Читаем без скачивания Легион «Альфа» - Ф Ришар-Бессьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она замолчала, по лицу ее бежали слезы. А я опустил голову.
— Я и есть тот самый человек, которого пригласил Грегори Ватсон.
— Из Мельбурна?
— Да. Из Мельбурна…
— Так это ты!
— К несчастью, аппарат был разрушен не полностью… и я его восстановил… Он функционирует…
— Боже мой!..
Она рывком села, но я попытался успокоить ее, говоря:
— Я никак не могу понять одну вещь. И меня она очень волнует. Неужели Грегори Ватсон был так сведущ в электронике, что сумел создать столь сложный аппарат?
— Нет, конечно.
— Но как же тогда это у него получилось?
— Не знаю…
— Но ведь получилось же в конце концов…
— Эта идея пришла ему в голову во время сна.
— Любопытно…
Она пожала плечами.
— Он приводил в качестве примеров случаи с Нильсом Бором,[27] создавшим во сне квантовую теорию, Тартини,[28] написавшим «Дьявольские трели», Кекуле,[29] открывшим бензол тоже во сне…
— Но ведь Нильс Бор все же был физиком, Тартини — музыкантом, а Кекуле — химиком. Но Грегори Ватсон, он — то что понимал в электронике?
Наступило молчание. Я не решился задать еще один вопрос, который так и вертелся у меня на языке.
Мне хотелось узнать, каковы истинные причины, толкнувшие Валери укрыться в этом кошмарном мире.
Конечно, в основе лежали угрызения совести, конкретизировавшиеся в ее подсознании. Могила не что иное, как символ самонаказания.
Исходить нужно отсюда, именно отсюда. Но дальше все становится гадательным и необъяснимым. Ведь не могла же Валери сама создать это неведомое измерение. Для нее оно не более чем психологическое отступление. Отступление сознания или отступление, связанное с воздействием «психорастворяющего» наркотика? Себе я, конечно, задавал этот вопрос, но как только пытался заговорить с ней о невидимых существах, которые преследовали нас с тех пор, как мы выбрались из могилы, ее охватывал необоримый ужас. Она казалась мне пленницей этого неизвестного мира.
Самостоятельное возвращение ее к нормальной жизни было вещью совершенно невозможной, выше ее сил и воли. Но разве не то же самое происходит и со мной?
Разве не точно так же оборваны все мои связи с внешним миром?
Однако мне кажется, что теперь, при моей поддержке, она обрела и силу, и волю. Точно я не могу сказать, но интуитивно чувствую это. Ну и что же дальше?
Я опять вынужден возвратиться к мысли, что Валери, сама того не сознавая, остается инструментом материализации, свидетелем которой я был перед своим переходом сюда. Однако мне следует быть очень осторожным, прежде чем внушить ей эту мысль.
— Но ведь должно же существовать некое средство для связи и контакта с этими существами? — мягко спросил я.
— Это невозможно, они держат нас под контролем, а мы ничего не может поделать с ними…
— А может, это просто потому, что мы никогда и не пытались. Мы только отбивали их атаки.
— Роберт, попытайся понять… Мы в мире, который не ощутим для наших чувств, и восприятие его невозможно. Мы можем ощущать только ловушки и обман. Мы никогда не сможем понять, что питает этот мир. Ведь если взять мышь, которая грызет сыр, то для нее сыр существует, и она принимает его таким, какой он есть, но уж никак не может познать природу этого сыра и те действия, которые необходимо было произвести, чтобы его создать. А паук, который ткет свою паутину в углу? Есть ли у него концепция по поводу стены? А разве сознает комар что — либо, когда кусает человека?
— Да просто у них нет причин познавать это. Но ведь для нас — то дело обстоит совершенно иначе, Валери. Мы ведь способны на интеллектуальный контакт с любым разумным существом!
Она вздохнула, не в силах объяснить мне свою мысль.
— Это будет нашим концом, нашей гибелью, нашей смертью.
— Ну а если бы на карту была поставлена судьба человечества, то тогда как, Валери?
— Почему ты так говоришь?
Я уже было хотел сказать ей правду, ту правду, о которой догадывался… Рассказать о той опасности, которую видел.
Но нет, мне нужны были все ментальные способности Валери, все ее мужество, все остатки ее морального и физического сопротивления. А потом, какие доказательства я мог ей представить?
Единственное, что мне оставалось, — и я сказал ей об этом — вступить в контакт с этими существами и выяснить, что они собираются с нами сделать. Ну а в остальном я как — нибудь, может быть, и сам разберусь.
