Читаем без скачивания Мистер Мерседес - Стивен Кинг

Джером кликает «ПОДВАЛ». В файле – десяток слов:

Какое-то время все трое молча смотрят на экран.

Наконец Ходжес говорит:

– Я этого не понимаю. Джером?

Джером качает головой.

Холли, зачарованно уставившаяся на послание умершей женщины, едва слышно произносит одно слово:

– Возможно… – Она замолкает, жует губы, потом повторяет: – Возможно.

Брейди подъезжает к Центру культуры и искусств около шести вечера. Хотя до начала концерта еще час с небольшим, автостоянка на три четверти заполнена. Длинные очереди выстроились у дверей, ведущих в вестибюль, и с каждой минутой они растут. Девочки кричат во всю мощь легких. Наверное, это означает, что они счастливы, но для Брейди это крики призраков в заброшенном особняке. Невозможно смотреть на эту толпу и не вспоминать апрельское утро у Городского центра. «Будь у меня «хаммер», а не говенная японская консервная банка, – думает Брейди, – я бы въехал в них на скорости сорок миль в час. Убил бы пятьдесят или больше, а потом сдвинул бы переключатель, чтобы отправить остальных в стратосферу».

Но «хаммера» у него нет, и с мгновение он даже не знает, что ему теперь делать: нельзя, чтобы его увидели, пока он не закончит все приготовления. Потом в дальнем конце автостоянки он замечает полуприцеп. Тягача нет, полуприцеп стоит на домкратах. На борту нарисовано колесо обозрения и написано: «“ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС”: СЛУЖБА ПОДДЕРЖКИ». Это один из трейлеров, которые он видел около разгрузочно-погрузочной зоны, когда проводил разведку. Позже, после завершения концерта, к полуприцепу подгонят тягач, и он вернется на погрузку, но сейчас он выглядит покинутым.

Брейди подъезжает к полуприцепу (его длина не меньше пятидесяти футов) вплотную с обратной стороны, так что теперь «субару» полностью скрыт от посторонних глаз, хотя на автостоянке полно и людей, и машин. Достает из бардачка очки с простыми стеклами вместо линз, водружает на нос. Вылезает из «субару», обходит полуприцеп, чтобы убедиться, что он пуст. Ожидания Брейди оправдываются, он возвращается к «субару» и выгружает инвалидную коляску. Это далеко не просто. Он бы предпочел «хонду», но побоялся ехать на автомобиле, лишенном надлежащего техобслуживания. Наконец коляска встает на асфальт, и он кладет на ее сиденье диванную подушку с надписью «ПАРКОВКА ЗАДА» и соединяет провод, торчащий из отверстия в первой букве «А», с проводами из боковых карманов, в которых тоже блоки пластита. Еще один провод, от блока в заднем кармане, высовывается из дыры, которую Брейди проткнул в спинке.

Обильно потея, Брейди приступает к завершающему соединению проводов. Места соединения обматывает заранее нарезанными полосками изоляционной ленты, которую налепил на большущую футболку с символикой «ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС», купленную утром в аптечном магазине. На футболке – колесо обозрения, как и на борту полуприцепа. Над колесом надпись – «ПОЦЕЛУИ НА МИДВЕЕ». Под колесом – «Я ЛЮБЛЮ КЭМА, БОЙДА, СТИВА И ПИТА!».

Через десять минут интенсивной работы (с перерывами, чтобы выглянуть из-за полуприцепа и убедиться, что рядом по-прежнему никого нет) паутина соединенных проводов лежит на диванной подушке. Нет никакой возможности подсоединить провод к взрывчатке, положенной в мочеприемник «Уринеста» – во всяком случае, он способа не нашел, – но это и не важно. Брейди не сомневается, что при взрыве других блоков мочеприемник тоже взорвется.

Впрочем, он понимает, что ему этого никак не узнать.

Он снова возвращается к «субару» и достает фотографию размером восемь на десять дюймов в рамке. Ходжес эту фотографию уже видел: Фрэнки, недоуменно улыбающийся и прижимающий к груди пожарный грузовичок Сэмми. Брейди целует стекло и говорит:

– Я люблю тебя, Фрэнки. А ты любишь меня?

Делает вид, будто Фрэнки говорит «да».

– Хочешь помочь мне?

Делает вид, будто Фрэнки говорит «да».

Брейди идет к инвалидной коляске и садится на «ПАРКОВКУ ЗАДА». Теперь виден только один провод, свисающий с сиденья между расставленных ног Брейди. Он подсоединяет провод к Изделию два и глубоко вдыхает, прежде чем сдвинуть переключатель. Если АА-батарейки «подтекают»… даже чуть-чуть…

Но они не «текут». Загорается только желтая лампочка готовности, и ничего больше. Где-то – не так далеко, но в другом мире – маленькие девочки радостно кричат и визжат. Скоро многие обратятся в пар, а еще больше останутся без рук и ног и заорут уже по-настоящему. Ничего, по крайней мере они будут слушать свою любимую группу, когда раздастся большой взрыв.

