Читаем без скачивания Дорогой чести - Сергей Никитин

— Нахимовец Похитайло, выйти из строя! — приказал капитан-лейтенант.

Боря, стараясь избежать взгляда командира, вышел из строя. А командир, словно забыв о нем, шагнул вперед, оставив нахимовца за своей спиной.

— Товарищи матросы, старшины и офицеры, — торжественно сказал он, — благодарю вас за отличное выполнение боевого задания.

Ряды моряков дрогнули. От трапа до кормового клюза пробежал легкий шорох и вдруг воздух сотрясло многоголосое:

— Служим!.. Советскому!.. Союзу!..

Молчал только Борис Похитайло.

Большая радость

Матрос Иван Маркушин славился в соединении подводных лодок своим ворчливым характером. Он был всегда чем-нибудь недоволен: частыми посещениями бани и редкими увольнениями в город, чрезмерной заботой мичмана Комова о «надлежащем внутреннем и внешнем виде вверенной матросу материальной части» и многим другим.

Ворчливость матроса была в сущности безвредной: хотя он и морщился недовольно, бубнил что-то себе под нос, но обязанности по службе выполнял образцово. Мичман Комов эту особенность характера Маркушина понял не сразу. Когда матрос прибыл с подводной лодки в хозяйственную часть береговой базы, в распоряжение мичмана, тот, проверяя его водительские права, сказал:

— Шофер второго класса! Хорошо. Поработаем, значит.

— Да, придется, — ответил недовольно Маркушин. — Запихнули…

— То есть как это? — переспросил Комов строго.

— А так, товарищ мичман, запихнули и все. Я был на подлодке дизелистом, а теперь… Дурака свалял на «гражданке» — получил права. Вот и попался. — Маркушин вяло махнул рукой и уставился своими голубыми глазами куда-то в потолок, по-мальчишески капризно надув губы. Мичман чуть не расхохотался.

— Матрос Маркушин, — повысив голос, сказал мичман, — с подводной лодки вас перевели на берег по медицинским соображениям: организм ваш имеет склонность к кессонной болезни. Таково заключение авторитетной медкомиссии.

— Кессонная болезнь! — ворчливо воскликнул Маркушин. — Товарищ мичман, у нас в роду и дед и отец были моряками. Правда, под водой на глубине у меня в ушах покалывает и в голове шумит, но это… психологически! Очень уж ответственный момент! Обещал устранить силой воли. Не верят. Просто узнали, что шофером был дома, и запихнули…

— Вот что, — поднялся мичман из-за стола своей «штаб-канцелярии» — деревянной пристройки у гаража, — насчет того, что вас запихнули, прошу не рассуждать… психологически. Приказ есть приказ! А потом, шофер — дело ответственное и не менее важное, чем дизелист на корабле. А вообще, я еще подумаю, можно ли доверить вам материальную часть. Пока же будете помогать на ремонте: автомашина находится в мастерской.

На ремонте Маркушин работал хорошо, хотя и не переставал ворчать. Приглядываясь к матросу, мичман со временем понял, что Маркушин дело свое знает отлично, грузовик содержит в порядке, всегда в полной готовности, но характерец у него действительно беспокойный, задиристый.

«Ладно, пусть ворчит, подойдем к нему дифференцированно, учитывая индивидуальность, — решил мичман, вспомнив неоднократные напоминания начальника об учете психики каждого человека при его воспитании. — Не на характере груз возить, на машине. А шофер он толковый».

И вот теперь, проверяя машину Маркушина перед выходом из гаража и вручая ему путевой лист, мичман назидательно сказал:

— Итак, отправитесь в дальний рейс. Груз повезете ответственный. Со склада поедет сопровождающий, но, понятно, отвечаете за все прежде всего вы. Просили выделить лучшего шофера. Начальник доверил вам, Маркушин. Понятно?

— Все равно, — ответил матрос. — Надо же кому-то ехать. Довезу куда следует в порядке.

— Тьфу, — не выдержал мичман. — Ну что у тебя за характер, Маркушин? Надо отвечать «Есть», а ты разводишь турусы на колесах…

— Я к тому, товарищ мичман, что цепи на колесах надо бы заменить. В трех местах уже заклепывал. Дорога сейчас плохая, снегу навалило, машина буксует, а цепей крепких нет.

— Хорошо, я выпишу. Вернешься, получишь. А сейчас отправляйтесь.

— Есть, — ответил четко Маркушин и красиво козырнул.

— Ну вот, теперь другое дело. Исполняйте.

На складе, пока нагружали машину, Маркушин ходил вокруг, поглядывал на рессоры и ворчал:

— Разве так грузят? Машина не телега, — и принимался сам размещать ящики в кузове.

