Читаем без скачивания Краткий курс экономической науки - Александр Богданов

Эта форма общественного разделения труда в эпоху патриархально-родовых отношений не играет большой роли в жизни отдельных общин: наибольшую часть необходимых продуктов каждое родовое хозяйство производит для себя самостоятельно. Продукты, как общее правило, производятся для удовлетворения потребностей данной общины. О товарном производстве, при котором весь трудовой процесс сводится к производству для продажи, здесь, конечно, говорить не приходится. Патриархальный или авторитарный род относится поэтому к периоду натурального хозяйства.

Таким образом, основные черты производственных отношений, отличающие род патриархальный от первобытно-коммунистического, сводятся к следующему: обособление труда организаторского от исполнительского, расширение сотрудничества и разделение труда как внутри групп, так — в меньшей мере — и между ними, при чем, благодаря наличности прибавочного труда, впервые начинает играть сколько-нибудь заметную роль та неорганизованная форма разделения труда, которая выражается в обмене.

Все эти формы складываются очень медленно, и их полное развитие наступает лишь в эпоху оседлой жизни, основанной на соединении земледелия со скотоводством. Там, где такое сочетание еще не достигнуто, черты эти выступают менее резко. В частности кочевники-скотоводы быстрее развивали новые формы жизни, чем чистые земледельцы: явление это зависит, во-первых, от большей производительности скотоводства по сравнению с первобытным земледелием; во-вторых, от более подвижной жизни кочевников, порождающей более частые столкновения и более частые сношения между людьми.

3. Развитие форм распределения

В той мере, как организаторская деятельность в производстве переходила от группы в ее целом к отдельному лицу — патриарху, необходимо совершалась также передача в его руки власти, организующей распределение. Только организатор способен был безошибочно, согласно с общими интересами, решать вопросы: какую часть общественного продукта можно потреблять немедленно, какую надо затратить на дальнейшее производство и какую сохранить в виде запаса на будущее время; только он мог, принимая во внимание роль отдельных членов группы в общем производстве, уделять каждому именно столько, сколько было необходимо для успешного выполнения этой роли.

Чем более отвыкало большинство родовой группы от фактического участия в организаторской деятельности и от контроля за распределением, тем более безусловным становилось право патриарха распоряжаться прибавочным продуктом. По мере того, как возрастала общая сумма прибавочного труда, все более значительной оказывалась та доля продукта, которую организатор употреблял на свое личное пользование, — возрастало, следовательно, неравенство в распределении между ним и остальными членами группы. Это уже некоторый зародыш эксплоатации, но только зародыш: на человеке, занятом выполнением такой сложной работы, как организаторская, лежало в сущности гораздо большее количество труда, чем на ком-либо другом, и у него необходимо развивались сравнительно более широкие потребности. Размеры эксплоатации были чрезвычайно ограничены уже в силу общей незначительности производства и малого разнообразия продуктов: сам организатор должен был довольствоваться теми же средствами потребления, как другие; а если он и выбирал себе лучшее из всего произведенного, то не мог все-таки съесть вдесятеро больше мяса или хлеба, чем всякий другой член группы. Правда, он мог выменять у другой группы часть общего прибавочного продукта на какие-нибудь особенные средства потребления; но это случалось сравнительно редко, благодаря ничтожному развитию обмена.

Далее, в тех случаях, где отдельные родовые группы объединялись в общую племенную организацию для каких-либо особенно обширных предприятий, продукт общего труда (добыча общей охоты, военного грабежа) распределялся теми же лицами, которые организовали самые предприятия, обыкновенно советом старейшин; распределение между группами совершалось тогда сообразно степени участия каждой из них в общем труде.

4. Развитие идеологии

Выделение среди родовой группы организатора ее производства постепенно изменяет отношение личности к группе и ее психологию.

Если власть природы над людьми уменьшилась, то возникла зато новая власть — одного человека над другими. В сущности, то была прежняя власть группы над отдельным ее членом, только перенесенная на отдельную личность — патриарха.

Равенство в распределении утратилось: весь продукт прибавочного труда оказывается в распоряжении организатора. Но и неравенство не имеет еще резкого характера: организатор продолжает, как прежде делала группа, уделять каждому необходимые средства для поддержания его жизни и выполнения его роли в производстве. Сам организатор в развитии своих потребностей недалеко ушел от прочих членов группы.

