Читаем без скачивания Только не дворецкий. Золотой век британского детектива - Герберт Аллен

Однако детективу присуща достоверность иного рода — безудержная фантазия заземляется точностью бытовой детали, географическими подробностями (вплоть до карт и схем), двустраничным описанием рождественского меню. Мир детектива зачастую убедительнее любой реальности.

Законы интеллектуальной игры во многом облегчали авторам художественную задачу (как это всегда бывает со строгими формами, будь то сонет или акростих), но они накладывали и ограничения, которые очень скоро стали мешать наиболее одаренным писателям. К счастью, многие из них догадались, что запреты можно не соблюдать. Нетрудно было бы составить сборник — по одному детективу на каждое нарушенное правило. В этой книге, хотя мы и не ставили перед собой такой цели, читателю встретятся и длинные научные объяснения, и любовный интерес, и рассказ от лица преступника, и даже даже впрочем, увидите сами.

Пожалуй, с особым азартом правила нарушала Агата Кристи — меньше всего она заботилась о том, чтобы читатель имел равные шансы с Пуаро в деле установления преступника. Да и кому нужны равные шансы? Откуда возьмется тогда неожиданная развязка? Нет, детектив не должен уподобляться фокуснику-недоучке — читателю положено ахнуть, застыть в недоумении, а потом досадливо и восторженно размышлять, как это его в очередной раз обвели вокруг пальца.

Тем не менее Агата Кристи всегда оставалась в рамках игрового поля — если ей хотелось написать что-то действительно серьезное «про жизнь и про любовь», она делала это под псевдонимом Мэри Вестмакотт. Дороти Сэйерс рискнула пойти дальше — ее последние истории о лорде Питере в гораздо больше степени «романы нравов», поиски ответов на болезненный и актуальный для нее самой вопрос: может ли женщина совмещать жизнь ума с жизнью сердца (она сама в этом не очень преуспела, однако своей героине Гарриет Вэйн подарила более счастливую судьбу). При этом ее романы все дальше уходили от детектива в собственном смысле слова.

Значит ли это, что детектив обречен на легковесность? Что искрометная игра не коснулась болевых точек эпохи? В конце концов, что знали о настоящей жизни все эти доны в мантиях, игроки в бисер, обитатели башен из слоновой кости?

Джулиан Саймонз неодобрительно замечает, что в романном мире Агаты Кристи не было Всеобщей стачки 1926 года (он вообще редко что-нибудь одобряет). Этот технически точный упрек оставляет острое ощущение несправедливости. Почему? Может быть, понять это нам поможет другой исследователь детектива, Говард Хайкрафт, который в книге «Убийство для удовольствия» приводит удивительный факт: за несколько месяцев до начала Второй мировой войны фашистское правительство Италии запретило распространять книги двух английских авторов: Агаты Кристи и Эдгара Уоллеса. Детективы были запрещены и в нацистской Германии. Э. К. Бентли пишет в своих мемуарах, что русский перевод «Последнего дела Трента» не удалось опубликовать в России по цензурным соображениям. Не странно ли, что именно оторванный от реальности детектив стоял костью в горле у диктаторов?

В 1940 году, когда Гитлер бомбил Лондон, жители города вынуждены были постоянно прятаться под землей. В бомбоубежищах стали формироваться библиотеки. Что же читали люди, чья жизнь ежеминутно подвергалась опасности? Да, вы угадали. Они читали детективы. Детективы, в которых царили логика и порядок, закон и состязательное правосудие. Детективы, в которых, как в стихотворении Руперта Брука — молодого поэта, погибшего на фронтах Первой мировой, — церковные часы показывали без десяти три и еще оставался мед к чаю. Детективы не просто позволяли уйти от страшной реальности — они напоминали людям, кто они такие.

