Читаем без скачивания Газета День Литературы # 63 (2001 12) - Газета День Литературы

Хорошо, когда еще при жизни у замечательного московского поэта выходит книга на малой родине. Это очень тепло, естественно и необходимо. Виктор Верстаков, конечно, прежде всего, русский поэт и поэт для всей России, но московский, потому что живет давно в Москве.

Один шуйский поэт написал: "Мой сын читает Верстакова./ Ему одиннадцатый год./ Он проговаривает слово/ И ноготь вдумчиво грызет…" Грызи, милый, грызи, хорошего поэта ты читаешь, даже одного из лучших в эти наши странные годы, годы неопределенные. А Виктор — определился. Во всех отношениях. Эта книга — тому свидетельством.

Николай ИВАНОВ. Чеченский бумеранг: Роман. — М.: Вече, 2001.

В издательстве «Вече» в серии остросюжетной прозы "Русский век" вышел новый роман легендарного человека и хорошего писателя Николая Иванова. После того как он побывал в чеченском многомесячном плену, тема Чечни, видимо, надолго займет у него центральное место в творчестве. Читается роман намного интереснее, чем смотрятся все фильмы о Чечне, вместе взятые. Потому что Николай — истинный писатель, очень много знает о тайных операциях в Чечне и даже кое-что тайное о принимаемых наверху решениях. Вот какой роман надо экранизировать господам киношникам.

Евгений НЕФЁДОВ. Свет впереди. Стихи и поэмы разных лет. М.: ИТРК, 2001.

В предисловии к своей новой книге автор пишет: “Я родился и вырос в Донбассе, вбирал в себя его свет и силу, которые с возрастом стали надежной опорой в жизни. Позже, где бы я ни был, всегда возвращался к родным местам, за новым запасом энергии и вдохновенья. Сегодня же отчий край отрезан границей — но он, хотя ему самому сейчас нелегко, опять идет мне на помощь как старый и верный друг. Книга “Свет впереди” обрела жизнь благодаря реальной поддержке “Землячества донбассовцев” в Москве и практическому участию Российско-Украинской теплоэнергетической компании. Братское посвящение землякам открывает сборник, а следом идут стихи, написанные в Донбассе, в мои молодые годы, а то и совсем еще юные годы, в час становления чувств и пробы пера…. Далее в книге все тоже биографично — до самых нынешних дней. Увы, в эти сумеречные дни наша жизнь совсем далека от поэзии, но вера в грядущий свет и прорыв к нему — счастье и крест поэта в любое время. “Делись огнем!” — слышу я через годы главную заповедь родного Донбасса, вечного труженика и той благосклонной земли, что так же неистребима в сердце, как вся великая Родина.”

Валерий ХАТЮШИН. Поле битвы: Роман в трех частях. — М.: Православная Русская Академия, МФ «Семигор», 2001.

Известный поэт и публицист Валерий Хатюшин на этот раз вышел к читателям с романом о нашем, как он считает, поистине страшном времени. Интригующий сюжет, острый психологизм и мистическое содержание захватывают с первых страниц книги и не отпускают до последней, особо впечатляющей сцены. В романе с художественной остротой и прозорливой достоверностью показано столкновение непримиримых сил, ведущих на наших глазах битву за Россию и человеческие сердца. Многие персонажи книги легко узнаются.

Николай СТЕФАНОВИЧ. Ко второму пришествию: Стихи. — М.: Формум, 2000.

Очень хороший поэт Николай Стефанович. Но какой-то бесприютный. Несколько человек начинали пропагандировать его наследие, но как-то дело так и не довели до книг. И вот уж совсем неожиданный человек появился рядом со Стефановичем — Анатолий Ланщиков. Он написал предисловие к сборнику, трепетное и верное. А все равно как-то поэт остается сам по себе.

Сборник вышел тиражом 300 экземпляров.

Обретение веры, угасание веры, обретение веры, угасание веры — движение и путь этого поэта. "Март сменяет февральскую вьюгу,/ Лето сменится белой зимой…/ Будем лгать и себе, и друг другу,/ Что мы движемся тоже по кругу,/ А не в пропасть летим по прямой".

Александр МИЩЕНКО. Побег из Кандагара: Роман-хроника. — Екатеринбург, 2001.

Тюменский писатель Александр Мищенко написал книгу о героическом побеге летчиков казанского самолета из талибского плена. В центре романа-хроники — Герой России, теперь уже легендарный командир экипажа ИЛ-76 Владимир Шарпатов.

В наши дни эта книга вызывает особый интерес — о талибах в ней написано много.

Алла БОЛЬШАКОВА. Нация и менталитет: феномен "деревенской прозы" ХХ века. — М.: Комитет Правительства Москвы, 2000.

Новая книга Аллы Большаковой стала продолжением ее предыдущей работы "Деревня как архетип: от Пушкина до Солженицына". Впервые русская деревенская проза второй половины ХХ века рассматривается не на уровне отдельных портретных зарисовок, а как целостное явление. Большакова пытается вернуть в обществе интерес к несправедливо забываемым в последние годы авторам, верит в новое прочтение и особую роль "деревенской прозы" в возрождении отечественной литературы.

