Читаем без скачивания Мятежное православие - Андрей Богданов

К счастью, засечь Ломоносова «усами» не удалось. Мы не знаем всех обстоятельств придворной борьбы вокруг антинаучных инициатив Синода, но результат ее известен. На этот раз Михаил Васильевич победил. Именного указа императрицы, запрещающего писать «как о множестве миров, так и о всем другом, вере святой противном», издано не было. Синоду не удалось запретить распространение уже изданных книг с изложением гелиоцентрической теории. Не удалось «бородам» и заполучить в свои руки «брадоборца».

Позиция Ломоносова оказалась слишком прочной. Как раз в это время ему удалось фактически отстранить от управления Академией своего старого врага И.Д. Шумахера. За пять дней до подачи синодальной жалобы Ломоносову и Тауберту был вручен ордер президента Академии наук Кирилла Григорьевича Разумовского (подписанный еще 13 февраля) о введении их в управление академической Канцелярией, «дабы в отсутствии моем, — писал президент, — в случае иногда болезни г. статского советника Шумахера или иного приключения, которому он по дряхлости и старости лет своих (Шумахеру было 66 лет. — А.Б.) подвержен быть может, Канцелярия академическая праздна не осталась… и над всеми академическими делами могло быть всегдашнее доброе смотрение»{149}.

Вопреки нападкам духовенства, в феврале 1757 года типография Московского университета начала новое издание Собрания сочинений М.В. Ломоносова. Хорошо задуманная атака на Михаила Васильевича в литературе — путем распространения своего рода контрсатиры — тоже не вполне удалась. Духовенство пыталось пустить по рукам анонимные письма против Ломоносова и пародию на его сатиру под заглавием: «Переодетая борода или гимн пьяной голове». Эти сочинения, подписанные вымышленным именем «Христофор Зубницкий» из Колмогор, даже пытались напечатать в академических «Ежемесячных сочинениях» (надеясь на неприязнь ряда ученых к Ломоносову).

Автор пасквилей — талантливый и весьма жестокий рязанский епископ Дмитрий Сеченов — с помощью В.К. Тредиаковского собрал, как сейчас сказали бы, весь «компромат» на академика, включая даже ошибку Ломоносова в анализе рудных образцов и появление отрицательной рецензии на его труды в Commentarii (Лейпциг, 1752). Хорошо знакомый с Михаилом Васильевичем выпускник Московской славяно-греко-латинской академии, Дмитрий усердно поливал своего бывшего коллегу грязью, обвиняя его в пьянстве, корыстолюбии, самонадеянности, хвастовстве, необразованности и наглости.

С хмелю безобразен теломИ всегда в уме незреломТы, преподло быв рожден,Хоть чинами и почтен,

— писал автор пасквилей, довольно ловко используя форму «Гимна бороде»:

Не напрасно он дерзает;Пользу в том свою считает,Чтоб обманом век прожить,Общество чтоб обольститьЛибо мозаиком ложным,Либо бисером подложным

(намек на предполагаемые выгоды от строившейся Ломоносовым стеклянной фабрики в Усть-Рыбицах). Впрочем, Христофор Зубницкий довольно вульгарен; он никак не может отойти от темы выпивки (в пристрастии к которой епископ Дмитрий сам жаловался на себя в проповедях). Для него характерны обращения типа: «пьяный рыболов», «твоя хмельная рожа», «ввек с свиньями почивай» и т.п.

И на твой раздутый зракПравей харкнуть может всяк

— вот образец красноречия, представленный служащим духовного ведомства.

«Поверьте, — писал пасквилянт, — что он столько подл духом, столько высокомерен мыслями, столько хвастлив на речах, что нет такой низости, которой бы не предпринял ради своего малейшего интересу, например для чарки вина». «Он, — говорилось про великого русского ученого, — всегда за лучшие и важнейшие свои почитает являемые в мир откровения, которыми не только никакой пользы отечеству не приносит, но еще, напротив того, вред и убыток, употребляя на оные немалые казенные расходы, а напоследок вместо чаемыя похвалы и удивления от ученых мужей заслуживая хулу и поругание, чему свидетелем быть могут “Лейпцигские комментарии”». Короче, Ломоносов гордится, «сребро сыскав в дерьме».

