Читаем без скачивания Триптих. Одиночество в Сети - Януш Леон Вишневский

Едва они вошли в номер, она расстегнула на нем рубашку.

Он раздел ее, взял на руки и отнес на кровать.

Он целовал ее. Целовал всюду. Делал с ней совершенно чудесные вещи.

Наконец-то он ни о чем не спрашивал.

Он все время шептал, как она прекрасна, как безумно необходима ему и как страшно он тосковал без нее. Но до настоящего экстаза он доводил ее, когда шепотом сообщал ей, что сделает сейчас — где поцелует, где прикоснется и что чувствует, когда это делает.

Уже под утро, засыпая с улыбкой, она чувствовала его руку, лежащую у нее на груди, и даже не пыталась задуматься над тем, что произошло.

Потому что она знала: то, что произошло, продолжится, и сейчас и музыка, звучавшая в номере, и тишина, они только для успокоения. Она провела пальцем по его губам. Он не спал и повернулся к ней.

Она ждала, что он это сделает.

@10

Полтора месяца спустя…

ОНА: Она одевалась за низкой ширмой из ткани с восточными цветами. В кабинете было чудовищно душно. Гинеколог, пожилой седой мужчина в очках, сидел за столом, стоящим посреди комнаты на полпути между ширмой и гинекологическим креслом. Он что-то записывал в карточку.

Она подумала, почему она не чувствовала стыда, когда лежала, раздвинув ноги, на этом жутком кресле, но как только обследование закончилось и ей, голой ниже пояса, надо было пройти несколько шагов до ширмы, она сразу же ощутила и стыд, и какую-то скованность.

— Вы на шестой неделе беременности, — объявил гинеколог, встав из-за стола и зайдя к ней за ширму. — Если вы хотите родить этого ребенка, вам придется радикально изменить образ жизни. Полагаю, после последнего выкидыша вы это понимаете не хуже меня, не так ли?

Ее муж был категорически против детей.

«Я хочу еще немножко пожить. Посмотри на Асю, она же совершенно опустилась с этим ребенком. Нет! Нет! Только не сейчас. Подождем еще годика два-три», — говорил он и возвращался к своим проектам, которые, подобно тюремным решеткам, удерживали его в комнате, где стоял компьютер.

Как-то она перестала принимать таблетки, не сказав об этом мужу. Ей исполнилось тридцать, и она почувствовала, что время уходит. Реакция испуганной «стареющей» женщины, ощутившей себя биологически бесполезной.

«Когда это произойдет, он согласится», — думала она.

Но у нее случился выкидыш. Муж об этом так и не узнал. Она посылала его в аптеку покупать мешками суспензории. Искровенила несколько простыней. Его она убедила в том, что у нее «исключительно тяжелый период». Он только удивлялся, что она пять дней должна лежать в постели. А когда она плакала, он считал, что это от боли. В общем-то он был прав. Но только он путал физическую боль в животе с болью совершенно иного рода.

Из задумчивости ее вырвал голос гинеколога:

— Только не беспокойтесь. На этот раз мы за вами проследим, и все будет хорошо.

— Да, конечно, — смущенно пробормотала она, застегивая пуговицы на юбке. — Вы не могли бы точно сказать, когда… когда я забеременела?

— Я уже говорил вам. По моим оценкам, у вас шесть недель. Плюс-минус четверо суток.

Он заглянул в календарь, лежащий на столе.

— Приходите ко мне через неделю. В это же время. Нам надо будет установить подробный план, что мы будем делать во время беременности. Постарайтесь привыкнуть к мысли, что последние месяцы вы проведете на сохранении в клинике.

Врач встал из-за стола, подал ей руку и сказал:

— Избегайте стрессов и хорошо питайтесь.

Она вышла из его кабинета прямо на темную лестничную площадку, заполненную табачным дымом.

Опершись спиной на стену возле самой двери в кабинет, она тяжело дышала, с трудом ловя воздух. Через несколько секунд, держась за стену, она ощупью стала продвигаться к лифту.

«Плюс-минус четверо суток…» Эти слова гинеколога эхом отдавались у нее в голове.

ОН: «Уже прошло полтора месяца», — подумал он, глянув в календарь. Позвонил сам директор института и попросил его определить дату отпуска. В сущности, это был приказ.

— Вы уже четыре года не брали отпуск. Мне только что из администрации прислали официальное замечание. Так дальше продолжаться не может. У меня будут неприятности с профсоюзами. Съездите еще в Принстон, а потом — чтобы полтора месяца я вас здесь не видел. Так что завтра до двенадцати извольте сообщить мне дату вашего ухода в отпуск.

