Читаем без скачивания Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады - Александр Андреев

Видя, что плотины почти готовы, а бойцы гибнут под обстрелами, казацкий военный совет принял решение войску прорываться из табора несмотря ни на что. Ночью хлопцы Богуна быстро сделали через болото три километровые переправы, замостив трясины возами, палатками, мешками, седлами, корзинами, бочками, одеждой. Когда Ландскоронский со всем своим полком прикрытия увидел, как на него в мертвой тишине тремя колоннами с пушками впереди страшно и неумолимо движется казацкое войско, то в бой вступать не стал, быстро ушел чуть ли не до Казина, забыв или не захотев предупредить короля о казацком прорыве.

Все пятьдесят тысяч казаков еще до рассвета вырвались из таборной ловушки на оперативный простор. Богун с полком тут же вернулся назад переправлять и прикрывать отход оставшихся в лагере посполитых. Непривычные к воинской дисциплине селяне увидели, что казаков в таборе почти нет, и всей громадной многотысячной массой рванулись к переправам. Напрасно Богун кричал и останавливал бегущих говоря, что все смогут уйти из табора. В хаосе и панике бегства только на раздрызганных вконец гатях погибло пять тысяч посполитых.

Наконец, поляки проснулись, увидели, что в таборе что-то происходит, атаковали его и прорвались внутрь. Две тысячи казаков Богуна яростно бились против бесчисленных вражеских хоругвей, позволив пятнадцати тысячам посполитых вырваться из шляхетской смерти. Оставшихся в таборе тридцать тысяч селян паны резали весь длинный, летний световой день с криками «нет пощады тем, кто пил шляхетскую кровь и грабил костелы!»

Вся польская армия смотрела, как на речном острове в укреплениях из перевернутых лодок бьется последний отряд прикрытия из трехсот казаков-героев. Потоцкий предложил им сдаться за сохраненную жизнь, но в ответ с острова раздалось: «Гей, хлопцы, покажем проклятым ляхам, как надо умирать!»

Великий коронный гетман пригласил на удивительное зрелище короля и Ян Казимир внимательно смотрел, как разрезаемые атакующими колоннами казаки-спартанцы обрубают пики у панцирных всадников. На все огромное польское войско трещали пробитые латы, разлетались шлемы, брызгала кровь и валились на землю и в воду воины безмолвными трупами.

Защищавшимся за перевернутыми лодками витязям опять пообещали жизнь и в ответ услышали: «для казака дороже всего свобода». Триста героев демонстративно бросили из поясов в воду все свои деньги и ценности и отчаянно отбивались, перекрыв погоне дорогу к плотинам. Видя, что наступает последний час, казаки обнялись и бросились в атаку на всю польскую армию: «Нас тут триста, як скло, товариства легло!»

Вскоре Европа читала в книге Пьера Шевалье «Война казаков против Польши»: «Остался один казак, который три часа боролся против целого польского войска. Израсходовав весь порох, он взял свою косу, которой отбивался от всех, кто хотел его схватить. Казак, пробитый четырнадцатью пулями, встречал врагов с большим упорством, что очень удивило польское войско и даже его королевское величество, в присутствии которого заканчивался этот потрясающий воображение бой. Восхищенный храбростью этого воина, король крикнул, что дарит ему жизнь. На это казак гордо ответил, что он уже не заботится о том, чтобы жить, а хочет лишь умереть, как истинный воин».

Пятьдесят тысяч конных казаков с артиллерией и пятнадцать тысяч пеших посполитых сумели вырваться из смертельного мешка под Берестечко, и ничего еще не было кончено. Разъяренные поляки говорили сквозь зубы, что «волки выскользнули из рук» и удовлетворялись тридцатью тысячами убийств, двадцатью казацкими знаменами, семью пушками, одной бочкой пороха, гетманской походной канцелярией и казной в тридцать тысяч золотых. Толком не победив, Ян Казимир привычно солгал на всю Речь Посполитую, что «под Берестечко убиты пятьдесят тысяч мятежников и казацкой проблемы больше нет».

Король приказал Потоцкому добить тех, кого нет, взять Киев и уехал в Варшаву. Шляхтичи посполитого рушения, понимая, что по дороге к Днепру погибнут в партизанской войне с теми, кого нет, заявили, что победа достигнута, закон о всеобщем ополчении соблюден, король объявил, что проблемы казаков нет, и разошлись по домам. Николай Потоцкий во главе пятидесяти тысяч жолнеров и наемников двумя дорогами двинулся на Киев, к которому с севера рвались двадцать тысяч солдат литовского войска Януша Радзивилла.

