Читаем без скачивания Маска Красной смерти (сборник) - Эдгар По

Мне тотчас бросилось в глаза, что ставень окна у изголовья кровати, откинутый к стене, находится футах в двух от громоотвода. Мне стало ясно, что при безумной энергии и отваге при помощи громоотвода можно было влезть в окно, конечно же, если оставить ставень совершенно открытым. Упершись ногой в его решетку и хорошенько уцепившись за него, преступник мог прыгнуть в комнату, если окно было отворено, а потом закрыть за собой ставень.

Заметьте, что я говорю о необыкновенной энергии, необходимой для столь трудного и отважного предприятия. Прежде всего, я хочу доказать вам, что преступник мог убежать, а главное – обратить ваше внимание на то, что для этого требовалось проворство необыкновенное и почти сверхъестественное. Ясно, что преступник вошел и вышел одним и тем же путем. Теперь вернемся в комнату. Говорят, что из ящиков комода часть вещей была похищена, а между тем платья найдены нетронутыми. Это только предположение, и предположение весьма глупое. Откуда мы знаем, что вещи, найденные в ящиках, кто-то унес? Если бы в комнате был вор, зачем бы он оставил четыре тысячи франков золотом и унес узел с бельем? Следовательно, мысли о воровстве и быть не может.

Теперь обратите внимание на следующее: странный голос, немыслимая ловкость и отсутствие корыстных целей при таком жестоком убийстве. Представим само убийство. Вот женщина, задушенная руками и втиснутая в трубу вниз головой. Обыкновенные убийцы не совершают таких действий и не прячут подобным образом своих жертв. Вы согласитесь, что засунуть тело в трубу – довольно странный поступок, и самый испорченный злодей вряд ли сделал бы такое. И какая же требовалась для этого сила, если несколько человек едва сумели вытащить труп из трубы?!

Обратим внимание и на другие доказательства этой необыкновенной силы. На очаге нашли пряди волос, очень густых седых волос; волосы оказались вырванными с корнем. Вам известно, какую силу нужно иметь, чтобы вырвать из головы двадцать-тридцать волос сразу? А эти пряди вырваны вместе с кожей!..

Горло старухи не только было перерезано – голова полностью отделена от туловища. Заметьте и эту животную жестокость. Я уже не говорю о повреждениях на теле госпожи Л’Эспане, которые могли произойти от падения с четвертого этажа, чему не придала значения полиция, считавшая, что окна оставались закрытыми.

Какой вывод вы можете сделать из этих фактов: необыкновенной ловкости, беспричинной кровожадности, странного голоса, незнакомого представителям пяти наций и не произносящего никаких внятных слов?

– Наверно, убийство совершил какой-нибудь безумец, сбежавший из сумасшедшего дома, – сказал я.

– Недурно, – ответил Дюпен. – Ваше предположение почти верно. Но посмотрите на эти волосы. Я вынул этот клок из сжатой руки госпожи Л’Эспане. Что вы о них думаете?

– Дюпен, – сказал я, совершенно ошеломленный, – эти волосы необычные: это не человеческие волосы!

– Я и не говорю, что человеческие, но, прежде чем решить, чьи они, взгляните на рисунок, который я перерисовал на бумажку. Эти следы оставлены пальцами на шее убитой. Вот посмотрите, – продолжал мой друг, раскладывая на столе бумагу, – не правда ли, что рука сильная и незаметно, чтобы пальцы скользили, каждый, как видно, оставался на своем месте, пока жертва не умерла. Попробуйте наложить ваши пальцы на контуры рисунка.

Я попробовал, но не смог растянуть пальцы по всей длине.

– Может быть, – продолжал Дюпен, – мы неправильно производим опыт. Бумага разложена на плоской поверхности, а горло имеет цилиндрическую форму. Вот круглое полено, почти одинаковой толщины с горлом. Оберните его рисунком и повторите свой опыт.

Я повиновался, но результат был еще более плачевным, чем в первый раз.

– Это, – решил я, – след не человеческой руки.

– Теперь, – сказал Дюпен, – прочтите это место у Кювье.

То было описание внешнего вида и повадок большого орангутанга.

– Это все объясняет, – сказал я, прочитав. – Никакое животное, за исключением орангутанга, и именно индийского, не могло бы оставить таких следов, какие вы нарисовали. Клок темной шерсти тоже подходит под описание Кювье. Но я не могу хорошенько объяснить себе подробностей убийства. Ведь свидетели слышали два голоса, и один из них, несомненно, принадлежал французу.