Владимир СВИНЦОВ. Губернаторский крест: Роман. — Барнаул, 2001.

Владимир Свинцов пишет книги, которые читает весь Алтайский край. У него всегда действуют герои, которых читатели знают по жизни, начиная от губернатора и депутатов и заканчивая героями громких уголовных дел. Надо обладать особым талантом, чтобы не впасть в лесть и подобострастие, а значит, в скуку, и чтобы не впасть в немилость к начальству, хотя читатели, видимо, были бы заинтересованы этим. Избегая и того и другого, Свинцов выпускает книгу за книгой — и они не пылятся на прилавках магазинов.

Юрий КИРИЕНКО-МАЛЮГИН. Тайна гибели Николая Рубцова. — М.: Московская городская организация Союза писателей России, 2001.

Юрий Кириенко-Малюгин любит Рубцова до самозабвения. Он открыл для себя этого поэта несколько лет назад, стал писать музыку на его стихи, стал собирать материал о его жизни и смерти. Эта книга убеждает читателя, что Дербина — подлинная убийца и не надо ее оправдывать, как делают сейчас в некоторых изданиях. Автор боится, что если не бороться за Рубцова, то из него скоро сделают пьяницу и бомжа. Хотя с этим можно поспорить. Из Есенина тоже что-то подобное делали, но наш народ все сам понял. Рубцов — великий поэт. Это всем уже ясно. Но, видимо, отповедь злу надо давать.

Владимир Бондаренко ПЕТР ЛУКИЧ ПРОСКУРИН

…Уходит великая эпоха. Уходит большой стиль русской литературы. Уходит вместе со своими творцами. Только за последний год ушли из жизни Вадим Кожинов, Татьяна Глушкова, Дмитрий Балашов, Виктор Кочетков. И вот не стало Петра Лукича Проскурина. Уходят последние великаны советской литературы. А с ними уходит и значимость самой литературы. К Петру Лукичу многие относились по-разному. Очень уж независимо, очень уж самостоятельно он себя всегда вел и в жизни, и в книгах своих. Но все признавали значимость его творений, его деяний. Сам облик Петра Лукича был значим.

Можно перечислять книги им написанные: «Судьба», "Имя твое", "Число зверя", "Седьмая стража", вспоминать сериалы по его романам, столь полюбившиеся зрителю, перечислять его награды и звания — и все будет справедливо и правильно. А можно сказать, что он был из тех немногих художников слова, которых в ХХ веке выделил сам народ из глубин своих. И потому, корневой в своем народе, он не принял все разрушительные перемены последнего десятилетия. Он дышал, пока хватало старого, советского дыхания, а потом задохнулся. Он пробовал бороться, но не так много оказалось бойцов в стане сопротивления. Он ушел, чтобы остаться в истории великой советской цивилизации. И да упокоит его Господь.

Владимир Бондаренко

Владимир Личутин CУКИН СЫН (опыт психоанализа)

* * *

Огни в соседних молчаливых дворах висели в сумерках, как мохнатые желтые шары, подвешенные на невидимые нити; это были цветы иных, нам недоступных миров, с невиданной прежде окраской — в них не было впечатлительной природной жизни; они расцвечивали жизнь людям особой цивилизации, порожденной в конце двадцатого века, кому-то теплые, для многих же чужие, похожие на тюремные светильники. Зыбкие огни отбирали все внимание, потому что ничто иное не останавливало взгляда в весенней сырой тишине, глухой и безотзывной. Главное, что эта тишина таила постоянную угрозу, словно бы ты находился в таежной ночной укромине, когда из-за каждого дерева сулится опасность. Конечно, эти страхи в нас, они неизбывно живут в душе, не давая покоя во все дни, и постоянно напоминают о неверности, временности земной жизни. Но от этой мысли, увы, не становится легче, ибо ощущение тревоги, не имея препятствий, легко кочует из сердца в сердце, подчиняя себе всех, как некая заразная болезнь. Большой собачки не хватало нашему дворищу, ее частокола зубов, ее хрипловатого гулкого лая, ее желтых сумеречных глазищ. Хотя кому нужна наша бедная усадебка, чем тут поживиться азартному бродяге, какого особого добра сыскать? Как говаривала деревенская знакомая старуха, де все добро вымети на улицу и никто не подберет… И все же… На дачах действительно шаловали; много, много смутного стороннего народу завелось вокруг; темноликие хмурые парни шатались по улицам, как абреки по горным ущельям, сыскивая себе работы; и один лишь Бог знает, где они ночевали, перехвативши несытый кусок хлеба. Так что наш кобелек был куда в лучшем положении, чем эти вольные дети демократии, выброшенные из шнека гигантской мясорубки. А у нищего человека, как и у голодного пса, в голове бродят явно не лучезарные мысли, подпираемые тоскою безысходности. Мой сын еще не осознавал скверности бытия, он жил первобытными чувствами, не подкрепленными пока душевной работою. И припирая плечом мать, вглядываясь в темень круглыми беззаботными глазенками, он высказал вдруг то, что беспокоило всех: