Читаем без скачивания Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады - Александр Андреев

Богдан Хмельницкий хотел разбить все три польских войска одно за одним, хотя и любил повторять: «то, что должно быть – редко бывает». Он прикрыл Чернигов и Киев корпусом Небабы и тут же послал войсковую группу полковника Джеджалия разгромить третье войско Калиновского в Каменце. Прибывший к нему с пятитысячной и пока союзной ордой нуреддин-султан сразу же передал гетману совет Ислам Гирея «не добивать польного гетмана до его прихода».

Богдан Хмельницкий с уже постоянной горечью терял и терял драгоценное время для решительных атакующих действий, сквозь зубы упуская возможность разбить в лоскуты деморализованное и уполовиненное после Винницы войско Калиновского, хорошо понимая, что иначе может получить еще и ожный фронт.

Тайная стража доложила гетману, что Ислам Гирей, понимавший как ослабела Турция, решил получить от Стамбула государственную независимость с помощью Речи Посполитой, и Бахчисарай уже ведет переговоры с Варшавой, под прикрытием обмена пленными. Крымско-польское дело постепенно слаживалось, но тут сенат от своего большого ума вдруг попросил Москву в соответствии с Поляновским договором напасть на Крымское ханство. Боярская Дума, само собой, от нападения воздержалась, но хан временно рассвирепел и с ордой пошел на соединение к Хмельницкому.

Богдан прекрасно понимал, что двойственную проблему Крыма невозможно решить без стратегических политических перемен. Нужно менять идеологию созданной казацкой державы и общественное мнение Генеральной Рады и всего народа. Гетман знал, что сделать это может только какое-то чрезвычайное военно-политическое событие или несколько лет обсуждений и разговоров, которых у Украины не было

На него и Днепр неотвратимо накатывалось Берестечко, и черный от усталости Богдан ничего не мог с этим поделать.

Хмельницкому сообщили, что его вторая жена Елена-Марыля изменяет ему в Субботове даже не с одним паном и ведет переписку со своим первым мужем и кровным врагом Чаплинским, обещая в письмах отравить гетмана, а из войсковой казны пропадают бочонки с золотом. Богдан приказал повесить жену прямо на воротах Субботова вместе с шестью героями ее романов и мы никогда не узнаем, как накануне генеральной битвы переживал гетман свое личное горе, впрочем не отразившееся на его стратегических решениях.

Предупрежденный об атаке Джеджалия Калиновский тут же из Каменца с третьим войском рванулся к Сокалю, опять потеряв сотни жолнеров во время быстро-безумной переправы через Буг. Подошел к Сокалю со вторым войском и Потоцкий. В середине мая все польские хоругви встали под королевское знамя и опытные офицеры не забывали предупреждать региментарей, чтобы они «не попались в очередную ловушку Хмельницкого, который опять попытается завести их в болота, леса и реки, чтобы разбить по-зборовому».

27—30 мая под Сокалем прошел трехдневный смотр объединенного коронного войска, на который собрались двадцать тысяч немецких наемников, тридцать тысяч опытных кварцяных жолнеров со ста орудиями и сто пятьдесят тысяч шляхтичей с военными слугами. Войска традиционно хаотично перемешались и участник королевского похода писал: «У нас в хоругвях господствовала страшная неурядица. Планы военных действий менялись чуть ли не каждый час, точных сведений о замыслах и движении неприятеля не было».

Ян Казимир с заместителями с трудом разделил войско на десять огромных полков, названных по именам их командиров-нобилей: Королевский, Николая Потоцкого, Калиновского, Вишневецкого, Щавинского, Станислава Потоцкого, Ландскоронского, Любомирского, Конецпольского и Сапеги.

Из Сокаля польское войско двинулось на Дубно и через две недели дошло до маленького городка Берестечко южнее Луцка. Хоругви встали на левом берегу реки Стырь и начали делать через нее несколько переправ на другую сторону, где располагалась огромная прямоугольная равнина длиной десять и шириной пять километров, ограниченная речками Пляшевкой и Ситенкой, образовывавшими небольшие островки и болотца.

Хмельницкий из Староконстантинова двинулся к Тернополю, где у Збаража встретился с Ислам Гиреем и его пятидесятитысячной ордой. Хорошо вооруженное Запорожское войско со ста орудиями без корпуса Небабы состояло из пятидесяти тысяч опытных конных казаков и пятидесяти тысяч пеших посполитых, которых можно было использовать только в обороне, но совсем не в атаке.

