Читаем без скачивания Стеклянное время. Пролог - Иван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вам, городским, не понять чувства, когда ранним утром встаешь и идешь, видишь, какой кругом порядок, и как все разумно устроено на твоей ферме, и как все растет, и как земля родит нам наш хлеб, и дети радуются, и жена смотрит на тебя с любовью, и все потом садятся за стол, и на столе, как сейчас, еда – благодарение Богу, – выращенная твоими руками. И между вами мир, и тепло, и любовь. И это хотят отнять у меня! Что делать, Брайан, скажи!
– Мы все сделаем, Мартин, – успокаивал друга Брайан.
– Я не верю ему, Брайан, – показал Мартин на Джона. – Я боюсь, что он предаст нас.
Он говорил так о Джоне в его доме, за его столом, не стесняясь – он был пьян. И Джон должен был терпеть эту пьяную болтовню.
– Я не боюсь за себя – я боюсь, что мы не сможем сделать то, что задумали. Помнишь, ты показал мне кино про старика, который поехал на газонокосилке просить прощения у брата? И как мы напились и плакали?
Алекс взглянул на Джона.
Брайан смутился от этих слов Мартина – он не любил впускать других в свой внутренний мир. Мартин заметил это и начал утешать друга.
– Не нужно этого стыдиться, Брайан, это святые слезы, а кто посмеется над этим, я вырву у него сердце! – Мартин ревел, как бык. – Вот этими самыми руками! – показывал он свои огромные ручищи. – Пусть на них уже нет мозолей – чертова политика, – но сила в них еще есть. И я буду драться что есть сил, чтобы спасти все это. Только я не знаю, кого бить, кто свои, кто чужие. Ты мне скажешь, Брайан, кого бить и как?
– Конечно, скажу, Мартин.
– Хорошо. Да поможет нам Бог. Я никогда не боялся того, что меня назовут дураком, – заговорил он с Забиякой, тихо и смиренно. – Я много чего не понимал из того, что легко понимают другие, но я любил учиться. Я понимал или видел сразу то, что другие не видели совсем: я видел, что трава хочет пить, или что лошадь чем-то расстроена, и ей не нужно сегодня работать, а лучше отпустить ее свободно пастись на денек. Или что люди боятся сказать что-то другому человеку и не говорят, а потом жалеют, что не сказали.
Я не боялся быть дураком. Зато какие умные люди были всегда вокруг меня! Вот Брайан – знаешь, какой он умный, сколько всего знает? А Мэри, моя жена, – самая умная девочка в мире. Мы познакомились еще детьми. Она думала, я переживаю, что я дурак, и утешала меня – говорила, что я просто смотрю на вещи с другой стороны. Ты знаешь, я пробовал смотреть с той стороны, с которой смотрят все, и я не хочу так смотреть на вещи – по-моему, это глупо и приводит к одной только тоске. А человек не должен тосковать, он должен радоваться. Давай еще выпьем.
– Давай, – отвечал Забияка, и все пили вместе с ними.
– Я всем верю за этим столом, только не верю Джону, – Мартин говорил только с Забиякой и Брайаном, но его внимательно слушали все. – Я тоже считаю, что ниггера можно звать ниггером – если не хочешь его обидеть. Это в Вашингтоне придумали, что если не произносить какие-то слова, то людям от этого лучше. Ложь!!! – он ударил кулаком по столу. – Они выдумали свой странный язык – кур-кур-кур-кур, – а сами обижают людей, говоря правильные слова. Вот ты говоришь «ниггер», и будь я ниггер, мне бы не было обидно. А они говорят что-то правильное, но мне обидно – они хотят плохого, хотя говорят хорошее. Вот Генри сказал прямо: нужно действовать разумно, а не морально. Сказал для меня – а что, другие не будут мучиться, когда мы будем убивать людей не потому, что они враги, а потому, что нам нужна их земля, чтобы выжить? Мы уже так делали.
– Пойдем приляжем, Мартин, – предложил Брайан.
– Спасибо, Брайан, я не устал, я еще посижу с ребятами. Давайте выкурим по сигарке.
– Может, все-таки пойдешь приляжешь? – мягко настаивал Брайан.
– Не уводи его, Брайан, – вмешался в разговор Генри, – я не слышал ничего умнее за последние двадцать лет. Пусть говорит.
– Спасибо, Генри, – Мартин тряхнул головой, и за ней волной повело все его большое тело. – А как быть… с «действовать разумно»?
– Ты знаешь, Мартин, я думаю, что это из прошлого, мне только сейчас пришло в голову. Я солдат холодной войны и думаю, как четверть века назад. А ты верно поставил вопрос. И я думаю, что ты прав. Тогда у нас был ресурс для конфронтации и маневра, а сейчас нет, и нужно договариваться, всеми силами договариваться, – ответил на вопрос Генри.