Ислам Гирей так и не отпустил Богдана Хмельницкого, о чем характерники, конечно, сообщили Богуну. Хан предложил королю обменять гетмана на всех пленных татар и деньги. Ян Казимир согласился мгновенно и сразу же послал за Хмельницким Бешеного Ярему. Иван Богун всей пятидесятитысячной казацкой конницей тут же отрезал орде дорогу в Крым, а уманский полк Иосифа Глуха в пень стер десятитысячный ханский авангард с основной добычей, отбив множество пленных.

Полковники – побратимы послали к загрустившему от явной проблемы Ислам Гирею взятого в плен его родственника-чингизида с угрозой, что если хан не отпустит Богдана, пятьдесят тысяч конных казаков вместе с партизанами-селянами атакуют расхристанную и отрезанную от дома орду без припасов и обязательно убьют монарха Крыма.

Ислам Гирей, конечно, выбрал жизнь, 3 июля у Любартова отпустил Хмельницкого и без остановок ринулся к открывшемуся, наконец, Бахчисараю. Чтобы спасти свое лицо, хан объявил, что обменял казацкого гетмана на бочку золота по его весу, которую из Чигирина привез ему Выговский, и эту неправду быстро подхватила сенатская Варшава. В сопровождении характерников Богдан рванулся в Белую Церковь и Днепру, которым угрожал двойной польско-литовский удар.

26 июня под Репками у Чернигова войско Великого княжества Литовского разгромило казацкий корпус Мартына Небабы, который погиб в бою. Радзивилл неудачно штурмовал Чернигов и повернул на Киев, взяв его через месяц без боя. По просьбе митрополита Сильвестра Косова из древнего города ушла прикрывавшая его войсковая группа полковников Ждановича и Гаркуши, закрывшая Белую Церковь от атаки с севера. Митрополит попросил великого литовского гетмана Киев не грабить, что лишь вызвало кривую радзивилловскую усмешку.

С запада на Белую Церковь быстро накатывалась польская армия вторжения Потоцкого и Вишневецкого, пленных не бравших, казнивших селян тысячами и говоривших, что «это непокорное племя надо заменить на других рабов».

От Дубно до Староконстантинова уже не было видно ни городов, ни сел, ни людей, ни животных, а только пепелища и поля в бурьяне, над которыми высоко в небе кружили одни птицы. Новая армия еще радостно дошла до Любартова, где ее ждало письмо вернувшегося в Белую Церковь гетмана: «Вы не завоюете нас никогда, знайте это!»

По всей казацкой стране опять зазвенела сталь, затрещало ломающееся оружие, загремели удары нечеловеческой злобы, вихрем сыпались искры, клинки от ударов отлетали от эфесов, брызгала и брызгала кровь и ужасающая куча грызших друг друга зубами шляхтичей и казаков, при захвате разбивавших себе головы о камни и деревья, с ревом и воем «Бей быдло!» «На погибель ляхов!» катилась по жертвенно-кровавой украинской земле. Жолнеры писали в Варшаву: «По лесам и чащам часть наших неосторожных ловят, а других стреляют из самопалов».

Богдан Хмельницкий без потерь, но с трудом добравшийся с характерниками от хана домой, слава Богу, был жив и энергичен, как никогда: «Вы хотите казацкой гибели? Нет, панята! Если с Польшей нельзя сладить, так отделиться от нее со всем народом навсегда! Не поймают его опять ни польские ведьмы, ни литовские колдуны!»

Вся Украина читала новый универсал своего неустрашимого вождя:

«До зброи! К оружию! Поднимемся за отчизну, как штормовой вал, сольемся в одну реку и потопим врагов. Задрожит панская кривда в неправедных дворцах и замках, услышавших справедливый призыв: На погибель всем кровопийцам!

Не оставим нашу родину в беде или пусть наши души никогда не узнают радости, и пусть загрызет их тоска, и мы умрем без покаяния и креста, а волки разнесут по оврагам наши кости.

С кровью, с мясом сорвем с себя ляшское иго! Лучше умрем за волю, чем отдадим жизнь на потеху панам. Умрем, так хоть будем знать, за что. Молись, шляхетная сволочь, только Господь, слава Богу, выродкам не помогает.

Гойда, хлопцы, руби их в капусту! Да не прейдет в казацком сердце справедливое возмездие в свирепую ярость. Золотые герои, украинские рыцари! Никогда не исчезнет ваше доблестное казацкое имя. У нас где куст-крак, там казак, а где байрак – там сто казаков.

Богатая и обильная Украина стонет и плачет по свободе и счастью, которые забирают бесконечные потоцкие, конецпольские, вишневецкие. Они четвертуют наших героев, превращают людей в пепел, льют потоки невинной крови, выжигают все дотла.

Нас не сломить! Пыка черна, но душа бела. Пока на Украине есть хоть капля казацкой крови, борьба будет идти не на жизнь, а на смерть.