разыскивал не сам, а поручил это…
– Морозини! Я полагаю, что теперь-то вы знаете, что с ним произошло, – весьма сурово произнес Уоррен. – И вам бы давно надо было отправиться на поиски своего друга, а не терять время в обществе преступницы.
Адальбер хотел было выступить в защиту Лукреции, но тут же оставил свое намерение. Ему не поколебать убежденности англичанина, который разделяет ее со своим французским коллегой, таким же убежденным в своей правоте и таким же непримиримым. Он предпочел перевести разговор на другую тему:
– Возвращаясь к Уишбоуну, вы можете поговорить и с ним тоже. Он вернулся?
– Нет, вернее, да. Он появился в «Рице» вчера вечером, расплатился по счету и забрал багаж, весьма солидный, надо сказать, который оставлял в отеле. Забавно, не правда ли?
Нет, Адальбер не видел в этом ровно ничего забавного. Но под инквизиторским взглядом полицейского, не сводившего с него глаз, он все же сумел обуздать свой гнев, хотя ему очень хотелось стащить с себя галстук и завязать им эти пронзительные желтые птичьи глаза! Адальберу даже удалось вытащить сигарету, закурить, сделать две-три затяжки и сказать в любимом ироническом стиле Альдо:
– Не отправить ли по его следам ваших гончих, суперинтендант? К моему величайшему сожалению, я могу сделать из всего этого только один вывод: если в этом фарсе присутствует баран на веревочке, то я имею счастье признать, что это я!
Он сделал еще пару затяжек, встал и погасил окурок в пепельнице из оникса, стоящей на краю стола.
– Если я вам еще нужен, вы знаете, где меня найти. Но я пробуду в Лондоне совсем недолго. Госпожа де Соммьер и мадемуазель дю План-Крепэн, которые ждут меня в «Савое», имеют намерение отправиться в Венецию, надеясь хоть немного скрасить печальное Рождество семье Морозини. И я хочу поехать вместе с ними.
Уоррен сидел молча, по-прежнему не сводя с него круглых желтых глаз, потом неожиданно рассмеялся и встал.
– Поздравляю, Видаль-Пеликорн! Умеете держать удар. Поприветствуйте от меня ваших дам. Желаю вам доброго пути!
Он протянул руку, и Адальбер пожал ее вполне дружески.
В тот же вечер в Париже Федор Разинский высадил на улице Мобеж пассажира, посадив его в машину на Елисейских Полях. Времени было около половины восьмого, до конца работы оставалось совсем немного времени, и он решил подъехать к поезду Амстердам – Антверпен – Брюссель – Париж, который приходил в восемь, и сделать еще одну ездку, а если повезет, то и с багажом. На стоянке уже было четыре автомобиля, а пятый ждал немного в стороне, очевидно заказанный через какое-то агентство.
Погода была довольно теплая, но к концу дня пошел небольшой снежок, и Федору вдруг захотелось выпить в привокзальном буфете чего-нибудь согревающего, например хорошую чашку кофе с кальвадосом. Автомобиль, стоящий в отдалении, тоже был марки «G7», как и у Федора, и он решил попросить коллегу присмотреть за машиной во время его недолгого отсутствия. Он знал, что ему не откажут, потому что номер тоже был знакомым, на автомобиле ездил один из русских.
Федор с улыбкой подошел к машине, но внезапно сделал шаг назад, и улыбка тотчас исчезла с его лица. За рулем сидел вовсе не Дмитрий Назев, в прошлом капитан Преображенского полка, такой же богатырь, как и сам Разинский. Водителю было лет сорок, он был невелик ростом, смуглый, с черными усиками, и Федор мог поклясться, что родом он откуда-то с юга. И что уж было совершенно точно, он сидел за рулем машины, которая ему не принадлежала.