Категории
Самые читаемые

Читаем без скачивания Плач за окном - Глеб Горбовский

Читать онлайн Плач за окном - Глеб Горбовский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Перейти на страницу:

— Он что у тебя, лесник?

— Он у меня алкоголик деревенский, тунеядец со стажем. Еще вопросы есть?

— Послушай, Августа… Я, конечно, не имею права интересоваться, да и не верю я врачу…

— Какому еще врачу? У меня кроме соплей — ни одной хворобы еще не было в жизни!

— Ну, тот, со «скорой помощи». Жорик вертлявый… Говорил, будто бы ты «под кайфом», то есть наглоталась чего-то и забалдела будто бы. Это правда? Или ты выпила?.. Хотя спиртным от тебя не пахло.

— Раз не пахло — значит, и говорить не о чем. Тоже мне… Жорики.

— Извини, только… Хочется знать про вас, молодых, побольше… Чтобы помочь, или не навредить, по крайней мере!

— Сами говорите: не пахло… — вытаращила Августа свои «циферблаты», в которых так и забегали секундные стрелки гнева. — Пусть этим самым от придурков разных пахнет! А я нанюхалась, насмотрелась, спасибо уже! Мать в гроб вогнал, сам хуже ненормального, за проволоку посадить собираются… A-а! Да чего там… Говорю: отец у меня космонавт. Который еще до Гагарина лететь собирался, да не пустили.

Смотрю на девчонку, а «циферблаты»-то у нее на мокром месте, оказывается, стоят: две огромные, почему-то долго не падающие слезы набрякли под синевой и вдруг так и просыпались на худые, перемазанные зеленкой скулы, осев дождевой пылью на раздутых, африканских губах (настоящие дитячьи нюни!).

И захотелось вдруг бережно приласкать ребятенка, пригреть, защитить эту остроплечую колючку, постоянно готовую к отпору, к драчке за себя, к беде жданной, к жизненным пинкам и насмешкам — и это в шестнадцать-то лет такая готовность к щелчкам, ударам, словно и не по юности шла, а по беспощадному рингу боксерскому; сердце так и стиснула щемящая нежность к этой помятой, но еще не сломленной травинке; захотелось схватить ее за руку и увести куда-нибудь к деревьям, к реке, к птицам, туда, где все проще и чище, увести, как свою, только еще более неблагополучную дочку, погладить ее по голове, пожалеть, утешить, прижать… И сразу же смекнул что нельзя! Что не смогу, что не имею права на такие жесты, потому что Августа — это прежде всего женщина, пусть невзрослая, хрупкая, в ссадинах, в обидах и слезах, в прозрачной гордыне, в одиночестве, в отщепенстве, в неуклюжей злости, во всем, в чем угодно, и все ж таки она женщина, уже женщина… да и не сразу поймет, что бескорыстно «жестикулирую»; да и сам я за себя полностью не отвечаю, так как не только мозг в тебе, душа, совесть, но и все остальное в наличии.

И я только грустно посмотрел на нее, прошептав, выдохнув бессознательно слова, словно обдувал горячий суп:

— Бедная… бедная девочка… Прости, пожалуйста…

— Чего, чего? — встрепенулась тут же Августа. — Кого это мне прощать? И за что? Вот еще скажете… Да я сама кого хочешь обижу, только поворачивайся!

— Вот-вот… Прости нас, мужиков… И прежде всего — отца родного прости. Добровольного мученика. Он ведь кто у тебя теперь? Сирота натуральный: заживо дочки лишился. А за суп тебе, Августа, большое спасибо. Никогда такого не ел. Такого необыкновенного супа… Не вкушал.

— Скажете тоже…

5

Наконец-то я их подловил, всех сразу: директора, главного редактора, завредакцией — одним словом, все свое непосредственное и посредственное начальство, улучил момент, подстерег, когда они собрались в кабинете директора на утреннюю «переглядку», собрались, чтобы незамедлительно разбежаться кто куда, ищи ветра в поле, один — в кабинете запрется, другой — на совещание испарится, третий — в командировку схлынет. Пути начальства неисповедимы.

Секретарша Алиса, этакая нимфочка, вся в обтяжечку, кудлатенькая и постоянно как бы сонная (прежде это называлось — томная), переполненная собственным достоинством, не глядя на меня, протянула было поперек моего пути пластиковую оранжевую линеечку на манер шлагбаума: «У директора летучка!»— но, взглянув, хотя и нехотя, на мое лицо, линейку отдернула, подобрала свои наманикюренные коготки и, спрятавшись за огромную пишущую машинку «Башкирия», закурила — торопливо, взахлеб, словно только что пережила душевное потрясение.

В кабинете меня явно не ждали. На что я рассчитывал? На внезапность прежде всего. И еще — на решимость, на этакий посткомсомольский задор: мол, запросто от меня отделаться не позволю. Не те времена. Должно быть, на моем лице все эти «порывы духа» получили свое отражение, во всяком случае начальственные шлагбаумы тоже вдруг заподнимались, загустевавшая с моим появлением тишина в кабинете, «готовая взорваться», сначала продырявилась чьим-то ироническим покашливанием, а затем осветилась дежурными, хроническими улыбками.