Связь взаимной помощи, сплоченность группы в борьбе с внешним миром еще возрастает по сравнению с предыдущим периодом. Во-первых, более совершенные формы сотрудничества и разделения труда внутри группы более тесно сближают ее членов, чем прежде, когда наибольшую часть обыденных работ каждый мог выполнять независимо от других, когда преобладала простая «совместность труда»; во-вторых, единство рода выигрывает отчасти и благодаря тому, что находит себе конкретное, живое воплощение в личности патриарха.

В то же время и в силу тех же условий возникают в родовой группе зародыши индивидуализма, сущность которого заключается в том, что себя и свое человек отделяет в своем сознании от группы; что появляются личные интересы, тогда как раньше существовали только общинные.

Роль организатора в производстве была особенной ролью и принадлежала только ему одному; такова основная причина, порождавшая в его психике индивидуалистические чувства и представления. Из этой основной причины вытекали иные, которые действовали в том же направлении.

Организатор распоряжался всеми общественными запасами, всей суммой прибавочного продукта, что давало ему возможность расширять свои потребности и тем еще более выделяться среди своей группы. При обмене он неизменно выступал как действительный владелец всего имущества своей общины и, имея при этом дело с другим подобным организатором, он привыкал смотреть на этого последнего, а затем и на себя самого, как на собственников тех товаров, которые идут в обмен. Так постепенно развивалась частная собственность: вначале обмен между группами, в котором они выступают как владельцы своих товаров, должен был создать понятие о родовой частной собственности, а потом особенная роль организаторов в обмене, преобразуя психику людей далее, порождает идею личной частной собственности.

Однако, сколько-нибудь прочно утвердиться в голове организатора идея личной частной собственности могла лишь тогда, когда роль его стала наследственной, когда группа перестала выбирать своего патриарха, когда, следовательно, исчезли следы происхождения его власти из общей родовой воли. Тогда индивидуализм нашел устойчивую точку опоры для своего развития. В голове организатора все прочнее складывалось отношение к родовому имуществу, как личной его собственности, и все более стушевывалось старое представление, по которому он являлся только подчиненным общинному контролю распорядителем этого имущества. Вместе с тем, по мере того как исчезал всякий фактический контроль группы над организаторской деятельностью ее главы, этот последний требовал все более безусловного повиновения себе и проникался идеей о своей безусловной личной власти над родичами. В своем развитии воззрения эти не могли не встретить противоречия со стороны других членов группы; не раз, вероятно, родовые общины переживали тяжелую внутреннюю борьбу; однако, рано или поздно, стремления организатора одерживали победу, потому что они соответствовали фактическим отношениям: организатор обладал действительной властью над продуктами и над людьми, и власть эта была необходима для группы. Так патриарх обратился в единственного собственника и полного господина своей группы.

В сущности, возникшие психологические различия между организатором и другими членами рода были еще не слишком велики, потому что основы душевного склада оставались общие: полное безусловное подчинение обычаю и представление о группе, как едином, нераздельном целом, вне которого немыслимо никакое личное существование. Даже сам патриарх, несмотря на относительно большее богатство своей психики, не мог сознательно возвыситься над вековыми устоями родовой жизни, не имел никаких побуждений стать в противоречие с ними. Организатор был не гений, не человек исключительных способностей, а старейший в роде, человек многолетнего опыта. Его организаторская деятельность основывалась прежде всего и главным образом на воспоминании о том, что делали его предшественники, и только в ничтожной степени — на личном творчестве, на соображении. Обычай царил в его душе почти настолько же безусловно, как в душе его отдаленного предка — первобытного коммуниста. Представление о нераздельности группы точно так же владело психикой организатора, потому что и для него ни при каких условиях не было возможности жить одному вне своего рода, потому что иных общественных связей, кроме родовых, он не знал, а внеобщественная жизнь означала смерть. К остальным членам группы те же соображения применимы еще в большей степени. Вообще, консерватизм обычая еще не был поколеблен новыми отношениями, а личное сознание только начинало выделяться из группового. Исчезло только представление об однородности группы.