Читаем без скачивания Незнайка в городе деревянных гвоздей - Леонид Свердлов

Как бы в подтверждение послышался звон стекла: камень все-таки попал в окно Бейсика.

— Ты же сам говорил, что у вас в городе каждый может говорить все что думает, — заступился за Бейсика Незнайка. — Может быть, он как раз сказал то, что думает?

— Да как можно такое думать?!

— Ну что делать? — вздохнул Бейсик. — Я же не виноват, что так подумал.

— Я тоже не всегда думаю то, что надо, — сказал Кембрик. Я сам раньше считал, что Желтый город должен называться Солнечным, но Деревяшкин совершенно прав, и я поменял мнение, когда узнал, что оно могут нанести вред городу.

Незнайка надел шляпу и пошел к лифту. «Простите, братцы, — сказал он, — загостились мы у вас».

Пестренький повесил на плечо фотоаппарат и пошел за Незнайкой. У лифта Незнайка обернулся и сказал:

— Удивительно, как ты, Кембрик легко меняешь свое мнение.

— Ничего удивительного, — сказал Пестренький, — он ведь новое мнение не сам придумывает.

— Вы только не подумайте, что я беспринципный, — сказал Кембрик. — Вы не знаете, какой коротышка Деревяшкин! Он совесть нашего города.

— Хорошо в вашем городе, — сказал Незнайка, — совесть не беспокоит вас по ночам.

С тяжелым сердцем путешественники покидали город, который они чуть было не приняли за Солнечный. С неба, которое уже начинало желтеть, накрапывал противный мелкий дождик. На краю города они остановились, чтобы полюбоваться на высокий дом, на котором яркими, переливающимися на солнце стеклышками было выложено «Да здравствует Железкин!». Несколько коротышек долбили эту надпись отбойными молотками. Последнее, что путешественники увидели в Городе деревянных гвоздей, был мост через апельсиново-желтую реку, который двое коротышек весело красили в желтый цвет.

Глава одиннадцатая

Вечер в Цветочном городе

В столовой, у телефона, Знайка обнаружил записку: «Знайка! Мигс с луны просил ему позвонить. Он такой же сопляк, как и ты. Небоиська». После того, как под покровом ночи неизвестный в очках столкнул Небоиську с моста в Огурцовую реку, общение между Знайкой и Небоиськой происходило только в форме таких записок.

Знайка позвонил на луну.

«Луна! Знайка на проводе. Это Мигс? — Мне? — Куда?»

Знайка некоторое время с удивлением рассматривал трубку, потом, сказал: «С ума они там, что ли, посходили?» и побрел к себе в комнату.

Первое время, после отлета Незнайки и Пестренького, Знайка подолгу сидел у окна и смотрел на небо, до боли в глазах высматривая возвращающийся самолет. Он надеялся, что Незнайке быстро надоест где-то там летать, и он вернется с рассказом о Солнечном городе. Но дни шли, Незнайка не летел, и Знайка перестал смотреть в окно.

А за окном и не было ничего интересного: на так и неокрашенном заборе повесили плакат: «Небось, лучше жить с неокрашенным забором, чем врунов слушаться». Плотину строить так и не начали, никак не могли решить, строить ее вдоль реки или поперек. По вечерам посреди двора ставили бочку, и с этой бочки Небоиська обращался к цветочногородцам. «Братцы! — говорил он. — Что мы имеем? Несколько газированных автомобилей и две ракеты чтобы учить уму-разуму жителей Луны, у которых каждый седьмой коротышка имеет собственный автомобиль! И, вместо того чтобы сделать еще десяток автомобилей, мы строим третью ракету!»

Инженер Клепка, под руководством которого строилась эта третья ракета, злился и жаловался в газету.

У охотника Пульки, занявшего в газете место улетевшего Пачкули Пестренького, от частого общения с Клепкой характер быстро испортился. Теперь, когда Пулька со своим верным ружьем выходил на поиски материала для газеты, закрывались все окна и двери, а не успевшие спрятаться коротышки разбегались по переулкам. Даже собака Булька, увидев своего хозяина, убегал, поджав хвост. Находились коротышки, которые подкармливали осиротевшего Бульку. Ему, наверное, было тяжелее всех: он все понимал, но не мог ничего изменить.

Пульки не боялся только Небоиська, он вообще никого не боялся, кроме одной малышки, без которой, несмотря на этот страх, он не мог и дня прожить. Надо ли говорить какое разочарование он испытал, когда однажды Кнопочка сказала ему своим ангельским голоском:

— Извини, но сегодня я не могу пить с тобой чай.

— А завтра?

— Кнопочка вздохнула и, не отвечая, отвела взгляд на Шпунтика, выносившего из ее дома аккуратно перевязанный чайный сервиз.

