Читаем без скачивания КАДРИ - Сильвия Раннамаа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если тебе говорят, что ты сутулишься при ходьбе, то нужно постараться держаться прямо, а не обижаться. Надо уметь видеть правду и уметь понимать ее – от этого зависит все.
Старайся всегда и всюду видеть хорошее, даже если это хорошее не всегда на виду, не всегда на поверхности. Всегда борись за то, чтобы побеждало хорошее...»
Я много думала над этим письмом и поняла, что это и есть «секрет» тети Эльзы, который мне так хотелось разведать в больнице.
Как я мечтаю стать такой же, как она!
И почему бы мне не стать такой? Ведь у меня «все десять пальцев» целы. Даже глаза у меня теперь здоровые. Операция была тяжелая, но я перетерпела все без крика. И никакого геройства тут не потребовалось.
У меня никогда больше не бывает головных болей, да и вижу я теперь хорошо и очков не ношу. Правда, вначале мне приходилось очень беречь глаза. За пять месяцев, что я прожила в санатории, мне не разрешили прочесть ни одной книжки.
Но мне и так хватало дела. Между прочим, я больше всех прибавила в весе. И доктор всегда ставил меня в пример другим. Со всеми я ладила, и мне было так весело и хорошо, как никогда.
Жаль только, что я не могла все записывать. Теперь уже не придется, потому что через три дня начнутся занятия в школе. А сегодня я приглашена к Анне на день рождения. Из-за этого я даже на день раньше уехала из санатория.
Вечером домаСколько впечатлений за один день! Утром я проснулась в просторной, светлой комнате санатория, далеко отсюда, а сейчас я уже дома. Здесь за это время все будто уменьшилось. Даже ведро с водой и тазик для умывания, которые стоят на старой, колченогой скамейке, как будто стали другими. Не говоря уж о бабушке.
Все тут старенькое, помятое, потертое, но я вижу ясно, что все вещи ждали меня и их поблекшие, иссохшие лица светятся так празднично – это в честь моего возвращения!
А сколько сделала бабушка! Устье печи и низ трубы заново побелены, на окне колышется новая пестрая занавеска, на полу новехонький половик... А как чудесно пахнет пирог с капустой!
Я подхожу к бабушке и обнимаю ее. На вокзале, на глазах у чужих людей, я постеснялась выразить свои чувства. Бабушка мягко отстраняет меня:
– Ну что ты!.. Садись-ка поешь. Небось давно уже проголодалась. Когда ты в последний раз ела?
Садимся за стол. Бабушка не снимает, как обычно, белую скатерть, будто сегодня самый большой праздник. Я рассказываю бабушке, как хорошо нас кормили в санатории. Она слегка усмехается:
– Да оно и заметно по тебе. Смотри у меня, чтоб ты теперь не начала привередничать. Где я тебе возьму разные там бифштексы? Не в пище суть: любая пойдет на пользу, если она съедобна.
В шесть часов я пришла к Анне на день рождения. Пришла почти с пустыми руками. Бабушка отломила мне две веточки от розы, что как раз зацвела на нашем подоконнике, а сама я написала для Анне стишок.
Но мой подарок очень понравился. Мне только неловко было, что Анне сразу прочла вслух мое стихотворение. Я еще не успела сесть и стояла посреди комнаты, и все, конечно, смотрели на меня, так что я и шевельнуться не смела. Мне вдруг показалось, будто все килограммы, которые я набрала в санатории, ушли в руки, – такими они вдруг стали тяжелыми и длинными. Я не знала, куда деть их, что с ними делать. Под конец я почему-то принялась подтягивать подол своего платья и заметила это только тогда, когда стихотворение кончилось. Хорошо, что оно было такое короткое (стихотворение, а не платье).
Все похлопали мне и похвалили стихи. Потом нас позвали к столу. Мать Анне тоже испекла пирог с капустой, но бабушкин был вкуснее. Вечер пролетел так быстро, что я и не заметила, как он кончился. На улице я сразу увидела бабушку – она ждала у ворот. Видно, все еще считает меня маленькой...
ПонедельникПервый день в новом классе.
Этот класс мне кажется не похожим на старый. Впервые в жизни у меня есть сосед по парте. В прежнем классе у нас было нечетное число учеников, так что кому-то приходилось сидеть без пары, и кому же еще, как не мне.
А теперь у меня появился сосед. Вот как это случилось. Я пришла в новый класс такая растерянная. Пришла едва ли не последней и направилась на свое обычное место – перед самым столом учителя. К счастью, первая парта была еще не занята. Я с любопытством огляделась. Кругом все были чужие, кроме Юты, сидевшей на задней парте.