Ровно полтора месяца назад он прижал ее к себе в парижском аэропорту. Потом, сидя на скамейке, целовал ей запястья, глядя в ее полные слез глаза. А вечером она была нагая. Полностью нагая. И хоть он целовал ее всюду и по многу раз, сильней всего ему запомнились ее запястья.

Она прекрасна. Ошеломляюще прекрасна. Притом она чуткая, тонкая, романтичная и мудрая. Она восхитительна. Он не может забыть, как в ту ночь она, утомленная, вжалась в него спиной и ягодицами и прошептала:

— А знаешь, с тобой мне вспоминаются все стихи, которые когда-либо трогали меня.

Он прижал ее к себе, губами закопался в ее волосы. Они так дивно пахли.

— После того, что случилось с тем самолетом, у меня ощущение, будто мне подарили сегодня новую жизнь, — шепнул он.

Правую ее ладошку он прижал к губам. Стал ласково сосать ее пальцы. Один за другим. Прикасался к ним языком.

— И ты в ней с первого дня.

Его слюна мешалась со слезами. После того как ушла Наталья, он всегда плакал крупными слезами.

— И будешь в ней всегда, да?

Она не ответила. Дыхание у нее было ровное. Она спала.

ОНА: Она вышла из дома, где находился кабинет гинеколога, и села на металлическую скамейку возле песочницы. Достала мобильник. Набрала номер Аси.

— Мне надо с тобой встретиться, — произнесла она, даже не представившись. — Прямо сейчас.

Ася ни о чем не спрашивала. Сказала только, предварительно перекинувшись с кем-то несколькими словами:

— Через двадцать минут буду во «Фрета@Портер» на Старом Мясте. Там, где мы в последний раз были с Алицией. Помнишь?

Еще бы не помнить! Они там пили вино и весь вечер смотрели парижские фотографии. Смеялись, вспоминали. Она была такая счастливая. В какой-то момент все стало не важно. Она вышла на улицу. Набрала номер его рабочего телефона в Мюнхене и произнесла на автоответчик:

— Якуб, я пьяная. Но от вина только самую малость. А больше всего от воспоминаний. Спасибо тебе за то, что ты есть. И за то, что я могу быть.

Ася уже ждала, сидела за столиком в садике при кафе.

Она подсела к Асе, вся сжавшаяся, прижимая к груди сумочку.

— Этот Якуб обидел тебя, — начала Ася.

Она с испугом посмотрела на подругу:

— Откуда ты знаешь про Якуба?

— Когда я во сне произносила имя какого-нибудь мужчины, то этот негодяй на следующий день женился на другой. Но это было страшно давно, — объяснила Ася без тени эмоции в голосе.

Ася не переставала ее удивлять. Получалось, что, несмотря ни на что, она плохо знает свою подругу.

— Нет, Якуб никого не способен обидеть. Это другая модель. Потому-то он так часто бывает печальным.

Ася прервала ее:

— Тогда рассказывай. Все. Я сказала мужу, что смогу вернуться только после полуночи. В последнее время он на все соглашается и даже бровью не ведет.

И она стала рассказывать. Все-все. Как познакомилась с ним. Какой он. Почему именно такой. О том, что она чувствует, когда он есть, и чего не чувствует, когда его нет. О пятницах до полудня и утрах в понедельник. Когда она закончила рассказывать о Наталье, Ася схватила ее за руку и попросила остановиться.

Она подозвала официанта:

— Двойной «Джек Дэниелс» и банку «Ред Булл». Хорошо охлажденную.

Ася произнесла:

— Мне то же самое. И поторопитесь, пожалуйста.

Только когда официант принес заказанное, она рассказала про рейс «TWA» и про то, что она пережила в аэропорту. В этот момент Ася придвинулась к ней и погладила ее по лицу.

— Помнишь, как мы встретились на вокзале в Варшаве перед отъездом в Париж? Меня привез на машине муж. Я была просто в ярости на него. Ты еще спросила, что произошло. Я ответила, что не хочу об этом говорить.

Она на миг умолкла. Взяла бокал.

— В ту ночь он пришел с какой-то их корпоративной вечеринки. Я уже спала. Он меня разбудил. Ему хотелось заняться со мной любовью. А у меня не было ни малейшего желания. Я уже не первую неделю не испытывала желания. Да и он тоже. Это был просто алкоголь. К тому же у меня был самый конец регул. А он совершенно неожиданно придвинулся ко мне, потянул за тесемку и выдернул тампон. Схватил меня за руки, как полицейский, собирающийся надеть наручники. Я ничего не могла поделать. Он вошел в меня. И после нескольких движений кончил. Тут же отвернулся и заснул. Оставил во мне свою сперму, как угорь оставляет молоки на икре, и заснул.