– Справедливо, и вы, конечно, помните, что почти все свидетели единогласно приписывали грубому голосу восклицание: «Господи!» Один из свидетелей показал, что это слово было произнесено с упреком и досадой. На этом-то слове я и основал надежду распутать дело. Очень может быть, даже более чем вероятно, что человек, сказавший вышеупомянутое слово, неповинен в преступлении. Орангутанг сбежал от него. Возможно, человек проследил за ним до самой комнаты, но не мог схватить его при сложившихся страшных обстоятельствах. Но все это только предположения, и ничего более. Если этот француз не принимал, как я предполагаю, участия в деле, то объявление, которое я занес вчера, когда мы возвращались домой, в контору газеты «Свет» – газеты морской и очень распространенной среди моряков, – заставит его прийти сюда.

Он подал мне газету, и я прочел:

«Объявление. Утром … числа (день убийства) в Булонском лесу был найден огромный орангутанг с острова Борнео. Хозяин его – насколько известно, это моряк с мальтийского корабля – может получить животное, предоставив доказательства и заплатив за его поимку и содержание. Адресовать на улицу … дом №… Сен-Жерменского предместья, третий этаж».

– Откуда вы знаете, что француз – моряк и с мальтийского корабля?

– Я и не знаю, – сказал он, – и вовсе не уверен в этом. Но вот небольшой кусочек тесемки, которым, судя по его сальному виду, должно быть, завязывали волосы на голове. Такие узелки делают только мальтийские моряки. Я нашел тесемочку у громового отвода. Не может быть, чтобы она принадлежала одной из убитых женщин. Во всяком случае, если я ошибся, основывая свои умозаключения на тесемке, что француз – моряк с мальтийского корабля, то своим объявлением я не повредил никому. Если же я не ошибся, то многое выиграл. Француз, знающий об убийстве, хотя и невиновный в нем, конечно, сначала поколеблется ответить на объявление и потребовать своего орангутанга, но потом он будет рассуждать так: «Я не виновен, к тому же я беден, а мой орангутанг имеет большую цену – это почти целое состояние при моем положении. К чему мне терять его из-за каких-то глупых опасений? Обезьяну нашли в Булонском лесу – далеко от места преступления. Разве кто-нибудь станет подозревать, что глупое животное могло натворить такое? Полиция растерялась и не сумела напасть на какой-либо след. Даже если животное и подозревают, кто может доказать, что я знал об убийстве, или обвинить меня за то, что я знал о нем?.. Если же я не откликнусь на призыв, то скорее навлеку на себя подозрение, поэтому лучше пойду и заберу своего зверя».

В эту минуту послышались поспешные шаги человека, поднимавшегося по лестнице.

– Приготовьтесь, – обратился ко мне Дюпен, – возьмите пистолеты, но не используйте их и не показывайте до тех пор, пока я вам не скажу.

Входная дверь была отворена, посетитель вошел, не позвонив, и поднялся на несколько ступенек, но тут засомневался, и мы услышали, как он начал спускаться. Дюпен бросился к двери и остановился, посетитель снова стал подниматься. На этот раз он постучался к нам.

– Войдите, – весело и добродушно сказал Дюпен.

Вошел человек, очевидно моряк, – сильный, крепкий и мускулистый, со смелым и приятным лицом, почти совершенно скрытым за усами и бакенбардами. При нем была толстая палка. Он неловко поклонился и приветствовал нас на простонародном наречии, указывавшем, однако, на его парижское происхождение.

– Садитесь, почтеннейший, – сказал Дюпен, – я полагаю, что вы пришли поговорить насчет вашего орангутанга. Я завидую вам; он замечательно хорош и, вероятно, дорог. Сколько ему лет?

Матрос глубоко вздохнул с видом человека, у которого свалилась тяжесть с плеч, и твердо сказал:

– Точно не знаю, но думаю, что года четыре или пять… Он у вас здесь?

– Конечно, нет. У нас нет удобного места, и он заперт в манежной конюшне на улице Дюбург. Вы можете забрать его завтра утром. Сумеете ли вы доказать свои права?

– Да, сударь, конечно.

– Мне, право, жаль расставаться с ним, – сказал Дюпен.

– Я понимаю, – ответил матрос, – что вы не даром трудитесь. Я с удовольствием дам вознаграждение человеку, поймавшему его, но, конечно, это будет небольшое вознаграждение.

– Хорошо, – ответил Дюпен, – совершенно справедливо. Но что же вы дадите мне в награду? Постойте! Знаете ли, какую награду я попрошу у вас? Расскажите мне все, что вы знаете об убийстве на улице Морг.

Дюпен произнес последние слова совершенно спокойным голосом. С тем же спокойствием он направился к двери, запер ее и положил ключ в карман; затем достал из-под сюртука пистолет и так же спокойно положил его на стол.