Читаем без скачивания Водоворот чужих желаний - Елена Михалкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, русалка моя, выполняй обещание, — попросил Николай, и веря себе, и не веря. Поднес фигурку к губам и шепнул: — Хочу, чтобы Оксана согласилась… — И несколько слов совсем уж тихо пробормотал.
Ничего не случилось. Николай усмехнулся, покачал головой и сделал несколько нерешительных шагов в сторону соседского дома. Черныш направился было за ним, но хозяин шикнул на него и, как только пес вернулся на свое место, быстро пошел в глубь двора.
Несколько минут спустя он уже стоял возле задней калитки Гришкиного двора. Открыть ее не составило труда — у Копытиных он бывал не раз. Без единой мысли в голове Николай приближался к темному дому, крепко сжимая в руке деревянную русалку.
Лай, раздавшийся слева, чуть не заставил его пуститься в бегство, но тракторист вовремя опомнился. Зверь был в двух шагах от него и уже готовился прыгнуть, но тут Николай негромко позвал:
— Раздор, Раздор!
Тот застыл на месте, наклонил черную голову и с подозрением смотрел на человека.
— Да ты что, Раздорушка, не узнал меня? Иди, иди, обнюхай. Вот молодец, вот хороший пес! Тихо, тихо, не шуми.
Появление собаки привело Николая в чувство. «Как же я забыл про Раздора-то, а? Во дурак! Ох и хорош бы я был, если б он меня искусал. Мое счастье, что сам Гришка из дому на лай не вышел».
От этой мысли у Николая пробежал по спине холодок. Здравый голос рассудка приказал ему немедленно уходить, приласкав на прощанье чужого сторожевого пса, по глупости и лености не искусавшего соседа, нарушившего неприкосновенность территории. Стоило Николаю принять такое решение, как дверь дома открылась, и на крыльцо шагнул человек.
Только осознание того, что собака все же бросится на него, если он побежит, остановило парня — первым его побуждением было метнуться к калитке. Вышедший человек сошел со ступенек и направлялся в их сторону; Раздор, помахивая хвостом, стоял на месте, и Николай решился: потрепал собаку за ушами, подтолкнул ее к дому — мол, беги, возвращайся — и бесшумно, стараясь не выходить на освещенные луной участки, отбежал к кустам смородины и присел за одним из них. Русалка оттягивала карман, и Николай ругался матерными словами и на себя — за глупость, и на нее — за обман.
Человек подходил все ближе, пока не остановился неподалеку от кустов. «Ой, выдаст меня Раздор, — с тоской и страхом думал тракторист. — Придумать бы хоть что-нибудь…»
Придумать он не успел.
— Раздорка, зачем шумел? — спросил нежный женский голос. — Что случилось, а?
Пес подошел к хозяйке, обернулся на кусты.
— Зачем меня разбудил? Шалишь? Или…
Оксана осмотрелась вокруг, но ничего подозрительного не заметила. Тихий ночной ветер пробежал по кустам, шурша листвой, и она с удовольствием подставила ему лицо.
— Хорошо-то как! — невольно выдохнула она, а в следующую секунду заметила мужчину, поднимающегося из-за куста смородины.
Оксана негромко вскрикнула, но мужчина шагнул на освещенную луной тропинку, и она узнала соседа, Николая-тракториста. Он молча смотрел на нее — рубашка расстегнута, штаны перепачканы в земле, в руке крепко сжимает что-то. Короткие светлые волосы взлохмачены, как шерсть на загривке у Раздора.
— Коля, ты что здесь? — тихо спросила Оксана и тут спохватилась, что сама она в одной ночной рубашке, даже платок сверху не накинула. — Ой!
Она испуганно отступила назад, не сводя глаз с приближающегося соседа. Что-то странное было в его лице… и то, что он молчал… Второй порыв ветра принес с собой сладость — у кого-то из соседей вовсю благоухали цветы, и она глубоко вдохнула зачаровывающий, тревожащий запах.
Почуяв что-то, Раздор глуховато заворчал, но хозяйка провела рукой по его спине, и он успокоился.
— Тише, тише, — шепнула Оксана.
Сосед уже был рядом с ней — высокий, красивый, непривычно незнакомый в свете луны. Она молчала, только попыталась прикрыть руками грудь, которую почти не скрывала легкая ночная рубашка. Николай убрал в карман то, что до этого сжимал в руке, неторопливо, но властно отвел ее руки, мягко провел ладонью по белоснежной коже, обнажил полную, красивую грудь. Оксана стояла не двигаясь, вдыхая его запах, словно опьянев от ночи, ветра, аромата цветов и мужчины, ласкавшего ее. Он снял с нее рубашку — или она сама сняла ее? — сбросил свою — или она раздевала его? — мягко заставил опуститься вниз. Ощутив сильное мужское тело, Оксана закрыла глаза и негромко застонала, выгибаясь.
Раздор постоял немного, глядя на белые обнаженные фигуры людей и прислушиваясь к их стонам, и, зевнув, улегся на траву.