Гетман знал, что без ненадежных татар, у него вдвое меньше воинов, чем у Яна Казимира, но очень надеялся на своих боевых хлопцев во главе которых стояли его старые и новые полковники – чигиринский Федор Якубовский, черкасский Яков Вронченко, каневский Семен Савич, корсунский Лука Мозыря, белоцерковский Михаил Громыка, уманский Иосиф Глух, брацлавский Иван Богун, кальницкий Иван Федоренко, киевский Антон Жданович, кропивянский Филон Джеджалий, черниговский Мартын Небаба, переяславский Федор Лобода, полтавский Мартин Пушкаренко, миргородский Матвей Гладкий, прилукский Тимофей Носач и нежинский Прокоп Шумейко.

Обстановка в гетманском штабе была очень нервной. Еще 16 мая у Збаража Богдан собрал общественную раду и в присутствии нураддин-султана, брата крымского хана, откровенно сказал казакам, что совершенно неизвестно, как поведет себя Ислам Гирей, который совсем не хочет разрушения Польши, а предлагает мириться с Яном Казимиром, чтобы потом всем вместе бить Москву. На четкий вопрос гетмана, чего хочет рада, все витязи, как один, ответили:

– Ни в коем случае не мириться с королем, потому что не для этого мы сюда пришли. А если орда от нас отступит, тогда мы во главе с тобой или погибнем, или всех ляхов побьем.

Хмельницкий, впервые с XV века посадивший на коней почти восемьдесят тысяч опытных казаков, и это была колоссальная сила, обратился прямо к пятидесяти тысячам недавних селян-пехотинцев:

– Теперь, раз война с Польшей решена, не надейтесь только на ваши лопаты и ямы, которые вы себе выроете. Теперь нужно будет сильно постоять, чтобы не потерять казацкой славы и не погубить невинные души. А я или погибну с Войском Запорожским, или буду с ним на Висле!

Знавший, что королевское войско идет на Киев, Хмельницкий из Тернополя пошел ему на перехват, отправив впереди себя авангард Ивана Богуна из десяти тысяч казаков и трех тысяч татар.

Королевское войско у Берестечко ждало переправы и его боевой дух поддерживали четыреста ксендзов. Захваченные казаки и селяне даже под ужасными пытками не говорили о Хмельницком ничего, и раздосадованные поляки раздраженно писали в Варшаву: «Ежедневно рубят головы двадцати отказывающимся говорить казакам. Они сами себе яму копают, палач кидает туда замордованного, которого закапывает следующий обреченный на смерть, а последнего закапывает палач».

Шляхта Польской Короны радостно занималась любимым палаческим делом. Веселый от чужих смертей король Ян Казимир даже прилюдно предложил Ландскоронскому с передовым отрядом выдвинуться на восток и вырезать все доступное панской сабле украинское население, ведь тогда, конечно, все войско этого проклятого изменника Хмельницкого тут же разбежится от страха возможной кары. Под аплодисменты окружавших короля доблестных защитников отчизны хмурый Ландскоронский ответил человеколюбивому Яну Казимиру, что ему из этого похода не вернуться, а значит и незачем в него идти. Ответ магната монарху был хорош и вошел в королевские хроники.

Три дня 14–16 июня польская армия по четырем мостам переправлялась у Берестечко через Стырь и встала лагерем в одном километре от реки на удобной широкой равнине. Правый фланг поляков прикрывал большой лес, левый болота, а впереди по семикилометровому лагерному укрепленному фронту ровное поле позволяло массированно атаковать врага тяжелой кавалерией.

Даже в лес вошли хоругви прикрытия, чтобы не позволить Хмельницкому атаковать справа, а тыл и левый фланг надежно защищали реки и болота. Все польские офицеры знали, что украинский гетман не любит атаковать прямо в лоб и радовались, что в этот раз их командиры не оставили ему выбора. Опытные бойцы просили региментарей не расслабляться, ибо «никто не знает, какие еще хитрости и выкрутасы сделает Хмельницкий, чтобы свести все наши усилия в ноль». Они, как и все войско знали, что всего в пяти километрах от польского лагеря стоит такой же семикилометровый табор Войска Запорожского.

Хмельницкий после долгих раздумий не стал повторяться и бить готовых к его атаке поляков на переправах. На этот раз Богдан решил дать фронтальное сражение в равных для противников условиях, разгромная победа в котором могла закрыть для Украины проблему Речи Посполитой. Гетман прозорливо верил, что мужество, опыт и любовь к родине, умноженные на боевое мастерство казаков, могут переломить у Берестечко двойное польское преимущество.