Читаем без скачивания Давайте играть в королей - Синклер Льюис

Терри и так уже был покорен веснушчатой ухмылкой Рыжика, а честь знакомства с родственником столь отчаянного героя, как дядя Генри Бандок, сразила его окончательно.

Поручив Терри заботам Рыжика, Бесси могла вволю мучиться из-за молчания королевы Сидонии, терзаться мыслями о том, что, быть может, вытворяет на просторах Голливуда беспризорный и злокозненный Заяц, отдаваться в руки маникюрш, массажисток, портних и модисток и вообще наслаждаться жизнью. Так что, когда на второй день Терри и Рыжик куда-то исчезли, она почти не рассердилась. Однако прошло два часа, а они все не появлялись, и Бесси вдруг с ужасом поняла, что Терри заблудился в неведомых дебрях.

Правда, даже лондонские газеты должны были напечатать такое известие на своей первой странице, которая у них помещается на третьей, и эта мысль послужила Бесси некоторым утешением, но все же она от души надеялась, что Терри не опоздает к обеду. С истинно материнской любовью и чисто американской деловитостью она сперва позвонила в газеты, а потом в Скотленд-Ярд.

Однако едва успели ворваться в номер обрадованные репортеры и фотографы, как Бесси услышала какую-то возню в спальне Терри и, метнувшись туда, обнаружила, что Терри робкой овечкой пробрался домой через черный ход в сопровождении другой, еще более робкой овечки — Рыжика, а также подлинного агнца — огромного, неуклюжего пса, по преимуществу каштановой масти, если не считать черных, белых, оранжевых и попросту грязных пятен, пятнышек и полос. Пес обладал широкой спиной, специально предназначенной для верховой езды, хвостом, который исходил в умильных повиливаниях, и глазами, взиравшими на мальчиков с пылкой любовью, а на величавого Хамберстоуна — с благоразумной опаской.

— Боже милостивый! — ахнула Бесси. — Я же запретила тебе покупать эту жуткую дворнягу!

— Да нет, мамочка! Та собака (в голосе Терри послышалось невыразимое презрение) была просто доберман-колли с примесью терьера, а это чистопородный маргетский водоплав. Гак сказал приказчик! Его зовут Джозефус. Собаку то есть. А он запросил десять шиллингов, а Рыжик выторговал его мне за восемнадцать пенсов и фото Фреда Стоуна с автографом.

— Ах! — простонала Бесси. — И подумать, что у меня такой простонародный сын! Вылитый папаша, ну просто смех! Ладно, после поговорим. А теперь слушай. Там репортеры! Ты потерялся. Скажешь им, что… что тебя хотел похитить какой-то человек, а Рыжик, он видел тебя в вестибюле отеля, и он шел мимо, и, конечно, сразу тебя узнал, и уговорил не ходить с этим человеком: он был похож на большевика. Понял? Ну, смотри!

С материнской гордостью Бесси слушала, как Терри признался репортерам в том, что поступил очень легкомысленно, отправившись бродить по туманному Лондону. Лояльный Рыжик, когда к нему обратились за подробностями, не забыл упомянуть о своем дядюшке Генри Бандоке — оказалось, что дядя Генри Бандок в свое время служил в царской императорской гвардии и превосходно разбирался в большевиках; именно он, распознав советского шпиона, и спас Т ерри.

Репортеры подняли брови и чрезвычайно вежливо удалились. На следующее утро Бесси встала в семь часов и потребовала, чтобы ей немедленно принесли все газеты. Упоминание о страшном приключении Терри нашлось только в одной из них, в заметке мистера Суоннера Хаффера:

«После длительного (как утверждают) общения с гангстерами и тому подобными обитателями преступного мира Сан-Франциско, Бангора и других западных городов Соединенных Штатов, Теренс Гейт, американский мальчик-киноактер, с восторгом открыл, что фешенебельный Лондон начинает изобиловать опасностями в духе его отечества. Отправившись вчера погулять, юный Гейт, чья матушка не без оригинальности приравнивает его талант к таланту сэра Генри Ирвинга,[15] сэра Джонстона Форбс-Робертсона[16] и Элеоноры Дузе,[17] умудрился так ловко заблудиться в дремучей глуши Пэл-Мэл, что отелю пришлось снарядить на его поиски спасательную экспедицию, экипированную радиопередатчиком, ледорубами и моржовыми консервами.

