Читаем без скачивания Тайна забытого дела (Справедливость - мое ремесло - 2) - Владимир Кашин

- За миллионами, которые мы с мамой прятали?!

Коваль сделал вид, что не заметил перемены в настроении парня.

- Неужели дедушка так ничего и не говорил о причине возвращения?

- Говорил, что стосковался по родине. Около сорока лет в Канаде прожил, а все равно - чужбина. Таких тополей, таких верб, такого солнца и воздуха, как на Ворскле или на Днепре, нету нигде. Умереть хотел на родной земле.

Коваль подошел к окну. Он уже не чувствовал себя капитаном, корабль которого вышел в открытое море. Его снова окружали только мели, банки, рифы, а как их обойти, было неизвестно.

- И кто же, по-вашему, мог убить Андрея Гущака? - неожиданно для Василия спросил Коваль, глядя на парня в упор. - Кто?

Василий встрепенулся. Вопроса этого он не боялся. Ждал его все время, с той минуты, когда переступил порог кабинета, даже раньше, - с той минуты, когда повели его на допрос. Он ждал его и нервничал, потому что подполковник всякими посторонними разговорами затушевывал главное - то, ради чего и ведется допрос. Сперва обрадовался было, что благодаря этому можно унять первое волнение, но, когда разговор на свободные темы затянулся, начал беспокоиться, что так и не сможет пожаловаться на следователя Субботу, который явно старается обвинить его в убийстве. С трудом взял себя в руки.

- Я не убивал.

"Наверно, все эти тары-бары о Канаде нужны были только для того, чтобы заговорить мне зубы и заманить в ловушку!" От этой мысли парень испуганно съежился в кресле, бросив на Коваля недобрый взгляд.

- Подумайте вместе с нами, кто мог это совершить.

- Несправедливо подозреваемый будет подозревать весь мир!

- А вы немного меньше возьмите, чем весь мир. В конце концов, это очень важно для вас.

- Иначе мне не выпутаться. Да?

Коваль взглянул в окно. Внизу, на тротуаре, стояла девушка, которую Василий Гущак назвал своей нареченной, девушка, с которой встретился он в тот роковой вечер около института и которая могла засвидетельствовать его алиби только начиная с двадцати трех часов. Эта девушка теперь часто с самого утра стоит около управления внутренних дел, словно ожидая, что вот-вот выведут ее нареченного.

Василий поднял голову.

- Значит, опять в подвал? Я требую, чтобы меня освободили! Это незаконный арест.

- Выпустить вас теперь не так просто, - медленно, словно размышляя, ответил подполковник.

- Посадить, конечно, проще.

Коваль подумал, что среди молодежи встречаются люди, которые решительно ко всему относятся со злой иронией. Это по большей части люди нестойкие, которые за ироническими восклицаниями прячут свою слабость, свои ошибки, а бывает - и преступление. Неужели и этот парень такой слабой закалки, что уже успел разочароваться во всем?

- Вы сами дали следователю материал для этого. Скрывали свою поездку с дедушкой. Когда у вас нашли билет, отрицали, что пытались его уничтожить, что сами разорвали его на кусочки. И, наконец, не хотите помочь установить ваше алиби. Но ведь это же в вашу пользу, а вы ведете себя так, будто бы установление алиби для вас хуже, чем обвинение в убийстве. Ваше собственное поведение и дало основание следователю просить у прокурора санкции на арест. И теперь никто, кроме прокурора, не имеет права его отменить... - Подполковник сделал паузу. - Послушайте, а может быть, это у вас мальчишеское предубеждение: не впутывать друзей, чтобы их не беспокоил следователь?.. Может быть, вы скрываете еще какую-нибудь встречу с товарищами или с девушкой? - Коваль внимательно посмотрел на Василия.

- У меня девушка одна, - нервно проворчал тот. - И вы это знаете. Зовут ее Леся. Я встретился с нею около института в тот проклятый вечер примерно в одиннадцать.

Коваль сжал губы и печально закивал головой. Он уже понял, что этот нахохлившийся парень не пустит ни его, ни кого-то другого в свою жизнь. Не раскроет души. И все-таки сделал еще одну попытку:

- Вспомните хотя бы, по каким улицам вы ходили.

- Не помню.

- Ну как же... Шли, шли... наверно, останавливались, оглядывались, потом шли дальше. Так ведь гуляют все люди. Что привлекло ваше внимание? Вспомните. Это поможет вам восстановить в памяти весь путь.

- Кажется, по бульвару Шевченко шел, потом Владимирская, Крещатик...

- Дальше.

- А дальше не припоминаю.

- И через несколько часов встреча с Лесей. Такой провал памяти, сочувственно произнес Коваль. - А то, что вы встретились около института именно с Лесей, это правда? Или, может быть, это не Леся была? Подполковник остановился около стола и потянулся к ящику с таким видом, будто бы там лежали какие-то очень важные документы. - А?

