Читаем без скачивания Мертвые львы - Мик Геррон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, — сказала она. — Но если ты меня подкалываешь, то на своей шкуре испытаешь силу моего удара.
Он вскинул руки, сдаваясь, но не совсем в шутку.
— Эй, я просто хочу установить товарищеские отношения. Ты же понимаешь, мы с тобой — новички.
— Так ведь остальные вроде бы не выступают единым фронтом. Ну, за исключением Харпера и Гай.
— А им оно необязательно, — сказал Маркус. — Они тут на постоянном местожительстве. — Он пробежался пальцами по клавиатуре, отпихнул ее и сдвинул стул в сторону. — Что ты о них думаешь?
— О коллективе в целом?
— Можно об отдельных личностях. Мы же не на семинаре.
— Тогда с кого начнем?
— Начнем с Лэма, — сказал Маркус Лонгридж.
Лэм сидел на заднем сиденье автобуса, на том самом, где умер человек, и глядел на бетонную подъездную площадку, изрезанную трещинами, и на деревянные ворота, за которыми виднелся центр Рединга. Лэм, давний столичный житель, не мог смотреть на это без содрогания.
Впрочем, сейчас он сосредоточенно сидел, притворно погрузившись в воспоминания о том, кого назвал своим братом, то есть о Дикки Боу[3]: имя слишком дурацкое для агентурного псевдонима и слишком нарочитое для реальных паспортных данных. Дикки был в Берлине тогда же, когда там работал Лэм, но за давностью лет черты его лица стерлись из Лэмовой памяти. Вспоминалось только что-то гладкое и остромордое, будто крыса, но Дикки Боу и был уличной крысой, с легкостью пробиравшейся в самые укромные щелки. В этом и заключалось его умение выживать. Впрочем, на этот раз оно не помогло.
(«Инфаркт миокарда» — гласило заключение патологоанатома. Неудивительный диагноз для Дикки Боу, человека, который много пил, много курил и ел много жирного и жареного. Не самое приятное чтение для Лэма, поскольку перечислялись и его собственные пристрастия.)
Он вытянул руку и провел пальцем по спинке сиденья впереди. Поверхность по большей части гладкая; оплавленный след от сигареты, явно древний; ободранный уголок — явно потертость, а не попытка накорябать предсмертное послание… Боу работал на Контору давным-давно и даже тогда был лишь одним из громадной армии тех, кого, в общем-то, в командный шатер не допускали. Как гласила старая Конторская присказка, на уличных крыс можно положиться, потому что всякий раз, как кто-то из них стрясет денег с противника, тут же прибегает к тебе в надежде, что ты предложишь больше.
Никакого кодекса братской чести не существовало. Если бы Дикки Боу умер оттого, что под ним воспламенился матрас, Лэм и глазом не моргнув пронесся бы по пяти ступеням горя: отрицание, гнев, торг, равнодушие, завтрак. Но Боу умер на заднем сиденье автобуса, без билета в кармане. Невзирая на пьянство, сигареты и жирную пищу, заключение патологоанатома не могло объяснить, почему Боу уехал из Лондона черт знает куда, вместо того чтобы отрабатывать смену в порнолавке в Сохо.
Лэм встал, провел рукой по багажной полке над головой и ничего не обнаружил. А если бы что и обнаружил, то оставлено это было бы не Дикки Боу, ведь прошло уже шесть дней. Потом он снова сел и вгляделся в резиновую прокладку окна, пытаясь найти царапины, — может, и глупо, но игра по московским правилам предполагает, что все твои сообщения прочитываются. Поэтому, если требовалось дать срочную весточку, это делали иными способами. Однако же в данном случае царапина на оконной прокладке весточкой не являлась.
В салоне раздалось неуверенное вежливое покашливание.
— Кхм, я не…
Лэм скорбно воздел очи.
— Простите, что помешал. Нет-нет, я ни в коем случае вас не тороплю, но хотелось бы знать, как долго…
— Минуточку, — сказал Лэм.
На самом деле ему понадобилось куда меньше времени. Он как раз втиснул ладонь между подушками сиденья, наткнувшись на иссохший комок жевательной резинки, намертво впечатавшийся в ткань, раскрошенное печенье, скрепку, монетку (такую маленькую, что ее не стоило выуживать) и краешек чего-то твердого, скользнувшего дальше под сиденье, так что Лэму пришлось сунуть руку глубже, и рукав плаща задрался чуть ли не до локтя. Наконец пальцы нащупали и ухватили гладкий пластмассовый коробок. Высвобождая сокровище, Лэм до крови расцарапал запястье, но даже не заметил этого. Все его внимание сконцентрировалось на призе — старом дешевеньком мобильном телефоне.
— Лэм… ну что Лэм. Лэм точно такой, как о нем говорят.
— То есть?
— Жирный стервец.
— С прошлым.
— Жирный стервец-долгожитель. Хуже не бывает. Сидит у себя наверху и всех нас обсирает. Как будто ему приятно руководить отделом, в котором одни…
— Лузеры.
— Ты хочешь сказать, что я — лузер?
— Так ведь мы оба здесь оказались.
О работе забыли. Маркус Лонгридж, обозвав Ширли Дандер лузером, одарил ее лучезарной улыбкой. Дандер помедлила, пытаясь разобраться, что происходит. Никому не верь, решила она, когда впервые попала в Слау-башню. Стрижка под бокс была частью этой заповеди. Никому не верь. А тут вдруг ни с того ни с сего Ширли едва не разоткровенничалась с Маркусом — просто потому, что сидела с ним в одном кабинете. И чего он лыбится? Думает, что ведет себя по-дружески? «Так, вздохни поглубже, — велела она себе, — только в уме. Чтобы он не заметил».
В этом и заключалась работа сотрудников департамента Связи: разузнай все, что можешь, но ничего не выдавай.
— Поживем — увидим, — сказала она. — И все-таки что ты о нем думаешь?
— Ну, он руководит своим отделом.
— Тоже мне, отдел. Богадельня. — Она шлепнула ладонью по компьютеру. — Для начала, этой рухляди место в музее. Вот с этой дрянью мы должны ловить злоумышленников? Проще выйти на Оксфорд-стрит с опросным листом и донимать прохожих: «Простите, сэр, вы, случайно, не террорист?»
— Сэр или мисс, — поправил ее Маркус и добавил: — От нас не ждут, что мы кого-нибудь поймаем. Предполагается, что нам все это надоест и мы пойдем работать в охранную фирму. Но дело в том, что нас перевели сюда в наказание, а Лэма — нет. А если его и наказали, то ему это нравится.
— И что?
— А то, что он знает, где прикопаны трупы. Многие сам и прикопал.
— Это метафора?
— У меня по литературе была двойка. Метафора для меня — закрытая книга.
— По-твоему, он ловкий?
— Он, безусловно, тучный, пьет и курит, а все его физические нагрузки сводятся к тому, чтобы снять трубку с телефона и заказать доставку карри. Но раз ты об этом упомянула, да, по-моему, он ловкий.
— Может, когда-то и был ловким, — сказала Ширли. — Но какой смысл в
