Читаем без скачивания Над хаосом - Чарски Питер

– Я хоть и философ, но далеко не невежда, – ответил доктор.

– Вы понимаете, что из хаоса невозможно построить порядок?

– Вот как? У нас тут терминологический диспут? – сразу же взвился Рамачандрян. – А это все, – он обвел руками окружающее пространство, – по-вашему, из чего создано?

Рипке поморщился, продолжая нажимать на клавиши терминала:

– Вопрос во времени! Миллионы лет и постепенное развитие – да. А мгновенно перейти от хаоса к порядку – нет, нельзя.

– Из хаоса создается не порядок, mon chèrie Саул. Из хаоса рождается целый мир, а будет ли в нем порядок – уже решать обитателям этого мира, – назидательно произнес доктор Рама. – Так называемый порядок – лишь частный случай искажения реальной картины мира. В общем, давай мне четкие обоснованные факты, а на основании одних лишь домыслов и подозрений я не остановлю проект.

Рипке мрачно покачал головой, а Рамачандрян сложил руки на груди, демонстрируя свою непреклонность.

– Кстати, а вы знаете, как называется этот остров? – спросил Натан, чтобы разрядить обстановку.

Рипке озадаченно остановился – кажется, Натан сбил его с мысли. Его рука так и застыла над клавиатурой.

– Да? Он как-то называется? Я думал, просто атолл…

– Нет, мне сказали, что у местных было название…

– Местных? – еще больше скривился Рипке.

– Их тут уже нет. Они покинули остров, так что не бойтесь. Так вот, он называется Аставьястата.

– И что? К чему вы это вообще вспомнили? – раздраженно бросил Рамачандрян.

– Ну, если я правильно перевел, то это непальский, ответвление санскрита. И это слово означает «беспорядок, неустройство».

– Хаос, – тотчас догадался Тагель. Он как раз вошел в Театр с каким-то прибором в руках и искал, куда бы его поставить.

– Точно так.

– Ничего не скажешь, место выбрали подходящее, – сумрачно сказал Рипке и вернулся к своим цифрам.

Натан продолжал слушать, как они неторопливо ругаются, и с каждой фразой все меньше понимал, что не так с этими цифрами. Вероятно, это было хорошо видно по его лицу, потому что Тагель в какой-то момент обернулся и поглядел на него со снисходительной усмешкой, а потом поманил пальцем.

– Смотри. Видишь эту колонку? А теперь посмотри сюда. Вот этого тут вообще быть не должно. Саул считает, что он нас дурит и подтасовывает часть данных. Они не сходятся, но только если провести сверку контрольных сумм за большие периоды времени.

– Это пока просто подозрения… – проворчал Рипке. – Я еще не уверен до конца. Мы можем что-то терять сами, или вообще не видеть общей картины, или же элементарно не понимать ее.

– Это как? У нас же тут целая куча аппаратуры… – развел руками Натан.

– Это наша аппаратура, которую мы сделали на базе своего понимания, а точнее – неполного понимания того, как устроен мир. У Колумба ведь тоже была астролябия. И вы знаете, что Колумб написал в письме королеве после того, как открыл Америку?

– Что?

– Мир мал. Из семи частей его шесть заняты сушей, и только седьмая покрыта водой, – процитировал Рипке.

– Намекаете, что мы, как Колумб, немного не понимаем, куда заплыли?

– Какие уж тут намеки, – ответил Рипке, глядя прямо Натану в глаза. – Мы не имеем ни малейшего понятия, где мы находимся и где ближайшая суша. Мы далеко за границами карты, где-то в стране, где определенно живут драконы.

На прошлой неделе выяснилось, что Натан – самый свободный из всей научной группы, и его опять сослали в Комнату Марии, чтобы он «завершал лингвовербальную калибровку личности» Короля. Или того, кого раньше называли Королем-под-Горой. Натан не сопротивлялся, а только настоял на том, чтобы личность для его визави создали женскую – ему надоело общаться с лисами, черепахами и прочим зверинцем, а еще он втайне боялся, что однажды его в симуляции встретит какой-нибудь гигантский разумный палочник. Но настоящая причина такого доверия к Натану была более прозаичной: Рипке все-таки обосновал расхождения в своих цифрах и пришел к доктору требовать остановки проекта. Они разругались в пух и прах, а вечером Даниэла пришла в комнату Натана и с очень красноречивым видом бросила ему на кровать папку с надписью на обложке: «Саул Рипке (досье)».