Коваль заметил, что у Василия напряглась и покраснела шея, что парень втянул голову в плечи. Все, связанное с Лесей, и само имя девушки вызывает у него волнение.

Достав новую папиросу, подполковник сказал:

- Можете ее сейчас увидеть. Подойдите к окну.

Глубокое мягкое кресло буквально засосало Василия. Барахтаясь в нем, он еле выбрался.

Коваль наполовину прикрыл спиною окно.

- Не приближайтесь... Она и так стоит здесь как часовой целыми днями.

- А нельзя крикнуть ей? - Горло Василия свело спазмой, и он еле выговорил эти слова.

- Нет, нет! - Коваль полностью закрыл своей широкой спиною окно. Скажите, почему вы нервничали, придя к Лесе на свидание? Она это заметила. Вы были бледны и очень возбуждены. Только правда, Василий!

Гущак уставился на подполковника.

- Я вас спрашиваю.

- Это ей показалось, - наконец выговорил парень и отошел от окна.

- А если правду?

- Я ничего больше не помню. Я устал.

Он не заметил, как подполковник вызвал конвоира, и вдруг увидел, что милиционер уже стоит у двери, ожидая команды.

- Это ей показалось. Я был абсолютно спокоен, - глухо повторил Василий. И, не оборачиваясь, вышел из кабинета.

5

Лесю Скорик, стоящую около управления внутренних дел, подполковник узнал издали. Она никогда не обращалась к Ковалю, лишь провожала его печальным взглядом, словно приходила сюда только для того, чтобы посмотреть, как идет на работу подполковник милиции.

В это утро, снова заметив девушку, Коваль рассердился. Тревожный взгляд Леси исполнен был упрека. Ему и всему делу, которому он служит. Хорошо: девушка добивается истины. Но как она эту истину толкует? Односторонне. Только как милосердие. Но он ничего ей не может сказать, кроме того, что она уже знает.

Коваль остановился у крыльца, внимательно посмотрел на нее. Леся вспыхнула, подошла, поздоровалась. Он молча кивнул, указывая ей на парадную дверь, куда один за другим входили офицеры.

В кабинете посадил ее в кожаное кресло, в котором она сразу потонула, как накануне ее Василий, сам сел на тот же стул, на котором сидел вчера, разговаривая с Гущаком. Леся прикрыла сумочкой колени и не сводила с подполковника настороженного взгляда. Из глаз ее готовы были и хлынуть слезы, и посыпаться искры радости. Все зависело от того, что скажет Коваль.

- Ну, выкладывайте... Что вы хотите мне сообщить? - спросил он.

Что она хочет сообщить! Леся даже завертелась в кресле от негодования: это говорит он, человек, который решает их с Василием судьбу!

- Зачем же вы ходите сюда? Выстаиваете целыми днями под стенами управления. Это ничего не даст. И откуда у вас столько свободного времени?

- Каникулы...

- Да, - вспомнив Наташу, пробормотал Коваль. На мгновение вообразил, что очутился в пионерском лагере. Зеленый забор, алые полотнища транспарантов и знамен, дорожки, посыпанные песком, шум ветра и солнечные блики на высоких корабельных соснах. А на этом фоне растрепанная легким ветерком короткая мальчишеская прическа Наташки и ее теплые глаза. Как же он по ней соскучился!.. - Да, - повторил он, возвратившись мыслями к Лесе. - Каникулы - это хорошо. Но не надо (хотелось сказать "дочка") проводить время около милицейского подъезда. Уехали бы куда-нибудь, пока все уляжется. В студенческий отряд или в пионерский лагерь.

В глазах Леси появились слезы. "Как можно такое советовать!"

Коваль и сам понимал, что это тот случай, когда логика ничего не стоит, когда чувства изменяют и очертания предметов, и краски и мир становится торжественным, как этюды Шопена, или черным, как грозовая ночь.

Он уважал в человеке такие чувства, хотя и понимал, что они не всегда приводят к счастью. На мгновение увидел на месте Леси свою Наташку и рассердился на себя: идиотское сопоставление.

- У вас есть родители?

- А! - она махнула рукой, ей, мол, сейчас не до них.

И Коваль не без ревности подумал о том, что родители всегда на втором плане - и в радости, и в горе.

- Но ведь он не виноват! - упрямо воскликнула Леся. - Он не мог этого сделать!

- Кто это "он" и чего "не мог сделать"? - строго, официально спросил подполковник.

- Василий!

- Это установит следствие.

- Выпустите его! - В глазах Леси наивная мольба. - Я могу за него поручиться. Он ведь не виноват! И вы сами это знаете... - Она всхлипнула. - Зачем вы мучаете его?