Потом он нырнул под машину, что-то ощупал там, постучал и опять забубнил:

— Нагрузят, точно верблюда. Рады стараться. А если лопнут рессоры?

— Что, перегрузили? — встревожился сопровождающий, парень с расплывчатым круглым лицом, укутанный в полушубок и тулуп. Маркушин, прищурившись, покусал нижнюю губу, ударил каблуком в шину.

— А много еще?

— Три ящика.

— Ничего себе! — воскликнул Маркушин. — Хорошо еще не пять. Три, пожалуй, увезем.

Километров пятнадцать ехали лесом. Дорога шла просекой; две темные глубокие колеи, разделенные белым гребнем, уползали змейками вдаль и внезапно исчезали за поворотом. Справа и слева дороги стеной стоял сосновый бор. По верхушкам стройных сосен изредка пробегал ветер, раскачивал их, и тогда меж деревьев и над просекой начинали метаться растрепанные снежные космы. Сухой колкий снег, словно тусклая металлическая стружка, тяжело кружился в воздухе и со звоном осыпался на капот и стекла кабины.

— В поле наверняка метет, а у меня цепи на колесах ненадежные, — проговорил вслух Маркушин.

Дремавший сопровождающий приоткрыл глаза и равнодушно промычал:

— Ничего, доедем, — и снова спрятал пухлый подбородок в шалевый кудлатый воротник тулупа.

— Доедешь! — недоброжелательно протянул Маркушин. — Видно, специалист по доезжанию…

Сжав губы и навалившись грудью на баранку, Маркушин зорко поглядывал вперед.

Проехали лес, и ветер сразу со всех сторон навалился на машину, забил смотровое стекло снегом. «Дворник», до этого легко бегавший туда-сюда по стеклу, замедлил движение, тяжело, рывками сдвигая маленькие сугробики. Снег валил все гуще и гуще. Маркушин, ворчавший всю дорогу по разным, мелочам, теперь молчал. Он весь собрался, напрягся, вытянув голову вперед и крепко охватив руками баранку. Когда «дворник», не в силах сдвинуть к краю толстый слой снега, спотыкался и начинал дрожать на месте, Маркушин останавливал грузовик, выскакивал из кабины и очищал стекло рукавицей.

Метель разгулялась на славу. Ехать становилось все труднее и труднее. Машина натруженно урчала, преодолевая наносы. Маркушина точно подменили: он действовал молча, уверенно, спокойно. Когда грузовик, застревая в сугробах, начинал буксовать, шофер включал «задний ход», отъезжал немного и тут же набрасывался на снежный холм, с ходу преодолевая препятствие.

На правом заднем колесе лопнула цепь и звякала, ударяясь в днище кузова. Маркушин снял ее, бросил в кабину.

Все чаще машина застревала в снегу. То и дело приходилось выскакивать из кабины и браться за лопату. Маркушин яростно разбрасывал по сторонам снег, прокладывая широкий проход, нырял под кузов, действовал лопатой полулежа и, раскрасневшийся, снова садился за руль.

Сопровождающий изредка открывал глаза, дремотно поводил зрачками и снова прятался в воротник.

А снег все валил и валил. Ветер трубил, развевая белые полотнища.

— Замерзнешь, сидя, князь! Есть еще лопата, — сказал Маркушин сопровождающему, когда машина вылезла из очередного сугроба. Сопровождающий шмыгнул носом, но даже глаз не открыл, Маркушин спустил боковое стекло и громко демонстративно плюнул наружу.

Дорога поднялась на небольшой холм. Впереди неясно зачернел лес.

— По лесу поедем веселее, — приоткрыв глаза, оживился сопровождающий.

— Спишь и видишь, — пробубнил Маркушин.

Не доехав до лесу километра, машина, преодолевая пологий овраг, прочно села в большом сугробе. Маркушин вылез из кабины и ушел вперед на разведку, прикрывая лицо рукавом ватника. Вернулся белый и заиндевевший, как дед-мороз. Мокрое лицо его обрамляла белая овальная рамка из козырька и наушников шапки, завязанных под подбородком.

— Сели на мель основательно, — сказал он. — А ну-ка, привстань, княже.

Сопровождающий наклонился вперед, приподнялся. Шофер вытащил из-под сиденья топор и веревку.

— Сиди тут да смотри, чтобы мотор не заглох. Я — в лес, за ветками.

Маркушин захлопнул дверцу и, согнувшись, отворачивая лицо от ветра, пошел.

Навстречу ему по противоположному склону оврага спускалась автомашина. Маркушин побежал к ней, высоко задирая увязающие в снегу ноги. Встречный грузовик затормозил. Из кабины выскочил шофер в серой шапке, с погонами ефрейтора на плечах. Маркушин узнал в нем Петра Копылова, шофера из соседней армейской части. Копылов тоже узнал Маркушина.