Полистав бумаги из этой папки, Натан поразился уровню слежки, установленной за учеными группы, и поежился от мысли, что и за ним доктор так же пристально наблюдает. Возможно, прямо в эту минуту. В этом досье были собраны мелкие и крупные грешки Саула Рипке за все последние десятилетия, от безобидных шалостей с марихуаной в университете, конфликтов с профессурой его alma mater (происходивших вследствие гениальности и неуживчивости Рипке, которые шли рука об руку) и до упорного отстаивания своей теории, которое чуть не стоило ему научной карьеры. Собственно, его карьеру спас как раз доктор Рама, взяв Саула в свой проект.

А еще Натан узнал, что Саул Рипке был тайно влюблен в Даниэлу Дэни, но не делал никаких попыток с ней сблизиться, считая ее любовницей доктора Рамачандряна. Натан и сам считал их любовниками, но теперь вообще не знал, что и подумать.

И все равно, несмотря на все эти сведения, рисующие не самый располагающий образ закомплексованного и фанатичного ученого-затворника, теория Рипке – а точнее, теория Джулиана Джеймса, которую он развивал, – поражала Натана своим революционным подходом, объясняющим многие явления древнего мира. Называлась она «теория двухпалатного сознания» и утверждала, что человеческий разум однажды принял состояние, в котором познающие функции были разделены между одной частью мозга, которая выступала «говорящей», и второй частью, что лишь слушала и повиновалась. Возник ли он в таком виде у первого австралопитека, или же постепенно развился прямо из звериного самосознания – этого теория не уточняла. Но по мнению Джеймса, такой двухпалатный склад ума был нормальным и повсеместным состоянием человеческого разума всего около трех тысяч лет назад. То есть жители поселения Чатал-Гуюк, древние шумеры, даже египтяне периода ранних династий – все были полусознательными биологическими автоматами, которые в своих решениях полагались на направляющие их «голоса», а личные статуэтки, домашние алтари и прочие объекты материальной культуры были не чем иным, как подпорками для таких галлюцинаций.

Водораздел, по мнению авторов теории, проходил где-то между «Илиадой» и «Одиссеей», поскольку между ними было обнаружено качественное различие: герои «Илиады» не занимаются интроспекцией, не обнаруживают присутствия у них внутреннего мира сознания. В отличие от всем известного хитроумного Одиссея, хитроумность которого как раз и состояла в том, что он был одним из первых людей с современным складом ума. Все это вызывало беспокойство – все-таки мы настолько привыкли опираться на длинную историю человеческого разума, как на зримое подтверждение нашего статуса «царя природы», что демонстрация того, какие мы еще младенцы в плане развития своего сознания, отрезвляла.

Научной бедой Рипке было то, что он обнаружил физиологические подтверждения этой теории в структуре человеческого мозга. В папке был реферат одной из его работ, и Натан, с трудом продираясь сквозь джунгли медицинских терминов, все-таки уловил общую суть: внутри мозга, где-то в сплетениях всех этих нервных волокон, сохранились древние узлы, старые нейроны, хранящие тайну человечества. Как заброшенная сеть дорог, оставшаяся от древней погибшей цивилизации, уже заросшая травой и почти невидимая. Ее-то и нашел Саул Рипке, а также обнаружил, с помощью стимуляции каких зон мозга ее можно заново активировать. Научное сообщество отмахнулось от его находки как от назойливого насекомого, но даже Натан понимал, что это бомба замедленного действия, ведь контроль над этой старой сетью дорог давал полный доступ к самим основам человеческого разума. Это был ключ к возвращению всех людей на планете в состояние безвольных «биологических автоматов».