А может, и нет. Он понимает, какой у него топорный и непродуманный план: самый глупый и бесталанный голливудский сценарист придумал бы что-нибудь получше. Брейди помнит коридор, ведущий в аудиторию: «ВХОД С ПАКЕТАМИ, КОРОБКАМИ, РЮКЗАКАМИ ВОСПРЕЩЕН». Ничего такого у него нет, но чтобы остановить его, нужен лишь один востроглазый охранник, который заметит торчащий провод. Даже если этого не случится, одного взгляда в карман инвалидной коляски достаточно, чтобы понять, что это вовсе не коляска, а катящаяся бомба. Брейди сунул в один из карманов вымпел «Здесь и сейчас», но на этом его маскировка и закончилась.

Брейди это не тревожит. Он не знает, то ли это уверенность в себе, то ли фатализм, и не думает, что это имеет значение. На поверку уверенность и фатализм – во многом одно и то же. Он вышел сухим из воды, направив «мерседес» в толпу у Городского центра, и не перетрудился с планированием: маска, сетка для волос и хлорка, убивающая ДНК. В глубине души он не ожидал, что ему удастся скрыться с места преступления, а в данном случае он скрываться не собирается. В этом плюющем на все мире он готов плюнуть дальше всех: на собственную жизнь.

Брейди сует Изделие два под свободную футболку. Оно чуть выпирает, и сквозь материю видна желтая лампочка, но и бугор, и лампочка исчезают, когда он ставит на колени фотографию Фрэнки. Подготовка закончена.

Очки с простыми стеклами сползают по влажной и скользкой от пота переносице. Брейди сдвигает их вверх. Чуть изогнув шею, видит себя в боковом зеркале «субару». С выбритым черепом и очкастый, он совершенно не похож на прежнего Брейди. И выглядит больным: бледный, потный, с темными мешками под глазами.

Брейди проводит рукой по макушке, ощущая гладкую кожу: волосы у него больше не отрастут. Он выкатывается из-за полуприцепа и направляет инвалидную коляску через автостоянку к толпе, увеличивающейся на глазах.

Час пик тормозит Ходжеса, и они прибывают в Норт-Сайд только в самом начале седьмого. Джером и Холли по-прежнему с ним, они хотят довести дело до конца, несмотря на последствия, а поскольку они понимают, какие это последствия, Ходжес решил, что не может им отказать. Да и выбора у него нет: Холли не делится своими догадками. Если они верны.

Хэнк Бисон выскакивает из дома и пересекает улицу еще до того, как Ходжес останавливает «мерседес» Оливии Трелони на подъездной дорожке дома Хартсфилдов. Ходжес вздыхает и нажимает кнопку, опускающую стекло водительской дверцы.

– Я хочу знать, что происходит! – выпаливает мистер Бисон. – Ваш второй приезд имеет отношение ко всей этой заварухе в Лоутауне?

– Мистер Бисон, – отвечает Ходжес, – я понимаю вашу озабоченность, но вы должны вернуться в дом и…

– Нет, подождите, – говорит Холли. Наклоняется через центральную консоль «мерседеса» Оливии Трелони, чтобы видеть лицо мистера Бисона. – Скажите мне, как звучит голос мистера Хартсфилда? Мне необходимо знать, как он звучит.

На лице Бисона – недоумение.

– Как и у всех, наверное. А что?

– У него низкий голос? Вы понимаете, баритон?

– Как у одного из этих толстых оперных певцов? – Бисон смеется. – Черт, нет. Что за странный вопрос?

– Не высокий и не скрипучий?

Бисон обращается к Ходжесу:

– Ваша напарница чокнутая?

Есть немного, думает Ходжес.

– Пожалуйста, ответьте на вопрос, сэр.

– Не низкий, не высокий и не скрипучий. Обычный! Что здесь происходит?

– Никакого особенного выговора? – настаивает Холли. – Скажем… э… южного? Или новоанглийского? Бруклинского?

– Нет, я же сказал. Он говорит как все.

Холли выпрямляется, откидывается на спинку сиденья, вероятно, удовлетворенная ответом.

– Идите в дом, мистер Бисон, – повторяет Ходжес. – Пожалуйста.

Бисон недовольно фыркает, но ретируется. Останавливается на ступеньках крыльца, чтобы оглянуться и бросить на «мерседес» сердитый взгляд. Ходжес видел такой много раз. Он означает: Это я выплачиваю тебе жалованье, говнюк. Потом старик уходит в дом, громко хлопнув дверью, чтобы у них не оставалось сомнений в его отношении к ним. Тут же появляется в окне, сложив руки на груди.

– А если он позвонит копам и спросит, что мы тут делаем? – спрашивает Джером с заднего сиденья.