Читаем без скачивания Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Корецкий Данил Аркадьевич

– Может, он хотел что-то вам сообщить?

– Да он за час до того видел нас на футболе! – воскликнул Афоня.

– Подходил? – быстро спросил Знаменский. – Вы разговаривали?

– Нет, но мог бы, если ему надо. А он рукой помахал и все.

– Так… Тираспольский – вам знаком такой? Из одного дома с Серовым, владелец кофейного «Москвича».

– А, видали.

– Ничего о нем не слышали?

Игнат отрицательно покачал головой.

– Серову было известно, где вы живете? Подъезд, квартира?

– Возможно. Я вот знаю, где он жил, хотя мы у него не были.

– Смотрите, что получается, – Пал Палыч сцепил руки и наблюдал за Никишиными; те слушали внимательно и наконец-то серьезно. – Серов видит вас на футболе, но не делает попытки поговорить. Потом в воротах встречается с Тираспольским и сообщает, что намерен забежать в десятую квартиру. Спустя полчаса его находят раненным в подъезде. В этом подъезде есть десятая квартира, и единственные знакомые Серову люди – достоверно знакомые – вы. Зачем он к вам шел? Может быть, какая-то мелочь, которой вы не придаете значения? Подумайте, ребята, это очень важно!

– Нет, честно, не могу сообразить. Ты как, Игнат?

– Незачем ему к нам идти.

Пустой номер. Чтоб этого Левашова, сработал-таки минус!

– Что ж, давайте прощаться… Хорошо быть инспектором Варнике.

– И это говорит современный Шерлок Холмс! – снова поддел Игнат, поднимаясь.

– Что не доказано! – присоединился Афоня.

– Пал Палыч, придется проявить проницательность, – распорядилась Зина.

– Ну, попробую, – он изобразил глубокомыслие. – Судя по следам краски на ногте указательного пальца правой руки, вы художник. Особенности произношения изобличают в вас коренного жителя юго-западной части Москвы. Интуиция подсказывает, что вам нравятся блондинки.

Афоня фыркнул.

– Теперь займемся вашим галстуком. Такие выпускаются недавно. Но вот расцветка… Как считаешь? – справился он у Зины.

– Не восторг.

– Да, человек с художественным вкусом такого не купит. Вы не сами его покупали. Скорей всего, подарок. – По реакции братьев понял, что попал в точку. – Недавно вы были в этом галстуке в гостях или в ресторане. Дома вряд ли сидите за столом в галстуке, а на нем свежее жирное пятнышко. – Знаменский посерьезнел, посмотрел Игнату в глаза, сказал по наитию: – Я хотел бы еще добавить, что у вас, по-видимому, есть близкий знакомый… вероятно, гораздо старше. Я слышу отзвуки чужих мыслей, чужой озлобленности. Вы поддаетесь опасному влиянию.

Оставшись один, Знаменский позвонил в больницу. Там уже знали голос следователя, можно было не представляться. «Без особых изменений». То есть плохо.

* * *

В несколько дней запылилась, потускнела городская весна.

У Афони начались экзамены. Готовиться не хотелось, но тройки были бы непереносимы для самолюбия. Пока выручали способности и память, но впереди грозно маячила физика. Что будет после экзаменов, Афоня не думал.

Игнат яростно работал над дипломом и тоже отгораживался от будущего, наводившего тоскливый озноб.

Нагретая солнцем комната приятно пахла красками и противно засаленным паркетом и прочей нечистотой их сиротски-холостяцкого быта.

Сергей Филиппович нагрянул к вечеру, зная, как Игнат дорожит светлыми часами дня. Был он нагружен свертками, из кармана торчало длинное импортное горлышко в серебряной фольге.

Начали освобождать стол от рисунков и учебников. Игнат бормотал, что ему уже неловко, Сергей Филиппович отмахивался – «совершенные глупости». Афоня побежал на кухню мыть грязные тарелки. Нарезали батон, развернули принесенную снедь. Заскрипели стульями.

– Что, меньшой, текут слюнки-то? – подмигнул Сергей Филиппович.

– Еще как! Игнату должны были сегодня заказ оплатить, и вдруг какой-то там визы в бухгалтерии нет. Ну не скоты? Теперь только через две недели. Собирались уже к теткам.

У теток они ужинали в самой крайности, едва выдерживая родственное сочувствие и нотации.

