Читаем без скачивания Ожидая тебя - Кейси Майклз

К Мери Август тоже был совершенно равнодушен с того самого момента, когда девочка, в то время еще совсем малютка, была навязана ему по какому-то закону, который никто толком не мог Алоизиусу растолковать. Он знал только, что Колтрейн был опекуном и девочки, и ее наследства, и понял, что для него, тратившего наследство Мери направо и налево, это опекунство было выгодно. Ей повезет, если от ее денег останется хотя бы несколько фунтов к тому моменту, когда она достигнет совершеннолетия и сможет вступить в свои права.

Мери, конечно, ни о чем не подозревала. Разве восьмилетнюю девочку может волновать какое-то там наследство? Особенно Мери. Она была счастлива, что жива, счастлива, что рядом был ее любимый Джек.

Алоизиус и сам не понимал, почему он остается в Колтрейн-Хаусе. Платили ему редко, иногда он тратил часть своих денег на учебники, тетради и чернила. О том, чтобы вернуться на сцену, он не помышлял, особенно сейчас, когда наступала осенняя пора жизни. Он был достаточно образован, чтобы преподавать в университете, а вместо этого тратил оставшиеся годы на то, чтобы быть чем-то вроде гувернера и наставника двух детей, которые в противном случае вырастут совершенными дикарями.

Просто у него слишком мягкое сердце, уверял он себя все эти годы. Или не все в порядке с головой, порой задумывался он. И оставался. Так же как оставались Максвеллы и многие другие.

Алоизиус подозревал, что большинство, как и он сам, оставались из-за Джона и Мередит. Посторонние люди стали семьей, объединившейся ради этих двух детей. Они заботились о них, учили их, смотрели за ними — и защищали от Августа Колтрейна.

Алоизиусу нравилось наблюдать за Джоном и Мередит, когда они были вместе. Они играли, катаясь по траве, как щенята. Иногда они дрались и даже кусались. Но всегда оставались друзьями. Джон был старшим братом — защитником (хотя частенько поддразнивал девочку), Мередит — младшей сестренкой, обожавшей брата.

Все было хорошо, пока Джону было одиннадцать, а Мередит — четыре. И даже теперь, когда он стал грубоватым пятнадцатилетним подростком, а Мередит было всего восемь. Но что произойдет, когда Джону будет двадцать один год, а Мередит — четырнадцать? Если Джон все еще будет в Колтрейн-Хаусе — а он поклялся никогда не оставлять свой любимый дом Августу на разграбление — что тогда?

Алоизиус был уверен, что для Джона Мередит всего лишь подопечная его отца, хороший друг и веселая участница всяких проделок. Он ее дразнил, втягивал в свои мальчишеские забавы и обращался с ней как с любимой младшей сестрой, не более того.

Но, глядя на Мередит, Алоизиус понимал, что красота девочки очень скоро расцветет. Эти рыжие волосы, эти длинные, стройные ноги. Эта заразительная улыбка. А эти глаза цвета утреннего неба? Пока она немного неуклюжая и нескладная, как молодой жеребенок, но когда подрастет, несомненно, станет красавицей.

И если Мередит не изменит своего намерения — а этот ребенок всегда отличался упрямством — когда вырастет, она непременно выйдет замуж за своего любимого Джека. По-детски откровенно она как-то призналась Алоизиусу в этом.

Да, придет день, и Мередит расцветет прекрасным цветком. Как поведет себя тогда Джек Колтрейн? Будет все так же считать ее своей сестрой? Позволит ли ему Мередит относиться к себе только как к сестре?

Алоизиусу было известно, о чем мечтал Клуни, на что надеялся Клэнси, чего им обоим хотелось от всего сердца. Это будет просто замечательно, если однажды Джон и Мередит посмотрят друг на друга и поймут, что ничего не может быть прекраснее, чем пожениться и прожить вместе до конца своих дней в Колтрейн-Хаусе…

Оба они любили поместье и считали, что нельзя позволить Августу его окончательно разорить. А Джон был просто одержим идеей сохранить дом и землю.

Лучшим решением проблемы будет, если Джон и Мередит обнаружат, что они не просто брат и сестра. Август, без сомнения, намеревался промотать все наследство Мередит и оставить ее без единого пенни. Пока Август жив, Мередит, разумеется, не будет представлена свету во время лондонского сезона и навсегда останется в поместье. Алоизиус считал, что она заслуживает лучшей доли. Ему также хотелось, чтобы Джон побольше думал о своем будущем, нежели был одержим своей страстной ненавистью к отцу.

Этого хотели все. Максвеллы. Клуни и Клэнси. Хани и все другие обитатели Колтрейн-Хауса. Все хотели самого лучшего для Джона и Мередит.

Все же самыми заинтересованными были Клуни и Клэнси. Как наседки, у которых было по одному цыпленку, они защищали, баловали и развлекали, взяв на себя роль родителей Джека и Мери. Клэнси занимался с Джеком, Клуни же ничто не могло помешать восхищаться Мери, даже тогда, когда она подложила ему в постель лягушку.

Алоизиус вздыхал, стараясь задвинуть подальше свои опасения. Впереди были годы и годы до тех пор, пока беспокоящие его проблемы возникнут и разрушат ту особую привязанность, которую чувствуют друг к другу эти дети.

Он закрыл книгу и положил ее перед собой на стол.

— Итак, мисс Фэрфакс, — сказал он, глядя на ёрзавшую на стуле девочку, — думаю, теперь ваша очередь. Надеюсь, вы написали что-то, что можете прочесть?

Мери улыбнулась. У ребенка был на редкость красивый ряд ровных белых зубов — хотя на маленьком, узком личике они казались несколько великоватыми.

— Да, мистер Бромли, — ответила она, вскочив с места. В руках у нее было несколько мятых и не слишком чистых листков. — У меня очень интересная история. Тебе понравится, Джек, — обернулась она к молодому Колтрейну.

— Ну, давай! — Джек откинулся на спинку жесткого стула и скрестил длинные ноги. — Как вы думаете, мистер Бромли, мы это переживем? Еще один рассказ Мери?

Мери бросила на него предупредительный взгляд.

— Так, — сказала она, с важным видом перебирая листки бумаги с коряво написанными буквами, многочисленными ошибками, а то и придуманными ею самой словами. — Если малыш перестал ныть, может, мне будет разрешено начать читать?

Алоизиус, прикрыв рот кулаком, кашлянул. Слишком взрослая для своих лет, подумал он, и слишком умная. Такова была Мередит Фэрфакс. Таким же был и Джон Колтрейн. Неудивительно, что Алоизиус остался в Колтрейн-Хаусе. Это были его дети, его любимые дети.

— Спасибо, — сказала наконец Мери. Джек, хотя и не мешал ей читать, был не слишком внимателен. — Однажды; — нерешительно продолжила она, Джон при этом театрально застонал, — жил-был совсем недалеко отсюда, в Ноттингемшире, один замечательный, смелый, умный, дерзкий…

— Прямо-таки образцовый, не так ли, мистер Бромли? — прервал ее, усмехнувшись, мальчик. — И такой невыносимо скучный.