— Ну, ты, слон! — закричала она. — Как несешь? Это тебе не дрова, не конверторы-дезъюнкторы, вещь хрупкая, уронишь — не склепаешь!

— Ну что ты, Кнопочка… Да я же, Кнопочка… — покраснев, сказал Шпунтик и любовно прижал сервиз к груди.

— Переезжаешь? — наивно поинтересовался Небоиська.

Ответ он прочел в кнопочкиных глазах.

— А как же я? Ты меня больше не любишь?

— Сердцу не прикажешь, — сухо сказал Винтик, — Кнопочка нас любит.

— Обоих? — поразился Небоиська.

— Как низко! Ну, какие еще мерзости ты обо мне наговоришь, чтобы поссорить меня с моими друзьями?! Не могу же я только из-за какой-то любви всю жизнь прожить в этом ужасном городе.

— Да уж, городок наш развалили основательно, — согласился проходивший как раз мимо Шпунтик. — Одна надежда — на тебя. Жаль, что уж не сможем тебе помочь.

— Поболтай мне еще! — одернула его Кнопочка. — Ты что уже все погрузил?

Небоиська даже не заметил, куда исчез Шпунтик.

— Прощай навсегда, Небоиська! — сказала Кнопочка, закрывая лицо руками. — Иди, я не могу смотреть, как ты убиваешься.

Сказав это, она бросила последний взгляд на самого смелого коротышку Цветочного города и решительно направилась к автомобилю.

— Будут спрашивать, где мы, — сказал Винтик, заводя мотор, — говори, что в Солнечный город уехали. Гы-гы. Мы то знаем, где его искать!

Мотор завелся и, Винтик, продолжая смеяться, сел за руль.

— Постойте, братцы! — закричал Небоиська, бросаясь к машине. — Возьмите меня с собой!

— Не можем, Небоиська, — вздохнул Шпунтик, — в машине четверым места не хватит.

И они уехали, оставив неустрашимого Небоиську стоять в облаке пыли.

— Вот и Винт со Шпунтом укатили, — сказал Клепка, снимая рубашку. — Еще немного и нам с тобой, Пилюлькин тоже придется смазывать пятки. А скоро в городе вообще не останется никого кроме Небоськи и этого страдальца в очках.

— Плечо болит? — деловито спросил Пилюлькин, пропуская мимо ушей слова инженера.

— Плечо — ерунда! У меня за город душа болит.

За окном хлопнул выстрел.

— Не обращай внимания, — сказал Клепка, выглядывая в окошко, — это опять Пулька за очередной сенсацией гонится, а, может быть, очередная сенсация за Пулькой. Где он, там всегда шум и пальба, а кто в кого палит — не разберешь. Что тут поделать, как честный коротышка, так обязательно мозги набекрень.

— Можешь одеваться, — сказал Пилюлькин, умывая руки, — Тебе надо следить за своей раной, не запускать. Я тебе дам мазь. Смазывай ей плечо перед сном.

— Да что плечо! Город гибнет! Ракету строить перестали, говорят, что нам лунатиков учить нечему. Умные они там или нет, я не знаю, но я за это дело кровь проливал, а благодарность — вот она: знаешь, что у меня сегодня на двери написали? И тебе скоро напишут.

— Мне не пишут, — вздохнул доктор, — Всякий раз, как выйду из комнаты, вижу, что у меня под дверью кто-то наблевал. Раньше хоть Знайка запрещал так напиваться. А теперь все можно.

— Знайке лечиться надо, — буркнул Клепка. — Занялся бы ты этим.

— От чего же мне его лечить прикажешь?

— Ты доктор — от чего захочешь, от того и вылечишь.

Пилюлькин остановился у окна, глядя на блики заката, разбросанные на лопухах. Он ничего не ответил Клепке.

Глава двенадцатая

Возвращение

Путешественники шли вдоль Огурцовой реки, пока из-за поворота не показался мост, на котором Незнайка когда-то проговорился Синеглазке. «Ну, вот и добрались! — сказал он. — Путешествовать хорошо, а возвращаться все равно лучше. Чем, если задуматься, наш город не Солнечный?». Незнайка и Пачкуля Пестренький вышли на мост и долго молча смотрели на еще дымящиеся развалины. Собственно, мост это было все, что осталось от Цветочного города.

— Ничего удивительного, — сказал, наконец, Пачкуля Пестренький, — когда теряют то, что было — это нормально. Удивительно — если находят то, чего нет, Солнечный город, например.

— Нет, Пачкуля, — сказал Незнайка, садясь на мост, — я все равно его найду. Не может быть, чтобы я его не нашел. Есть на свете место, где все коротышки счастливы, иначе и родиться не стоит.

— Да как ты не понимаешь! — возмутился Пачкуля. — Не могут коротышки жить счастливо! Для этого пришлось бы перестать быть коротышками! Ты же сам это все придумал, зачем ты в это веришь?