Я чувствовала, что меня разглядывают. Накануне бабушка работала в вечерней смене, и я решила заняться своим платьем: укоротила его, а в боках чуточку ушила. Бабушка уже гладила платье, но она плохо видит, и я еще раз отутюжила его. Только ничего не скажу ей, а то обидится – бабушкина работа, мол, не годится для меня.
Словом, я считала, что платье у меня в полном порядке, и вообще – насмехаться над собой я больше никому не позволю. Не позволю, и всё тут! Все же я чуточку трусила: а вдруг опять посыпятся насмешки? И только я это подумала, как ко мне подошел мальчик и грубо спросил:
– Ты здесь останешься?
Я вздрогнула от неожиданности. Подумала, что он хочет прогнать меня, и уже слегка приподнялась, чтобы встать и уйти, но потом передумала – ведь я села первая, да больше и негде сесть. И я с опаской взглянула на мальчика.
– Я всегда сидел на этом месте, – сказал он и уселся рядом со мной.
– Ага, – только и сказала я и на всякий случай осторожно отодвинулась.
Потом покосилась на соседа. Он тоже посмотрел на меня. Я быстро отвернулась, а он, кажется, нет, потому что я услышала его насмешливый голос:
– Не бойся, не укушу.
Тут я снова взглянула на него – уж не насмехается ли он? Но он сказал:
– Я ведь тебя знаю. Ты та девочка, которая в прошлом году попала под машину. Страшно было?
Я рассказала ему про этот случай и про больницу, даже про операцию и при этом сама вдруг почувствовала: все пережитые страхи и боли ушли уже так далеко, что начали забываться.
Рассказала попросту, ничего не прибавила и не приврала, но Урмас – так зовут этого мальчика – вдруг сказал, выслушав мой рассказ:
– Молодец!
Я даже оглянулась, чтобы увидеть, кому он это говорит, и только тогда поняла, что это он обо мне.
Классной руководительницей у нас учительница русского языка. Она меня сначала не узнала, сказала, что я очень изменилась. И правда, я ведь уже не ношу очков да и выросла.
На первом уроке она расспрашивала, что мы делали летом, чтобы узнать, кто занимался, а кто нет. Справилась о моем здоровье. Я рассказала ей обо всем, и она меня очень похвалила за то, что я научилась хорошо говорить по-русски. Сказала, произношение у меня хорошее. Я села и чувствую, что уши у меня так и пылают от смущения. И тут слышу, Урмас говорит:
– Ого, я и не знал, что ты так здорово говоришь по-русски!
Да я и сама не знала, что говорю так хорошо. Сегодня же напишу об этом своей санаторной подружке. Ведь это потому, что она не знала эстонского, я теперь так хорошо говорю по-русски, что меня перед всем классом похвалили.
Хорошо хоть один предмет знать как следует. И уж вовсе замечательно знать все предметы на «отлично». До этого мне слишком далеко, но кое-чего и я, наверно, смогу добиться. С помощью тети Эльзы я усвоила в больнице даже эту ужасную эстонскую грамматику. И, если верить тете Эльзе, я уже неплохо пишу.
Может быть... Да, может быть, если меня не будут мучить головные боли и если сильно-сильно постараться, то и у меня будут хорошие отметки...
СредаПо дороге из школы выяснилось, что девочка, которая сидит позади меня, Имби, живет в нашем районе, правда, не так далеко, как я, но до трамвайной остановки нам было по пути. Она догнала меня и предложила ходить в школу вместе. Она даже пожалела, что мы не сидим на одной парте. Вот так история!
По дороге мы болтали про все на свете и еще про наших ребят.
Имби спросила меня о Юте. Сказала, что, наверно, она плохая подруга. Про себя я с ней согласилась, но говорить ничего не стала, чтоб не оказаться такой же сплетницей, как Юта. И в ответ на слова Имби только пожала плечами.
Вдруг Имби заявила:
- А знаешь, что Урмас сказал про тебя? Он сказал, что у тебя самые красивые волосы, и это правда.
Я, конечно, покраснела и попыталась возразить:
– Да что ты! Вовсе нет.
– Нет, это правда, – сказала Имби. – Урмас зря говорить не станет, хоть он и чудной парень.
Мне было и радостно и неловко. Вот уж не поверила бы, чтоб Урмас мог сказать такое! Ведь мальчишки не говорят о девочках ничего хорошего; во всяком случае, обо мне никто не говорил. Мне очень хотелось спросить, что еще сказал Урмас, но я не решилась и только сказала:
– А отчего он странный какой-то?
– Кто?.. Ах, Урмас? Да так. Сама не знаю. Учится-то он лучше всех мальчиков, но такой тихоня. Его прозвали папашей. Вечно он с малышами возится. На переменках мелкота так и липнет к нему. А когда мальчишки говорят Урмасу что-нибудь обидное, он и внимания не обращает, молчит. Здоровый парень, а позволяет насмехаться над собой. Уж я бы им всем показала!