Читаем без скачивания Свет на шестом этаже - Елена Грушковская

И Татьяна вышла из кухни. Из своей комнаты она прекрасно слышала, что там происходило. Около минуты царило молчание, потом отец спросил:

— Ну, что — лучше нам стало? Зачем ты её выгнал?

— Да никто её не выгонял, — попытался оправдаться Роман. — Она сама ушла.

— Из-за тебя, — настаивал отец. — А мне, может, легче, когда она рядом!..

Роман ничего не ответил. Татьяна услышала, как он открыл холодильник — не иначе, достал водку. Но Татьяна из принципа больше не вмешивалась. Однако через минуту молчание на кухне стало гнетущим, и ей вдруг стало даже совестно: пожалуй, она высказалась слишком резко. Она встала в позу, хлопнула дверью, а что из этого? Никто не выиграл — настроение испортилось у всех. Хотя, впрочем, если говорить о настроении, то портиться тут было, в сущности, нечему — изначально никакого настроения и не было. Но стало определённо хуже, чем раньше, и это почувствовали все.

Не прошло и десяти минут после ухода Татьяны, как Романа вырвало. Татьяна констатировала про себя: мера, о которой она твердила, настала, но торжества от этого она не испытывала. Что ж, она была права, и это подтвердилось, но добивать лежачего было не в её привычках. Придя на кухню, она сказала Роману просто:

— Ничего не ешь сейчас, а то может снова вырвать. Попей кефир и отдохни.

У Романа были мокрые ресницы, и выглядел он виноватым и смущённым. Он выпил стакан кефира и лёг на диван, а потом и отец улёгся. Вскоре оба заснули, а Татьяна не смогла, хотя и провела почти бессонную ночь. Ей было не по себе. Она позвала Романа на помощь, но было непонятно, оказал ли он ту помощь, которой она хотела, и оказал ли её вообще как таковую. Было ли всё это помощью, она затруднялась сказать. Она знала и понимала многое, но сейчас у неё было такое чувство, будто она снова стала маленькой девочкой, встревающей в дела взрослых, которые ей были непонятны в силу возраста. Это было неприятное, уязвляющее чувство, и Татьяна, неудовлетворённая и раздосадованная, стала прибирать на кухне. Она вымыла посуду, выбросила огрызки хлебных корок и шкурки от колбасы, съела йогурт и ещё два банана, выпила стакан сока и задумалась. Может быть, она сама не дала Роману сделать то, о чём она его просила? Она всё время вмешивалась — уж таков был у неё характер, она всегда испытывала беспокойство, если она что-то не контролировала. Были здесь виноваты и её нервы, напряжённые до предела: она была вконец измотана. Но с другой стороны, всё это было на первый взгляд банальной попойкой, которая, с её точки зрения, мало что давала, кроме похмелья впоследствии. А может быть, она всё-таки чего-то недопоняла во всей этой ситуации?

Около пяти вечера Роман поднялся — бледный, вялый и мятый. Он пошёл домой досыпать и приводить себя в порядок перед предстоящей рабочей неделей. Закрывая за ним дверь, Татьяна сказала:

— Ну, что ж, спасибо тебе.

Она смутно чувствовала, что должна была его поблагодарить, хотя и не знала, за что. Чувство неудовлетворённости и недосказанности упорно преследовало и смущало её. Всё прошло как-то не так по сравнению с тем, чего она ожидала, но даже и это самое "не так" она не могла как следует определить. Она не знала точно, чего именно она сама ожидала — что тут можно было сказать? Скомканная ночь и ещё более мятый день — вот как она определила бы своё впечатление от произошедшего. И только солнечным зайчиком в нём промелькнул Игорь.

Увидит ли она его когда-нибудь ещё? Она не знала, и неопределённость мучила её. Увидеть его снова ей очень хотелось — хотелось безумно, до крика, до боли, до смерти. Она схватила бинокль и вышла на балкон. Лампа ещё не горела, и в окне никого не было.

А ночью она снова увидела свет. Татьяна стояла на балконе и смотрела на окно, но уже не как на таинственный безликий маяк. Там жил Игорь. Она снова навела бинокль и вздрогнула, увидев, что Игорь тоже смотрит на неё в бинокль. В свете лампы была видна его улыбка. Татьяна засмеялась и помахала ему. Он отнял бинокль от глаз, и Татьяна увидела его лицо целиком. Они стали смотреть друг на друга без биноклей. Так им обоим было плохо видно, но Татьяна знала, что Игорь там, а он знал, что она тоже смотрела на него. Потом Игорь куда-то исчез, и Татьяна уже забеспокоилась и стала всматриваться в окно с помощью бинокля, но через минуту Игорь вернулся с листком бумаги. Он поднёс его к лампе, и Татьяна увидела крупные печатные буквы, написанные чёрным маркером:

Приходите ко мне, Таня.

Она сделала ему знак подождать. Найдя жирный красный маркер и лист формата А4, она написала:

Не сегодня.

Она нашла фонарик и вышла на балкон. Осветив фонариком лист, она выставила его вперёд так, чтобы Игорь мог прочитать в бинокль её ответ. Подержав лист с полминуты, она снова посмотрела в бинокль и увидела, что у Игоря был уже готов второй лист. На нём было написано:

Почему?

Пришлось Татьяне идти за вторым листком. Она взяла с собой на всякий случай ещё несколько и захватила маркер. Приложив бумагу к стеклу и зажав в зубах фонарик, она написала:

Вам не кажется, что ещё рано?

Ответ ей был таков:

Не бойтесь, Таня.

Она ответила:

Я не боюсь, просто не уверена.

Игорь написал:

Хорошо. Буду ждать.

Она написала последнее:

Спокойной ночи.

Он ответил:

Спите и вы крепко, Таня.

Но крепко спать она не смогла. Полночи она думала об Игоре, лишь к утру забывшись неглубоким беспокойным сном. Звук будильника, как колокол, возвещающий о бедствии, прервал дрёму, и Татьяна со стоном поднялась с постели. Первым делом она бросилась на кухню к окну. Лампа Игоря горела, и на стекле был приклеен лист с надписью:

С добрым утром, Таня!

Татьяна улыбнулась. В груди разлилось тепло… Пусть к семинару она так и не приготовилась, но на душе у неё было светло и хорошо, и никто не мог это нарушить. Отец был почти трезв, но сильно страдал от похмелья.

— Ещё осталось пиво, — сказала ему Татьяна. — Не ходи никуда сегодня, хорошо?

— Да куда мне идти? — проворчал он.

Понедельник в университете прошёл рассеянно и быстро. Семинар Татьяна прогуляла, а после занятий долго бродила по улицам, улыбаясь голубому небу и подставляя солнечным лучам лицо. Она была голодна, но голос желудка стих, заглушенный зовом сердца. Когда она пришла домой, отец смотрел телевизор, и эта унылая картина навеяла на Татьяну такое же настроение.