Читаем без скачивания Рондо - Маргарита Гремпель

– Клевета! А клевета – это уже уголовное преступление! Прошу слова прокурора занести в протокол судебного заседания! – спокойно возразил Федорчук.

– Прошу всех не нарушать протокол самого заседания! – неожиданно сорвался на грубый тон судья. – Мы перенесем заседание! Я должен подумать и определиться с датой! – И он снова механически начал перелистывать дело. А прокурор с адвокатом продолжали начатую перепалку, в которой на невиновности Маскаева настаивал Федорчук, и о сговоре защитника с экспертом утверждал Ярош, и при этом сильно разорялся. – Если вы не прекратите, я буду ходатайствовать о замене вас обоих в процессе, – после последних слов судья неожиданно встал и начал выходить из зала заседания, не обозначив и не объявив окончания слушаний, что было необходимо по судебному протоколу. Сербенев словно впал в забытье и секретарь суда с опозданием произнесла:

– Встать! Суд идет!

Тяжело проходя мимо меня, он буркнул:

– Зайди!

В кабинете у Николая Викторовича я чувствовал себя уютно и хорошо. Он был человеком приветливым и радушным, хотя и малоразговорчивым. Улыбался или смеялся нечасто, но угрюмым никогда не становился. И даже в этом случае, где мог серьезно задуматься и обозлиться не только на Сунина, но, возможно, и на меня, он продолжал строить отношения по-доброму, искренне, без утаек и скрытого негативного смысла. Таким он казался всегда. Но меня неожиданно прострелила мысль, а не мог ли он мне таким только казаться?

– Николай Викторович! Но ведь очевидно даже для меня, человека не сильно сведущего в судопроизводстве… Маскаев мог прижимать свой половой член к половым органам девочки и даже – я допускаю: и «да» и «нет» – причинить надрыв края девственной плевы. В таком случае его деяния следует расценивать, как развратные действия, а здесь статья до пяти лет (я ошибался, но он не поправил меня), поправьте, если ошибаюсь. И только тогда, когда бы у него произошло семяизвержение, и семенная жидкость попала бы в половые пути девочки, сперматозоид оплодотворил бы яйцеклетку, и девочка забеременела бы, только в таком, исключительном случае, надо было бы считать половой акт состоявшимся. Так разъясняется и трактуется применение статей в комментариях к уголовному кодексу. Но девочка не беременна. И половым актом мы называем – введение полового члена во влагалище. Но о каком введении можно говорить, если проникновения во влагалище не было. Она девственница. Это первая, самая гадкая и ужасная ложь Сунина, которая открывает двери во всю его подлую и продуманную историю обмана!

– Ну, ты же, Сергей Петрович, пишешь в своем заключение, которое показывал мне, что есть надрыв девственной плевы. Об этом же пишет и эксперт Огуля. – Сербенев не мог еще что-то для себя уяснить.

– Да, но мои два сложенных пальца, указательного и среднего, не смогли пройти в естественное отверстие девственной плевы. Оно пропускает лишь кончики моих двух вместе сложенных пальцев. У меня небольшая кисть и малая окружность самих пальцев. Я измерял. Вычислил диаметр отверстия. Учел размеры половых органов предполагаемого преступника, в данном случае, Маскаева. И здесь самый большой нонсенс. Самая большая нелепица. Полового акта не было! Нет разрыва девственной плевы, доходящего до его основания. А ведь только за одно это он получил бы двадцать лет тюремного заключения!

Николай Викторович с осторожностью прервал меня:

– Я в его случае рассматривал двадцать пять лет… По совокупности статей! – объявил судья, хотя мог скрыть свои истинные намерения.

– Она могла причинить надрыв сама себе при расчесывании промежности, когда у нее были, черт возьми, глистные инвазии! – и я почему-то тут вспомнил про ее грязные носки. – Вы правильно поступили бы, если бы вернули дело на доследование! – боролся я за судьбу подсудимого и за свою честь, как будто Маскаев был моим родственником. Но может больше всего я не хотел пропустить в суде ложь Сунина?!

– Мне легче вынести оправдательный приговор, чем вернуть дело на доследование! – сказал судья, признаваясь в чем-то сокровенном, но я не понимал в чем. Я не знал хорошо судейскую кухню, а если глядеть правде в глаза, я вообще ее не знал.

– Ну, так вынесете оправдательный приговор! – чуть не вскрикнул я от радости.

– Сергей Петрович, комиссионной судебно-медицинской экспертизы, я думаю, не избежать! Давайте подождем ее результатов! Вы же сами обрекли нас на такое развитие событий! – так он закруглил наш разговор.

А на следующий день в мой кабинет ворвались Сунин с Сологубовой. Нюра остановилась в дверях, тяжело дыша, отодвигая свой огромный зад от дверного проема, чтобы закрыть тут же дверь, и произнесла первые слова, с трудом переводя дыхание:

– Сергей Петрович! Вы нас режете без ножа!

Я понял по первым словам, что «пожар» начался и разгорался. У них горели не только пятки, но и голые задницы, как будто и то и другое смазали скипидаром, или открытое пламя горелок поднесли к чувствительным местам. Большой радости мне их откровения не доставляли. Я снова чувствовал приближение для себя плохих перемен, хотя все еще не переставал терять надежды на естественную правду и торжество справедливости.

– Мы отправляем дело в суд по изнасилованию, а вы в суде заявляете, что потерпевшая девственница! – свирепела Анна Викторовна, и очень сильно становилась похожей на доярку с неудоями, а я словно оказался той коровой, что не дает молока и лягается.

– Я обо всем сказал вам!.. Игорь Николаевич!?.. – обратился я к главному виновнику. – Мое мнение вам известно!

– Кстати, Петрович, а где заключение? Я заберу его? – наконец, Сунин взял заключение и расписался за него.

Тут Нюра взорвалась пуще прежнего:

– Игорь, ты вынес постановление, а заключение не взял? Ты забираешь его только сейчас? Когда дело рассматривается уже в суде? – доходило до Сологубовой тяжесть содеянного Суниным, или ужас проступка подчиненного. А ведь она тоже проверяла дело и подписывала обвинительное заключение. И тут она вспомнила, как Игорек в тот самый вечер, когда они задержались с ним на работе, приобнял ее, повалил на стол и два часа занимался с ней сексом. А она стонала и уливалась жидкостью оргазма, как ерничал Сунин, «плавунцом». И только, когда собрались уходить, обнаружили, что входная дверь в кабинет оказалась открыта. Всю амурную картину видел следователь Утешкин, неожиданно заглянувший в дверь. Пройдет время и он станет о ней рассказывать «под большим секретом».

– Сергей Петрович! Но если дело вернется на доследование, нам крышка! – взмолилась Анна Викторовна, у которой подходил срок на получение очередного звания, майора. И об этом тоже успел рассказать Утешкин.

А Сунин с ее помощью получил уже не только должность заместителя, но успел нацепить погоны подполковника.