Читаем без скачивания Стылый ветер - Александр Быков

Настоящий, живой человек, в которого так страшно втыкать слепое железо. Даже в спину, когда он не видит, а оба солдата охраны не смотрят на него, склонившись над развернутым свитком...

«Ну же! Сейчас они дочитают до конца и пойдут убивать Эльзу, ее детишек... Неужели нельзя спасти одних, не убивая других?.. Если им сейчас прикажут, они задумываться не станут... А если не прикажут?»

Один из солдат поднял голову.

«Все. Опоздал... Хотя еще можно успеть. — Конрад сжал покрепче стилет, замахнулся... — Нет. Не могу. Почему я такой трус, боже?»

— Так, значит, снять охрану?

— Да. По приказу архиепископа.

«По приказу... Снять охрану? Господи! Как хорошо, что я не ударил». Конрад облокотился о стену. Его била мелкая дрожь.

— Герр офицер! Кто это там у вас за спиной?

Офицер оглянулся.

— О! Ночной гость?.. — плотоядно улыбаясь, офицер схватился за шпагу. — Фрау Эльза, не к вам ли?

Конрад видел все словно в тумане. Его хватило только на то, чтобы незаметно сунуть стилет в карман камзола и спрятать пистоль за спину.

«За ношение пистоля штатским лицам в Зальцбурге, кажется, отрубают руку?»

Перебравшись по шаткому мостику на другую сторону расщелины, Ольга облегченно вздохнула.

— Ну, тут их и задержать можно. Ох, сколько прихвостней Цебеша ляжет... — азартно потер руки Ходжа.

— Мы не в «кто больше убьет» играем, — одернул его Ахмет. — Надо уничтожить мост.

— Но...

— Ты пристрелишь одного, двоих. Еще кого-то зарубишь... Но их сорок! Задавят массой.

— Кишка тонка. Это ж крестьяне. Разбегутся при первой опасности.

— Нет, Ходжа. Это фанатики, — вмешалась Ольга. — Я знаю, какой властью над душами обладает Цебеш. Если он прикажет, эти люди бросятся на тебя, даже зная, что им грозит верная смерть. Он колдун!..

— Хватит болтать. Ходжа, Ольга, ищите, как перевалить кряж... Идите. А я задержу их.

— Но ты же сам говорил... — вскинулась Ольга.

— Иди. — Ахмет обнял ее, потом развернул и тихонько толкнул в спину. — Иди скорее... Я догоню.

— Вас, стихии воды, земли, воздуха и огня, призываю! Всей силой своей! — Джузеппе воздел кверху руки, повышая голос, чтобы заглушить звук органа. Устремив воспаленный взгляд перед собой, сжав в правой руке нож, а в левой — перевернутый крест...

Словно ветер зашелестел у них над головами. Заметался огонь в черных свечах. Факелы испуганно дернулись, и нахлынул, словно волна, запах копоти, серы и склепного смрада...

— Все. Здесь нет пути. Разве только по этой тропинке. Среди ночи шею свернешь карабкаться тут над обрывом. Хорошо хоть луна... — Ходжа замолк в испуганно замер.

— Вон они! Там!.. Вперед, братцы! Убивай вурдалаков!

Со стороны моста раздались выстрелы. Вопли.

Взрыв — красным отсветом на окрестные скалы. Ольга рванулась назад. Туда, где пылал деревянный мост, и десятки пистолей, мушкетов били в их сторону, разрывая тьму вспышками света.

— Стой! Куда, дура глупая? — схватил ее за плечи Ходжа, прижал спиной к камням, закрывающим их от летящих с той стороны расщелины пуль.

Ахмет метнулся им навстречу под защиту камней.

— Уф... Трое. Может быть, четверо... Мост горит. Получилось... Что вы тут-то стоите? Нашли путь дальше?

Ольга кивнула.

— Ну так нечего ждать... Наверх.

— Именем Левиафана, Белиала, Люцифера... — Тот, что справа, положил девочку на алтарь, и она испуганно захныкала. — Именем Сатаны! — Нож, острый, как стекло, вспорол белое горло, прервав ее крик. Тот, что слева, подставил чашу, набирая теплую кровь. — Ave Satanas!

— Ave! — подхватил из-под черных капюшонов многоголосый хор.

Правый, шатаясь, отошел, унося завернутое в черную мантию, уже переставшее дергаться тельце, а левый встал с колен, в обеих руках держа потир, полный крови.

Джузеппе Орсини распрямился, сбросил с лица капюшон и закинул в сторону окровавленный жертвенный нож:

— Ave Satanas!!! — грудь была переполнена ощущением новой, неведомой силы, идущей через него.

— Стойте! — крик, смешанный с запахом копоти и опаленных волос. От звука этого голоса в груди у Ольги словно что-то оторвалось и упало. «Цебеш. Прямо у нас за спиной... Как он прошел через пылающий мост?!»

— Вперед! — подтолкнул Ахмет. — Наверх, скорее. Я его задержу. — И спрыгнул вниз. Навстречу Старику. Ольга с замиранием сердца услышала звук вынимаемого из ножен клинка. Чтобы скорее забраться наверх, уцепилась рукой за какой-то куст — оказалось, шиповник. Впрочем, она даже не почувствовала боли. Там, за спиной, железо ударило о железо...

Ходжа подал ей руку и втянул наверх. Между ними и Цебешем теперь было метров пять почти отвесного склона. Внизу, в свете луны, закрытые камнями от посторонних взоров и пуль, кружили фигуры Старика и Ахмета.

— Что у Цебеша в руках? Посох? — спросила Ольга.

— Судя по звуку — железный... Смотри! Не достал! Какой верткий колдун! Боюсь, Ахмету не просто будет его одолеть. Ну... Эх, плохо видно!..

— Ты что, так и будешь ждать, Ходжа?! Ведь Цебеш убьет его!

— Или он Цебеша... Рукопашная схватка — такое непредсказуемое дело...

— У тебя же есть пистоль, он заряжен! Пальни в Старика! Ведь нельзя же...

— Нельзя... Могу в Ахмета попасть. Вон как Старик кружится, словно чует, что я тут в него целюсь... Скотина...

Когда соборный колокол ударил полночь, Альбрехт Вацлав Эусебиус Валленштейн вошел в центр пентаграммы. Его губы кривились в скептической улыбке.

«Однако ты пришел сюда, генерал. Хотя и делаешь вид, что не веришь... Через всю страну, бросив свои дела и войну, мчался, чтобы теперь усмехаться?.. Нет. Тебе просто страшно. Смеешься, чтобы скрыть страх! — Пальцы Джузеппе сжались, словно схватив мертвой хваткой душу надменного чеха. — И, несмотря на свой страх, ты все же пришел. Ты здесь, хотя и боишься обряда, который тебе предстоит. Боишься, даже не зная всего, что знаем мы... Но жажда силы и власти в тебе сильнее, чем страх... Именно такой нам и нужен».

И Джузеппе Орсини — главный дирижер страшного концерта — уверенно махнул рукой.

Служка протянул Вацлаву на вытянутых руках потир, наполненный кровью младенца. И звуки страшной хоровой литании, коверкающей более древнюю, чем соборные стены, латынь, ударили в уши. Молитвы, похожие на заклинания, и заклинания, похожие на молитвы.

Джузеппе повелительно простер руки, и что-то огромное, бездонное разверзлось, явив миру первозданную тьму.

Орган стонал, мешая ветру выть. И слова заклятий слышал лишь тот, кто осмелился их произнести. Змей, держащий на себе небо и землю, кричал от боли. Но что им всем до этого крика...

«Ты позволишь ему умереть?»