Замечательная переводчица Лилианна Лунгина вспоминает, что одна из ее подруг выжила в тюрьме и в лагере, потому что умела «рассказывать романы»[13]. Ничто не ценилось в заключении так, как хорошая история. И неслучайно, конечно, новый расцвет детектива пришелся на «длинный уикэнд» — перерыв между двумя мировыми войнами. Детектив расцвел именно потому, что была и страшная война, на которой погиб цвет английской молодежи, и безработица, и Всеобщая стачка 1926 года. И предгрозовые тридцатые, когда жизнь стала легче, но каждый чувствовал, как сгущаются тучи новой войны. И усталый, трезвый стоицизм, с которым англичане встретили новую войну, — в те дни их девизом стала фраза «Работаем как обычно» (Business as usual). И неслучайно тогда же был джаз, золотая молодежь и самозабвенное увлечение американским кинематографом. Своевольные, коротко стриженные девушки, которые отслужили войну сестрами милосердия и которых не так-то просто было теперь загнать в прежние рамки. Слуги, воевавшие бок о бок со своими хозяевами, и служанки, привыкшие к вольной фабричной жизни. Разорившиеся благородные семейства, вернувшиеся с войны солдаты, не знающие, куда себя деть в мирной жизни. Мир перевернулся, земля качнулась под ногами — оставалось только танцевать. Детектив с его жизнерадостным цинизмом легко подхватил джазовую мелодию времени.

Искусственность? Снобизм? Бегство от реальности? Дороти Сэйерс, ютясь в съемной комнатке, поселяет лорда Питера в просторной квартире на Пикадилли. Генри Бейли в грязи окопов выдумывает оригинала и гурмана Реджи Фортуна. Агата Кристи, стоя в мрачной послевоенной очереди на автобусной остановке, радуется, что где-то есть автомобили, блеск и роскошь: «Всегда приятно волнует мысль, что кому-то улыбнулась удача, что кто-то живет в достатке и носит драгоценности. Кому нужен тусклый мир, где нет ни богатых, ни знатных, ни красивых, ни талантливых?»

Звонит к обеду гонг, зеленеют английские холмы, сыщик сыплет цитатами, невозмутимый дворецкий подает херес в библиотеку. И мы — как многие до нас — погружаемся в уютный и легкомысленный мир британского детектива, черпая в нем мужество, юмор и здравый смысл.

Александра Борисенко

ТОЛЬКО НЕ ДВОРЕЦКИЙ

Дж. С. Флетчер

Перевод и вступление Дарьи Горяниной

КАК-ТО РАЗ один из детективов Джозефа Флетчера — «Убийство в Среднем Темпле» — попался двадцать восьмому президенту США, Томасу Вудро Вильсону, восстанавливавшему свои силы после нервного срыва. Президенту так понравилась эта книга, что он назвал ее лучшим детективом, который ему приходилось читать. Можно себе представить, как подскочили продажи книг Флетчера. Между прочим, Вудро Вильсон был единственным президентом США, имевшим докторскую степень, так что он знал толк в литературе.

У Джозефа Флетчера было две страсти — детективы и история его родного Йоркшира, но хотя обе и кормили его при жизни, посмертной славы они ему не обеспечили. Всего он написал почти две с половиной сотни произведений, среди которых детективные рассказы и романы, работы по истории Йоркшира и даже несколько рассказов на йоркширском диалекте английского языка. Он был одним из ведущих авторов Золотого века — умение закручивать сюжет, внимание к деталям и легкость пера, усвоенная во время работы в прессе, помогли ему заслужить любовь читателей. Несмотря на столь богатое литературное наследие, после смерти Флетчера не осталось никаких его личных текстов — ни писем, ни дневников.

Джозеф Смит Флетчер родился 7 февраля 1863 года в Галифаксе. Он рано осиротел — его отец, священник, умер, когда сыну было всего восемь месяцев от роду, — и его воспитала бабушка. После учебы в школе Силкоатс в Уэйкфилде он изучал право, но юристом так и не стал. В 20 лет юношу приняли на должность редактора отдела в одну из лондонских газет. Параллельно он писал книги и статьи по истории Йоркшира, а с 1914 года полностью посвятил себя детективу. Как и Конан Дойл, Флетчер всегда говорил, что история для него — любовь, а детективы — средство заработка. Однако убийства и кражи оказались ничуть не менее плодотворной темой, чем загадки истории: всего за двадцать лет Флетчер написал около ста детективных романов и рассказов. Порой на написание книги у него уходило всего несколько недель.

Флетчер был женат на ирландской писательнице Розамонде Лэнгбридж. Скончался он в 1935 году в возрасте 72 лет.

РАССКАЗ «Показания судьи» очень характерен для творчества Флетчера. Его действие происходит в Лондоне — любимом городе писателя, куда он помещал персонажей большинства своих произведений. Этот рассказ не является детективным в полном смысле слова — речь идет о преступлении, но мы следим не за расследованием, а за судебным разбирательством: как мы помним, Флетчер изучал право и собирался стать барристером, так что он писал о судопроизводстве с полным знанием дела.