– Полностью согласен, Мартин сказал верно, – вступил в разговор Финч. – «Разумно» и «морально» сейчас сливаются в одно понятие, в один образ действия, и, если не учитывать этого, результата не будет. Мы начали разговор сегодня очень разумно, и только у Мартина хватило мужества сказать то, что он сказал, а это меняет дело. И нечего стесняться того, что морально, я устал от холодной разумности. И вот что я вам скажу – я, юрист, человек протокола и формальности. У нас тут есть люди с разными компетенциями, и мы не будем оспаривать квалификацию Генри в международных делах или нашу с Брайаном – в вопросах работы с конгрессом. Но я предлагаю дать Мартину право вето на любое действие в рамках нашего проекта – на любое решение, которое он сочтет аморальным.
– Я за, – сказал свое слово Генри.
– Согласен, – поднял руку Забияка.
– Да, – хлопнул Мартина по спине Брайан.
Джон кивнул головой и улыбнулся.
– Согласен, – подвел итог Алекс.
– За Мартина, – поднял бокал Забияка.
– За Мартина, – подняли бокалы все.
Мартин не скрывал слез.
– Спасибо, ребята… И знаете, на какой вопрос я не могу себе ответить? Вот я говорил сегодня какие-то слова, и мне было трудно их произнести. Моих собственных сил не хватало, чтобы они вышли наружу, нужна была еще сила вина, чтобы выпустить их на свободу. И я не знал, как вы оцените мои слова. Вы сказали: хорошие слова. И я удивился. Когда я говорил то же самое другим людям, они смеялись, а вы нет. Вы сначала начали говорить, как все, а потом сказали: нет, мы будем говорить по-другому, как сказал Мартин, а потом пьете за меня вино – и я очень рад этому. Но когда мы были детьми, и потом, когда стали старше, мы не считали постыдным говорить так. А теперь? Почему мы не можем говорить так просто и сейчас? Что с нами сделалось, почему мы боимся говорить прямо, и нужно, чтобы фермер напился и сказал правду? Что, только пьяные фермеры могут теперь говорить правду? Тогда я учреждаю партию пьяных фермеров, потому что с трезвыми мне не по пути.
Вот почему я не доверяю Джону. Все здесь как будто связаны разноцветными ниточками, все что-то любят, все теплые, и только Джон ни с кем не связан – он один. Он один, и ему плохо. И его не погладишь как собаку, которой грустно, – он Президент.
Джон спокойно держал удар – чувства не читались на его лице. Мартин же не унимался.
– Скажите мне, что будет, если информация просочится? Ведь тогда начнется хаос – все побегут спасаться и перетопчут друг друга. Как быть с этим?
– Не волнуйся, Мартин, информация никуда не просочится, – Алекс впервые подал голос за столом. – Так устроена сегодня работа СМИ: никто не посмеет ничего написать без согласования с высшим руководством. В противном случае получится только утка.
– А если твои эксперты сделают заявление в интернете? – настаивал Мартин.
– Это будет фейк – экспертам больше уже никто не верит. Большие дяди будут решать, что делать с этой информацией. Так что не волнуйся, Мартин.
– Как это грустно – мы не можем знать правду, пока этого не захочет какой-то дядя. Ладно, мне нужно погрустить. Пойду найду тихое место и немного погрущу. Спасибо, Брайан, я еще крепко стою на ногах, я сам дойду до места грусти. Это сердце мое не на месте, а ноги идут верно, только куда они идут и зачем?..
Брайан пошел провожать Мартина до «дивана грусти». Южане убирали со стола. Все опять разбрелись по дому.
***
Генри и Финч сидели на скамейке.
– Один вопрос, Элан.
– Да, Генри.
– Зачем ты предложил такую роль для Мартина?
– Ты что, не согласен с этим? – переспросил Элан.
– Нет, согласен, мне просто интересно, чего ты хотел этим добиться?
– Как ты думаешь, Генри, кому из нас поверят простые люди, когда придет время говорить с ними? Я ответил на твой вопрос?
– Да.
– Поэтому он должен знать, что нужен. Пусть узнает это как можно раньше. Пусть набирается сил и веры в себя. Я не знаю, как еще можно было сказать ему, что он важен для дела, чтобы это поддержали остальные. Ты же понимаешь, с кем нам придется вступить в схватку? Я не сильно удивлюсь, если сейчас здесь появится группа зачистки или на ранчо упадет самолет. А завтра мир узнает о террористах, убивших Президента США. Теперь мой вопрос, Генри.
– Да, Элан.
– Как ты собираешься действовать, Генри?
– Просто и прямо, Элан. Поеду поговорю с ребятами, которые думают так же и остались не у дел. Нужно будет менять караул. Но ты же не об этом хотел спросить меня?