Читаем без скачивания Последний из рыцарей - Маргит Сандему

— Понимаю. Любопытно… — Тристан замолчал.

— Что любопытно, маркграф?

— Нет, ничего. Я так мало вас знаю.

Хильдегард почувствовала, что постепенно к ней возвращаются силы.

— Я тоже ничего не знаю о вас, маркграф. Ее Величество королева сказала, что вы потеряли всех близких.

— Тех близких, кто жил в Дании. У меня есть еще сестра, она с семьей живет в Сконе. Одна моя кузина живет в Швеции, она отличается странным характером, но большая часть моей родни живет в Норвегии. Мы все принадлежим к роду Людей Льда, я сейчас подумал как раз о них…

Наконец Хильдегард смогла открыть глаза. Тристан Паладин сидел на стуле, поодаль от кровати, как того требовало приличие, однако и на таком расстоянии он мог уловить любое ее движение. Вблизи он был еще привлекательней. Изящный, однако, не женоподобный, тонкие черты лица, грустная улыбка. Впрочем, лицо у Тристана было вполне мужественное, но не грубое. Густые, вьющиеся волосы были, безусловно, его собственные, хотя кругом все мужчины носили пышные парики. Темные глаза были прекрасны.

— Что вы хотели сказать о ваших родных в Норвегии?

Их прервал герцог, вошедший в соседнюю комнату. Тристан тут же встал.

Но герцог не спешил в спальню жены.

— Я вижу, крошка, ты здесь скучаешь? — сказал он камеристке. — Что за глупости я слышал, будто моей жене на балу стало дурно?

— Но это так.

— Значит, правда, — проворчал герцог. — Вечно она оскандалится. Ни перед чем не остановится, лишь бы выставить меня на посмешище. А почему ты не у нее в комнате?

Камеристка что-то ответила ему, понизив голос.

— Что? С ней там какой-то телохранитель? Этого еще не хватало… Кто он?

Камеристка что-то сказала.

— Ах, этот! — захохотал граф. — Пусть возится с моей женой, сколько хочет. Всем известно, что он давным-давно потерял мужскую силу и не в состоянии испортить ничью репутацию. Передай герцогине, что я у себя!

Раздался звук удаляющихся шагов. Хлопнула дверь. Тристан Паладин побледнел.

— Прошу прощения за своего мужа, — смущенно сказала Хильдегард. — Он выпил сегодня лишнего.

Тристан молчал.

— Значит, в его нелепом замечании есть доля правды? — осторожно спросила Хильдегард через некоторое время.

Тристан взял себя в руки и глубоко вздохнул:

— Да, увы. Но я не понимаю, каким образом… Доктор, который лечил меня в тот раз, не мог ничего сказать. Досадно…

— Досадно, что при дворе судачат об этом? Я вас понимаю, маркграф. Это… это результат ранения?

Немного поколебавшись, Тристан утвердительно кивнул.

— Не принимайте близко к сердцу глупую болтовню, — сказала Хильдегард, уже оправившаяся после обморока. — Напротив, из-за этого вы кажетесь более таинственным и неотразимым. Многим женщинам, наверное, хотелось бы проверить, достаточно ли они привлекательны, чтобы помочь вам справиться с этим недугом.

— Вы слишком добры ко мне, — улыбнулся Тристан. — Но мы говорили не о моих недугах.

— Вы правы, вы начали рассказывать о своих норвежских родственниках.

— Дело в том, что мы принадлежим к необычному роду. Что касается меня, я самый обыкновенный человек и не обладаю какими-либо сверхъестественными способностями, но некоторые из моих родных… В это трудно поверить, но в моем роду многие умеют творить чудеса и знают искусство врачевания. — Хильдегард вся подалась вперед, глаза у нее загорелись. — Нет, нет, я не хотел бы подавать вам напрасные надежды, — сказал Тристан. — Те, кто владеют этим даром, живут в Норвегии. Виллему, моя кузина, которая живет в Швеции, не умеет врачевать, одному Богу известно, каким даром она обладает. Но у меня есть родственник, вот он настоящий целитель…

— Ради Бога, выпишите его сюда!

— Думаю, это невозможно, но мне пришло в голову другое…

— Что же? — Нетерпение Хильдегард почти пугало Тристана.

— Я многому научился у своих родных, когда жил у них в Норвегии. И помню все, что они рассказывали о целебных травах.

Хильдегард схватила его за руку, такое волнение вряд ли шло ей на пользу.

— Травы? Пожалуйста, маркграф, вспомните все, что вы знали! Найдите эти травы! Я прошу вас не ради себя, собственная жизнь слишком тяготит меня, чтобы я за нее цеплялась. Но у меня есть дочь, которой я не могла уделять должного внимания, и это меня мучает. Мне бы хотелось позаботиться о ней, сделать все, что в моих силах, хотя бы теперь. Вы меня понимаете?

Тристан смотрел на ее отекшее лицо, в узких, как щелки, глазах, горело отчаяние. Лицо Хильдегард было нелепым, безобразным, и он с болью подумал, как должна страдать женщина, которой в таком виде приходится показываться на людях.

— Я плохо представляю себе вашу болезнь, герцогиня, — нерешительно сказал он, — но, думаю, от водянки я бы помог вам избавиться…

— Да, да! Я вас умоляю! — воскликнула Хильдегард. — Это как раз то, что доктор называет больной кровью.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к крови. — Тристан нахмурился. — Но я не силен в медицинских науках. Помню только, что мой дядя Маттиас, самый обычный доктор, — не тот чудодейственный целитель, о котором я говорил, — лечил однажды старика с сильными отеками ног.

— И вы полагаете, что вам удастся найти эти травы?

— Это будет нетрудно. Но мы должны действовать осторожно, чтобы не обидеть случайно вашего доктора.

— Наверное, лучше ничего не говорить ему об этом?

— Пожалуй, так будет лучше, — сказал Тристан.

— Но тогда и честь моего исцеления будет принадлежать ему?

— Это мне безразлично. Но вы еще не излечились, Герцогиня, а я еще не нашел нужных трав. Не будем торжествовать раньше времени, мы не должны терять рассудка.

— Я так надеюсь на вас! — Хильдегард откинулась на подушки со счастливой улыбкой. — Хорошо, и постараюсь набраться терпения. Но как бы там ни было, я заплачу сколько угодно хотя бы за одну вашу попытку.

Тристан встал, он улыбался:

— Если вы начнете говорить о деньгах или вознаграждении, я уйду.

Хильдегард мечтательно поглядела на него:

— Вы странный человек, маркграф! Я думала, что при датском дворе уже не осталось ни одного идеалиста.

Он протянул ей руку на прощание, и она пожала ее.

— Я сегодня же начну искать эти травы, — пообещал он и поцеловал ее руку.

Тристан ушел. Хильдегард долго смотрела на дверь, за которой он скрылся. Ее усталые глаза светились надеждой.

«Я не должна надеяться, уговаривала она себя. Не должна!» И, тем не менее, она молитвенно сложила руки. «Господи, сжалься надо мной!..»

Марина лежала в своей комнате и испуганно прислушивалась. Она понимала, что уже очень поздно. Может, на этот раз пронесло? Она и ее мать обращались сейчас к Богу с одинаково горячей мольбой, однако молили они о разном.