Читаем без скачивания Камероны - Роберт Крайтон

И все же он то и дело возвращался мыслью к этому человеку – выжил ли он, потому что Гиллон видел в этом своего рода знамение. Он не сомневался, что если рыбак прошел через все испытания, то и он пройдет, а если рыбак погиб, то погибнет и он.

– Знаете что? – сказал Гиллон, удивившись собственному открытию. – Настоящий-то романтик – это вы. Я, к примеру, просто хочу жить в мире, который будет немного лучше, а вы хотите, чтобы рабочие жили в раю. Неудивительно, что в вас столько горечи, потому как очень трудно представить себе рай в Питманго.

Мистер Селкёрк надулся. Он не любил, когда углекопы критиковали его, а сейчас он еще увидел в словах Гиллона известную долю правды.

– Конечная цель – главное, а остальное – чепуха, – сказал он, когда они сошли с поезда в Кауденбите, и Гиллон подумал, что, как это ни трудно себе представить, Селкёрк очень похож на Мэгги. Разными путями оба пришли к одному и тому же выводу.

Они зашли в «Герб углекопа» позавтракать, хотя было уже довольно поздно. Там было темно и тихо. Они заказали булочки с чаем, а подумав, еще и по тонкому ломтику бекона – гулять так гулять: как-никак они побывали в Эдинбурге, повидали столицу и замок, встретились с поверенными и с Кейром Харди; а потом мистер Селкёрк заявил, что для поддержания сил надо пропустить одну-две ньюхейвенские стопочки виски, не то ему не добраться домой. «Хитро он это преподнес», – подумал Гиллон. Обычная стопочка виски составляла четыре унции, а ныохейвенская была в два раза больше, да ik тому же в понимании мистера Селкёрка одна-две порции означало на самом деле две или три, а потому, когда Селкёрк отправил в свою утробу первую порцию, Гиллон расстался с ним и двинулся домой. А мистер Селкёрк снова стал искать рай на дне бутылки. Вечером, когда кончилась смена, Гиллон послал Сэнди Боуна и Сэма с фургоном в Кауденбит, чтобы привезти мистера Селкёрка домой.

4

На другое утро Гиллоп, прихватив с собой Уолтера Боуна в качестве свидетеля, отправился вниз для разговора с мистером Брозкоком. Гиллон постучал в дверь конторы и, когда ответа не последовало, тихонько обошел строение, стараясь не хрустеть сланцем и углем, – сквозь окно он увидел, что управляющий сидит за столом. Тогда он вернулся к двери и снова постучал и, когда ответа снова не последовало, распахнул дверь и встал на пороге. Брозкок даже не поднял на него глаза.

– Сэр?! Я пришел подать…

Тут управляющий поднял на него глаза.

– Кто тебя просил открывать мою дверь?

– Я же постучал, а когда ответа не было…

– Ты постучал!.. А если бы я постучал в дверь твоего дома… Тебя ведь Камероном звать, да?

– Угу.

– Ну, так ты-то, черт побери, должен бы соображать! Мог бы я, по-твоему, войти вот так к тебе в дом?

– Я думал, сэр…

– Нет, ты сначала ответь!

Гиллон стоял, стараясь не опускать глаз и смотреть в лицо управляющему.

– Не можешь, да?

– …Но это же контора, место общественное…

– Ну, ладно, хватит вонять. – Брозкок повернулся вместе со стулом, так что» Гиллон стоял теперь у него за спиной и говорил, обращаясь к его затылку. – Чего тебе надо?

Гиллон прочел по бумажке, быстро, но отчетливо произнося слова:

– «Понеся серьезное увечье во время исполнения своих обязанностей в шахте „Лорд Файф номер Один“, принадлежащей Питманговокой угледобывающей и железорудной компании…

– Дальше.

– …настоящим официально прошу компанию. выдать мне по справедливости такое пособие, которое возместило бы нанесенное мне увечье, связанные с этим расходы, потерю жалованья за прошлое и за 'будущее время ввиду (вышеуказанного увечья, а именно: удара киркой, нанесенного заявителю в плечо неким Елфинстоуном, посещавшим шахту. В соответствии с утвержденным Короной законом о работе в шахтах…

– Законом?! – Затылок у Брозкока налился кровью. – Мы здесь сами создаем законы. – Он слегка повернулся вместе со стулом.

– …и компенсации рабочим, получившим в указанных шахта «увечье по недосмотру хозяев, податель сего просит заслуженной и справедливой компенсации в размере четырехсот фунтов».

Теперь управляющий окончательно повернулся к нему лицом, и в ту же минуту Гиллон вложил ему в руку только что зачитанную бумагу. Брозкок словно бы и не видел ее.