Я поймал взгляд Валери, которая, кажется, проникла мне в душу и читала мои мысли. Я увидел, что она побледнела, поняв мою решимость.
В этот момент у меня возникло ощущение, что мы знакомы с ней давным — давно, всю жизнь, как будто жили вдвоем с самого начала времен.
Я смотрел на нее, лежащую на траве, которая вдруг начала желтеть и сохнуть на глазах.
Надо же! Это выглядело так, как если бы осень неожиданно стала наступать на окружающий весенний сон.
Исчезли краски. Небо над нашими головами приняло свинцовый оттенок. Далекий лес рисовался теперь только в черных и белых тонах, как гигантский набросок углем на белом полотне.
Ничего вокруг… Только черное и белое… Немного серого…
Весь мир окрасился в три этих цвета.
— Роберт…
Я как — то разом качнулся вперед, чтобы удержать Валери. Я целовал ее губы, ни о чем больше не думая… Это было совершенно бессознательно…
Мир переворачивался… опрокидывался… рушился…
Глава 11
Валери больше нет со мной.
Она рассеялась с остатками этого мира. Руки мои обнимают пустоту и темноту. Меня обволакивает чернильно — черная ночь, и я плаваю во мраке и пустоте, в каком — то абсурдном небытие. Я пытаюсь пошевелиться, но все мои движения не имеют никакого смысла и значения.
Где же я? На этот раз я решил собрать все свое спокойствие и хладнокровие, стараясь не впасть в состояние ужаса.
Мне были необходимы весь мой ум и память, чтобы противостоять этой новой ловушке, ибо я понимал, что речь идет об еще одной попытке таинственных существ подвергнуть испытанию мои рефлексы и человеческие способности.
Но вдруг темноту пронзил как бы луч прожектора, упавший сверху. В столбе света, который лился из пустоты, возникла шахматная доска с расставленными на ней фигурами.
Из ничего появились две руки на краю доски. Две костлявые руки с длинными пальцами, унизанными золотыми кольцами и перстнями с изумрудами.
Острый палец указал мне на белые фигуры.
— Начинайте, господин Милланд!
Голос ниоткуда, с ледяным звучанием, безжизненной тональности.
Мой невидимый противник скрыт в темной пустоте, частью которой он сам и является. В резком свете видны только его псевдочеловеческие руки, держащиеся за доску.
— На что мы играем?
— На вашу жизнь, господин Милланд.
— Но я — средний игрок…
Из пустоты донесся смешок, как бы свидетельствуя о противном.
— Напротив, вы очень сильны… Великолепный игрок…
Хитрость не удалась. Такое ощущение, что существо порылось в моей памяти и поспешило добавить:
— Шансы равные… Нужно, чтобы игра была равная… Впрочем, она и будет такой, поскольку мне нужна ваша жизнь.
— А не проще ли заполучить ее иным способом?
— Но я даю вам шанс выиграть, а сам могу проиграть. Если я не выиграю вашу жизнь, она не будет иметь для меня никакой ценности. Итак, господин Милланд, ваш ход…
Я двинул вперед пешку, потом слона, а затем развил атаку. Странная игра, впрочем, если речь идет о жизни человека, когда его можно прищелкнуть одним пальцем.
Четвертым ходом он взял моего слона и напал на ладью.
— И что же, вы все проблемы решаете с помощью игры, отдаетесь на волю случая?
Я попал в точку, ибо голос мне ответил:
— Да, все.
— Если я правильно понял, событие происходит в зависимости от того, выигрываете вы или проигрываете.
— Да, это универсальное правило, господин Милланд. Однако ваш ход. Должен сказать, что атаку вы провели превосходно. А возвращаясь к вашему вопросу, скажу, что мы рассматриваем игру во всех ее формах, как универсальное решение всех вопросов во Вселенной, а случайностей не существует. Случай — следствие множества условий и событий. Создавать случай с помощью игры кажется нам единственно справедливой возможностью бороться против самой универсализации игры. Выиграть или проиграть свою жизнь даже в шахматной партии означает предварительное признание своих прошлых ошибок.
— Какой же, в таком случае шанс у меня и мне подобных? Разыгрывать свою жизнь в шахматной партии!
Тут я беру у него слона, развивая атаку на королевском фланге.
Тишина. Потом прозвучал ответ:
— Возможность выиграть у нас или проиграть нам…