– Эх, Афоня! – Сергей Филиппович откупорил чмокнувшую бутылку. – Человек одному себе друг, товарищ и брат. Приготовились? Прошу минуту молчания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Жестом фокусника он достал бумажник, из него десять радужных десятирублевок. С шиком разложил их на столе.

– Таланту от поклонников.

– Неужели гравюры проданы?!

– Да, есть еще меценаты, Игнаша. Нашел ценителя. С дальним прицелом, верит в твою судьбу.

Афоня впервые видел столько денег.

– Ура! – заорал он и, плеща вином, стал раз за разом чокаться с братом и Сергеем Филипповичем.

– Начало положено. Теперь легче пойдет. С распределением твоим покончено! Проживешь. Давайте за это, пока не выдохлось.

У Игната гудело в голове. Вот он рубеж, рубикон. Довериться старику? Может, тут будущее? Он считал себя самым одаренным выпускником училища. Но что от того меняется! В Москве останутся бездари, у которых связи. Они зацепятся, получат что-то хлебное, а то и перспективное. Ему же уготовано место учителя рисования. Шумная жестокая орда детей и грошовая помесячная плата.

– Все-таки немножко страшно: спрыгнуть, а все поедут дальше, – пробормотал он.

– Пусть себе едут! Какая радость лезть в общую кучу? Ведь войдешь, как водится, с задней площадки и всю жизнь будешь проталкиваться. Впереди, как говорится, совсем свободно. А как пролезешь – что?

– Пора сходить, – догадался Афоня.

– То-то и оно! Пожалуйте бриться, приехали. Нет, ребята, давайте за то, чтобы у нашего Игната была судьба не как у всех. Чтобы в нем осуществились и мои загубленные когда-то мечты!

– Сергей Филиппович, а кто он – покупатель?

– Желаешь напрямую связаться? Лишить меня комиссионных?

Игнат улыбнулся, не веря в комиссионные, но разочарованный скрытностью старика: хотелось услышать, что именно сказал меценат, какая гравюра ему особенно понравилась. Хотелось хоть туманно поиграть в будущую жизнь. Чего-то старик недоговаривал, ссылаясь на боязнь сглазить, спугнуть удачу. Однажды сказал внушительно: все будет зависеть от тебя. Но в каком смысле будет зависеть, не объяснил, сменил тему.

Вот и сейчас, отвлекая Игната, повел рукой, словно лаская воздух над деньгами.

– До чего новенькие, – умилился Афоня, запивая чаем бутерброд.

– Затертых не терплю, – Сергей Филиппович взял купюру и засмотрелся. – Красивы, чертовки! Как подумаешь, так ведь это мистика. Берется бумага, на ней делается специальный рисунок. И вдруг начинается колдовство. Это уже не бумага. Это любая вещь. Любое желание. Свобода. Покоренное пространство… Только рисунок должен быть очень точным. Не хватит одной крошечной завитушки – вроде какая разница. А уже все. Уже колдовство разрушается. И бумага – только бумага. Но если все на месте – посмотрите, какие переливы, какие тонкие волшебные узоры, какие строгие линии!..

Оказывается, его лицо может быть вдохновенным, почти красивым.

– Поэма, – сказал Игнат и свел на шутку: – Для гознаковской многотиражки.

– Сергей Филиппович, а вы опасный человек! – Афоня переглянулся с братом, оба засмеялись, вспомнив следователя.

– Хозяин, где твой сейф? Прибрать, пока не залили вином. – Старик потянулся положить деньги на полку, заметил там повестку, повертел, читая и разглядывая. – Повестка… Вот – другой рисунок и совсем другие чувства. Зачем вызывали?

– Да помните, у нас в подъезде…

– А-а… на похороны не ходили?

– Пока жив.

– Нож совсем рядом с сердцем прошел.

– Не повезло… – медленно произнес Сергей Филиппович.

– И еще он, когда упал, головой приложился. Да так, что, говорят, кость треснула и осколок в мозг вошел, – с удовольствием излагал подробности Афоня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Да? И все без сознания? А вас-то что таскают?

– Трясут подряд без разбора.

– Работнички!

Неожиданно для старика Афоня возразил:

– Нет, они кое-что могут. Рассказывали про такие экспертизы – обалдеть!

– Да ну? Развлеки.