С той невообразимой проницательностью, с помощью которой американской кинематографии удалось покорить наивные британские души, юный Гейт обнаружил шайку краснокожих индейцев, разбивших лагерь на ступенях Карлтон-клуба,[18] и шайку большевистских шпионов, которые, переодевшись епископами и припрятав под облачением бомбы, рыскали по крыше Атенеума.[19] Жуткие открытия юного Гейта были сообщены Скотленд-Ярду, и будем надеяться, что благодаря юному герою (ведь ему только шесть лет — так мало, что его матушка не разрешает ему приобрести четвертый личный автомобиль) Лондон вскоре станет столь — же безопасен, как его родной Чикаго».

Бесси произнесла получасовой монолог на едином дыхании. Не успокоил ее и тот факт, что в каждой газете не меньше двух столбцов было отведено под описание детского бала, который маленькая принцесса Елизавета[20] дала в честь короля Словарии Максимилиана, а затем сообщалось, что в конце недели Сидония и Максимилиан отбудут с английской королевской семьей в замок Сэндрингем[21] в Норфолке.

В заметках указывалось, что поездка носит неофициальный характер и в замок приглашены лишь самые близкие друзья королевской фамилии.

Почему-то, она сама не знала почему, Бесси Тейт из Поппи-Пикс это сообщение задело куда больше, чем описание самых пышных торжеств — к ней решительным образом повернулись спиной.

В конце недели! Ее охватило отчаяние.

И если даже страшное похищение Терри не взбудоражило английскую прессу, так что еще может сделать беззащитная женщина? Весь день она галопировала по своим апартаментам, изливая гнев на горничную, на Хамберстоуна и даже на мисс Тингл, утонченную секретаршу из благородных. Особенно ее раздражали звуки веселой возни, доносившиеся из спальни, где Терри, Рыжик и Джозефус, маргетский водопла-в, тявкали, хохотали и шумно гонялись за теннисным мячом. От досады она даже переставала слышать тихий внутренний голос, шептавший: «Поосторожней, Бесс! Не зарывайся!»

«Да заткнись ты!» — оборвала она боязливого ментора и, послав мисс Тингл за конвертами, которые ей были не нужны, горничную — за сетками для волос, которые она никогда не носила, а Хамберстоуна — в его комнату, где он продолжал бездельничать с внушительным видом, сама бросилась к телефону и рявкнула:

— Дайте мне люкс четыре-Б.

— Извините, сударыня, но я не могу вас соединить. Его снимает королева Словарии.

— О господи! Пли я, по-вашему, этого не знаю? Да мы с королевой самые близкие друзья.

— Еще раз прошу извинения, сударыня, но у меня есть инструкция. Если желаете, я могу соединить вас с бюро графа Элопатака, конюшего ее величества.

Бесси была в полном недоумении: она не понимала, во-первых, зачем нужно соединяться по телефону с бюро — предметом меблировки, ящики которого для нее твердо ассоциировались с воротничками и розовым шелковым бельем мистера Зайца Гейта, а во-вторых, чем конюший зарабатывает себе на жизнь. «Что-то лошажье. Как погляжу, кроме как с лошадью ее величества, мне ни с кем поговорить не удастся». Однако вслух она покорно произнесла:

— Хорошо, соедините меня с его графством.

После чего она беседовала по очереди (насколько ей удалось потом вспомнить) с американцем из Огайо, агентом кливлендской фирмы «Эглантин, Кац и Коминский», который приехал в Англию купить партию брюк и, судя по всему, не имел ни малейшего отношения к королевскому дому Словарии; с англичанкой, по-видимому, стенографисткой секретаря таинственного конюшего; с секретарем конюшего; с возмущенным англичанином, который негодующе заверил ее, что он вовсе не словарский конюший, а, совсем наоборот, владелец кофейных плантаций в Британской Гвиане; с графом Элопатаком и наконец со смуглым и бородатым голосом, который, по его собственному признанию, принадлежал секретарю королевы Сидонии.

Но секретарь, видимо, не любил разговаривать по телефону. Судя по доносившимся по проводу звукам, он все время порывался повесить трубку, и Бесси удавалось помешать ему только с помощью непрерывных восклицаний вроде: «Нет, вы уясните себе!» и «Это чрезвычайно важно!»

Бесси все же успела осведомиться, получила ли ее величество письмо от миссис Т. Бенескотен Тейт, проживающей постоянно в Калифорнии, матери знаменитого…

Да, такое письмо, кажется, было получено, но, разумеется, письма от незнакомых людей не рассматриваются.

Ну, в таком, случае она согласна обсудить это дело по телефону.

Какое дело? Слава богу, нет никаких дел, подлежащих обсуждению.

А они спросили его юное величество, не хочет ли он познакомиться со знаменитым маль…

Его величеству не угодно ни с кем знакомиться, и право же, быть может, мадам будет так любезна… его ждут неотложные дела и… щелк!