— Ну, что там у тебя, Макарыч? — полувесело, полусерьезно, словно по щеке потрепал вопросом принципиальный, смотрящийся вечным холостяком завредакцией Востроухов, глаза которого имели «истовый взгляд» аскета или сектанта, готового за свои личные (далекие от общественных) убеждения хоть на костер!

— Прошу десять минут абсолютного внимания, дорогие товарищи! Сами понимаете, второго такого момента, когда вы все в сборе, может не подвернуться никогда: жизнь, как детская рубашка, коротка и вся… того, в пятнах.

— Нельзя ли конкретнее, Олег Макарыч? — улыбнулся мне директор издательства, но как-то робко улыбнулся, словно тяжелобольному. — У нас тут, понимаете ли, дела, которые не терпят… и все такое прочее.

— И у меня дела, причем — наши, общие, литературные. Я к вам не за пособием. За ним я в другой раз и не столь стремительно, извиняюсь за резкое слово. Кто не знает, тому сообщу, а кто в курсе, тому V напомню: у нас в издательском, так сказать, портфеле имеется в наличии талантливая — не убоюсь этого слова — рукопись под названием «Остров». Автор Галактион Шмоткин, ветеран войны, инвалид, орденоносец, точнее — медаленосец, человек с интереснейшей биографией и, что не менее важно (по крайней мере для нас), по-настоящему одаренный автор. Рукопись представлена и находится у меня на столе уже два с лишним года. Есть две рецензии на эту рукопись. Одна — положительная, другая — отрицательная. Что само по себе небезынтересно. Есть еще мое личное мнение, как редактора, более чем положительное. И есть еще… беспросветное равнодушие к этому автору со стороны всех нас, вместе взятых, дорогие товарищи!

Почти одновременно послышались кряхтение, хмыкание и рассыпчатый смешок.

— Шмоткин? Это который… того, улыбается все?

— Постойте, постойте… Это не у него ли брат — знаменитый фрезеровщик?

— Но ведь ваш этот «одаренный», мягко выражаясь, пишет в какой-то странной манере, — решил блеснуть эрудицией Востроухов, выпрастывая голову с кипящими глазами из свитера-скафандра, как из-под черепашьего панциря. — Он, этот ваш гениальный, к примеру, вместо того чтобы рассказать читателю об эпизодах своей замечательной биографии, излагает события примерно так: «Деревья, не сходя с места, продолжали расти вверх, птицы, звери и даже домашние животные вели себя благопристойно, ибо совесть у них была чиста, они мирно жевали, грызли, совокуплялись, ветер шумел в проводах, в земле ржавели осколки первой империалистической, на Дальнем Востоке хорошо клевала рыбка хариус, люди по-прежнему не понимали друг друга» и т. д. и т. п. И все это о времени, когда ка земле шла самая жестокая из войн, когда решалось: быть или не быть нашему государству!

— В том-то и дело, что Галактион Шмоткин на войне занимался… войной. То есть воевал в партизанском отряде, затем — в регулярных частях. Воевал, а не занимался писаниной. Как некоторые. Писаниной Галактион занялся гораздо позднее. То есть осмыслив и осознав происшедшее. Происшедшее с ним как с личностью. Не с эпохой вообще, а с эпохой конкретного человека, с тем островом, берега которого омывала река времени…

— Красиво…

— Впечатляет.

— И что же вы предлагаете? — панически, словно тонущий человек, завертел головой по сторонам главный редактор.

— Предлагаю заключить с автором договор, а затем издать «Остров», потому что это незаурядная проза! Мы еще гордиться будем, что напечатали этого «сумасшедшего»… Хотите, я на колени встану? Или… или…

— А вы, Олег Макарыч, если уж так переживаете, взяли бы да помогли автору, причесали бы, где нужно, рукопись, прошлись бы перышком, где посчитаете необходимым…

— В том-то и дело, что не посчитаю! Не причешу! Это же музыка! Музыка слов, образов, деталей! Хрупкое все, нерукотворное, как морозные узоры на стекле… А вы предлагаете причесать! Короче, вот что, заявляю совершенно серьезно, ответственно: отфутболите опять Шмоткина — уйду от вас, не попрощаюсь даже! Но дела этого так не оставлю! Не те времена — таланты заживо хоронить! Все брошу к чертям собачьим, семью, работу, а докажу! Целью жизни поставлю: издать «Остров»! Людей совестливых и разумных подключу, в ЮНЕСКО обращусь, а правду отстоим! У меня уже два действительных академика задействованы, читают «Остров», и есть сведения — с удовольствием читают! Сам в Шмотки-ка превращусь, но похерить его «Остров» не позволю!

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Плач за окном - Глеб Горбовский торрент бесплатно.
Комментарии