Когда Николай вернулся домой, его трясло мелкой дрожью. Усилием воли он заставил себя успокоиться хотя бы внешне, но внутри бушевала буря.
«Получилось! Все получилось!»
Он не мог выпустить из рук русалку, все поглаживал фигурку, а в памяти всплывала Оксана с запрокинутым лицом, полуоткрытыми влажными губами.
«Сбылось! Только загадал — а оно сразу же и сбылось… Господи, вот счастье-то привалило. Вот счастье-то…»
Он поглядел на мирно спящую Фаину — полноватую, с русыми волосами, выбившимися из косы, которую она всегда заплетала на ночь. Некстати вспомнилось ему, как яростно она требовала называть ее бухгалтером после того, как Нина Никитична взяла ее помощницей в бухгалтерию сельсовета, и очень обижалась на «счетовода».
«Пообижайся еще на меня, — злорадно думал Николай, — Мигом загадаю что-нибудь… эдакое. Я теперь все могу! Все, что ни захочу, — все сбудется! Эх, жизнь-то настанет красивая, счастливая. Хотя вроде бы она и сейчас неплохая…»
Он сел возле окна и задумался. Жизнь у него, как ни крути, и в самом деле неплохая. На первый взгляд. Мужик он молодой, красивый. Дом есть, жена имеется, с кем выпить — тоже. Чего еще можно пожелать? Чтоб председатель лаялся меньше? Чтоб Фаина стала поспокойнее, перестала его под каблуком держать? Чтоб отец с матерью скандалить, наконец, прекратили? Так они люди взрослые, сами разберутся. Может, чтоб Файка мальчишек ему родила? Так это и без всяких желаний осуществиться может, дело нехитрое.
Смутно казалось Николаю, что думает он не о том, и от этого он сердился на самого себя. «Неужели нечего мне загадать русалке? Получается, я счастливый человек?»
«А тебе нравится, как ты живешь? — шепнул неясный голос внутри. — И ты ничего не хотел бы поменять? Так до старости и хочешь — с утра до вечера на тракторе, с вечера до утра — на Фаине? И все?»
Николай поднял глаза — небо начинало светлеть, над горизонтом пролегла светло-золотистая полоса. Длинное розовое облако замерло над ней. Ему представилось, что он плывет на корабле и видит очертания незнакомой земли, и его охватило необычное чувство — что-то сродни упоению жизнью, какое он испытывал подростком и давно уже позабыл. Он представил себе вышину, на которой жило облако, и неожиданно осознал, как убоги его желания, ограниченные представлениями о родном селе и колхозе, в котором он работал с утра до вечера.
— Антарктида, — произнес Николай запомнившееся еще со школы, пробуя слово на вкус и ощущая в нем ледяную колючесть снега. — Гренландия.
Деревянная русалка нагрелась в его руке и своей тяжестью напоминала о том, как быстро сбылось загаданное им всего несколько часов назад. Границы его мира раздвигались, и хотя Николай и не мог оформить свою мысль в слова, но понимал — можно загадать желание, которое перевернет всю его жизнь. Всю!
— Эверест покорить, — бормотал он, не отрывая глаз от облака. — Бросить все, уехать, зажить новой жизнью.
«А Фаина? — спросил внутренний голос. — А Мишка Левушин? А мать, отец?»
Николай задумался, но только на секунду, и этой секунды ему хватило, чтобы понять: он готов бросить их всех, выкинуть из головы, зажить так, как и должен жить мужик — чтобы дело было стоящее, мужицкое, чтобы бабы вокруг падали, чтобы деньги текли рекой. И не один колхоз при селе Кудряшове знал Николая Хохлова, а многие сотни людей. Да что сотни — тысячи!
«А что плохого? — горячо говорил он самому себе. — Славы хочется? Так кому ее не хочется! Ведь дожил же я до двадцати пяти лет, ни о чем таком не думал, и тут — на тебе! Может, затем оно все и случилось, чтобы я прославился, знаменитым человеком стал? Разве я не могу? Могу ведь! Могу!!!»
Первый раз за все время, прошедшее со встречи возле Марьиного омута, Николай улыбнулся, и в его улыбке было предвкушение счастья.
Глава 3
Когда она вышла из подъезда, Илюшин окончательно уверился в том, что никакой ошибки не было. Зинаида Яковлевна Белова, которую все считали погибшей, стояла возле дома с ведром в руке, живая и, по всей видимости, невредимая.
Ей было около шестидесяти. Полное одутловатое лицо, которое хорошо помнил Макар, и в самом деле мало изменилось за пятнадцать лет — только постарело и еще больше располнело. Жидкие седые волосы заколоты ободком, на ногах — разношенные уличные тапочки, на спортивную куртку сверху для тепла надета шерстяная кофта. «Для журналиста она принарядилась, потому и выглядела хорошо, — понял Макар. — А теперь вернулась к привычной одежде».