В XVIII столетии подлые писания епископа не имели успеха, в отличие от ответной эпиграммы Ломоносова Зубницкому:

Безбожник и ханжа, подметных писем враль!Твой мерзкий склад давно и смех нам и печаль:Печаль, что ты язык российской развращаешь,А смех, что ты тем злом затмить достойных чаешь.Наплюем мы на срам твоих поганых врак:Уже за 20 лет ты записной дурак…Хоть ложной святостью ты бородой скрывался,Пробил (то есть Честный. — А.Б.), на злость твою взирая, улыбался:Учения ево, и чести, и труда,Не можешь повредить ни ты, ни борода{150}.

На этот раз Ломоносов действительно не позволил деятелям духовного ведомства повредить свое учение, честь и труд. В дальнейшем он еще не раз отражал наскоки на науку и литературу как в своих поэтических сочинениях, так и в ученых трудах. Примерно к концу 1759 года Михаил Васильевич ответил на выход в свет четвертого тома «Собрания разных поучительных слов» псковского епископа Гедеона (Криновского), пренебрежительно отзывавшегося о красноречии, риторике и ученых вообще. Вероятно, Ломоносов узрел в высказываниях Гедеона намек на новое издание своей «Риторики» (1759 год). Как бы то ни было, он возмутился и написал эпиграмму к Пахомию, сохранившую для потомков память о книге Гедеона и затронувшую не только епископа псковского:

Пахомий говорит, что для святого словаРиторика ничто, лишь совесть будь готова.Ты будешь Казнодей, лишь только стань попомИ стыд весь отложи. Однако врешь, Пахом.На что риторику совсем пренебрегаешь?Ее лишь ты одну и то худенько знаешь.

Ломоносов пользуется случаем, чтобы еще раз защитить науку и литературу от нападок духовенства, ссылаясь на церковные авторитеты:

Василий, Златоуст — церковные столпы —Учились долее, как нынешни попы:Гомера, Пиндара, Демосфена читалиИ проповедь свою их штилем предлагали;Натуру, общую всей прочей твари мать,Небес, земли, морей, старались испытать.Дабы Творца чрез то по мере сил постигнутьИ важностью вещей сердца людски подвигнуть.

Конфликт, в который он был втянут, Ломоносов представляет однозначно: как конфликт между правдой просвещения и ханжеством невежества, характерного, как признавали и духовные авторы, для русского священного чина XVIII века:

Ты словом Божиим незнанье закрываешьИ больше тех мужей у нас быть уповаешь;Ты думаешь, Пахом, что ты уж Златоуст!Но мы уверены о том, что мозг твой пуст.

Литературная беллетристика, считает Михаил Васильевич, гораздо ценнее поучений подобного духовенства. Поймав Гедеона на слове, когда тот осуждает чтение, в частности, романа Ф. Фенелона «Приключения Телемака» (1699 год) вместо Евангелия, Ломоносов замечает:

Нам слово Божие чувствительно, любезно,И лишь во рте твоем безсильно, безполезно.Нравоучением преславной ТелемакСтократ полезнее твоих нескладных врак{151}.

Что это за «враки» и в чем глубоко ошибочна проповедь малообразованного и не рассуждающего под пятой Синода духовенства, академик ясно показал в написанных вскоре научных трудах. Во «Втором прибавлении к металлургии» (1760 год) он ярко изложил свою теорию развития Земли, в корне противоречащую легенде о «сотворении» мира за шесть дней. Это именно легенда, утверждает Ломоносов:

«Кому противна долгота времени и множество веков, требуемых на обращение дел и произведения вещей в натуре, больше нежели как принятое у нас церковное исчисление, тот возьми в разсуждение… что оно не догмат веры, ниже узаконение, утвержденное соборами…

Если же кто сим недоволен, — иронизирует ученый, — то пусть отнесет вышеписанные натуры деяния в оное время, когда Земля была невидима и неустроена (так! — А.Б.), то есть прежде шестидневного произведения тварей: там не будет никакого спору и сомнения о времени, не описанном и не определенном чрез течение светил небесных».

В следующем, 1761-м году вышло из печати «Прибавление» к астрономическому исследованию Ломоносова «Явление Венеры на Солнце». При прохождении планеты через видимый солнечный диск ученому удалось обнаружить на ней атмосферу, то есть найти сильнейший аргумент в пользу гипотезы о наличии жизни не только на Земле. Михаил Васильевич указал, что его взгляды приходят в противоречие с мнением невежественного духовенства, и постарался (на первый взгляд) уйти от конфликта, прикрывшись рассуждением о «двойственности истины». Однако не мог удержаться от насмешки над своими противниками-проповедниками.