– Если бы речь шла о ста фунтах, я бы посмеялся, ясно тебе? И все же можно было бы потолковать, (поторговаться. Но четыреста фунтов!.. – Он поднялся со стула и только сейчас, когда Брозкок стоял, разозленный до крайности, ясно стало, до чего он могуч. Он растолстел, но под слоем жира еще чувствовалось сильное тело, и эта сила могла в любую минуту проявить себя. – Четыреста фунтов – это уже меня раздражает. Четыреста фунтов – это уже меня злит. А теперь я тебе окажу, что я намерен сделать. Раз ты без разрешения ворвался ко мне в контору, я сейчас вышвырну тебя отсюда, но прежде мне хотелось бы знать, как ты предпочитаешь вылететь – чтобы я дал тебе коленом под зад или в мошонку? Что вы предпочитаете, мистер Камерон, выбирайте, – сказал он и двинулся на Гиллона.

Гиллон попятился.

– «Но вы же взяли мою бумагу – она у вас в руке.

Брозкок скомкал бумагу, открыл дверцу печки, швырнул ее туда и проследил, чтобы она сгорела.

– Ну вот, никакой бумаги я не брал.

– Этот джентльмен видел, как вы взяли бумагу. Он все слышал и все видел.

Уолтер Боун кивнул.

– В таком случае этот джентльмен – лжец. Его слово против моего слова – кому, вы думаете, больше поверят? – Он внезапно снова повернулся к Гиллону. – Несколько дней тому назад я спустил с лестницы твоего тупоголового сынка, теперь твой черед.

– Если ты только дотронешься до этого человека, – сказал Уолтер Боун, и голос у него был твердый и колкий, как разломанный лед, – эта кирка войдет тебе в плечо так же, как она вошла ему в плечо.

– Ах ты, сволочь ты этакая, Уолтер Боун! – сказал Брозкок. И, развернувшись, изо всей силы ударил Уолтера Боуна под ребро, так что он вылетел из дверей и проделал тот же путь, какой несколько дней тому назад проделал Джем.

Он сильно ушибся, и Гиллону – при одной руке – нелегко было его поднять. Он помахал девушкам, которые через дорогу укладывали подпорки в клеть, знаком призывая их на помощь, но они видели, что произошло, и не хотели помогать жертве мистера Брозкока – во всяком случае, у него на глазах.

– Как ты, Уолтер? Все у тебя в порядке?

– Ох, господи! – Гиллон никогда еще не слышал, чтобы Боун взывал к богу. – Если ты спрашиваешь, могу ли я подняться, то могу. Но мерзавец сломал мне ребро.

– Он так тебя саданул…

– Ага, но на этом дело не кончится.

– Нет, только сейчас все и начнется. Ты тоже должен подать на него в суд, Уолтер.

– Нет, нет. – Боун был очень возбужден. – Сначала ты, дружище, подашь в суд. Надо по очереди. Прежде всего – не упускать из виду главное.

Он был прав – Гиллон это понимал. Придется мистеру Боуну жить с поврежденным ребром и ущемленной гордостью.

– А ты мне поможешь написать письмо мистеру Макдональду? Я ведь еще не могу писать.

– Ага, если смогу. Попробуем, не откладывая.

Они двинулись вверх через оставшийся клочок Спортивного поля. Идти приходилось медленно, потому что каждый вздох вызывал у мистера Боуна резкую боль.

– Сделай одолжение, – сказал он. – Ничего не говори моим сыновьям. Не то кое-кому из них непременно придет в голову что-нибудь учудить, а я ничего такого сейчас не хочу.

Гиллон и на это дал согласие, а потом вдруг как расхохочется: ну и зрелище же они, наверно, собой являли – двое полукалек, едва держащихся на ногах, с трудом преодолевающих колдобины на пустоши и, однако, замышляющих революцию.

– Ты в самом деле ударил бы его киркой?

– Да у меня же никакой кирки с собой не было.

– Ну, а все-таки, ударил бы?

– Нет, я киркой рублю не людей.

«Какой удивительно порядочный человек», – подумал Гиллон.

– Словом, мне очень жаль, что с тобой произошло такое, – сказал Гиллон.

– Жаль?! Так ведь иначе меня бы не пробрало.

Дома миссис Боун туго спеленала его старой простыней, точно мумию, ребро встало на место, и боль поутихла. Углекопы привычны к сломанным ребрам, сказала миссис Боун. Если бы из-за каждого сломанного ребра человек прекращал работу, он бы помер с голоду. Мистер Боун достал свое гусиное перо, очинил кончик и развел загустевшие чернила водой.

– Как обращаются к законникам? – спросил он.

– Они не любят, когда их называют законниками, это я знаю. По-моему, их называют адвокатами. Или же стряпчими. Или поверенными…

– Может, посредниками? – подсказала миссис Боун.

В конце концов они остановились на том, чтобы просто написать: «ЭнгусуМакдональду, эсквайру», а в начале письма поставить: «Дорогой сэр». Они сообщили ему, что произошло, как просьба о пособии была представлена и отклонена и что теперь они поручают ему подать в Кауденбитский полицейский суд на достопочтенного Ч. П. С. Фаркварта, графа Файф.