Читаем без скачивания Удачливый крестьянин - Мариво

Когда я решил, что воспитание моих племянников закончено и что наступила пора устроить их на хорошие места, я посоветовал им подружиться с господином Боссоном. Привлекательный характер этого молодого человека скоро завоевал ему симпатию моих племянников, и я был этому очень рад, ибо знал, что часто дальнейшие успехи детей в жизни и почти всегда их характер зависят от первых дружеских связей.

Так как отец их был разорен безрассудным расточительством матери, они не могли рассчитывать на приличное положение в обществе, если сами о себе не позаботятся. Надеяться на мое наследство племянникам тоже не приходилось, – ведь у меня были свои дети. Поэтому я решил от младых ногтей приучить их к труду. Я предложил им работать в моих конторах под руководством господина де Боссона. Старший охотно согласился и скоро обнаружил большие деловые способности. Младший же племянник, напротив, к большому моему огорчению, высокомерно отверг этот разумный план.

– Чем же вы хотите заняться? – спросил я его.

– Я желаю быть военным, – ответил он, – у меня нет никакого желания протирать штаны в конторе.

Я подумал, что это просто мальчишеская блажь и что я легко сумею его образумить: у мальчика была располагающая внешность, говорившая о кротком характере, я замечал в нем также природную рассудительность и потому надеялся, что смогу его разубедить.

– Я отнюдь не осуждаю, – сказал я, – благородную горячность сердца, повелевающую вам избрать военную карьеру; но все обстоятельства против вас, дорогой племянник. Вы по рождению простолюдин; отличия, которыми я старался облагородить мое имя, ненамного возвысили меня, а на вас тем более не распространяются.

– Я знаю, – ответил он, – и потому должен собственными силами добиться того, в чем мне отказала судьба.

– Сказано неплохо! – ответил я. – Но имейте в виду, что в нашей стране военная служба – это излюбленная дорога дворян; вам на этом поприще придется ежедневно сталкиваться с тысячью обид. Если надо будет выбирать между двумя одинаково отличившимися молодцами, предпочтение всегда будет отдано дворянину. Вы заподозрите несправедливость там, где всего-навсего соблюдается обычный порядок; у вас горячая голова, вы можете вспылить, наделать глупостей; вы будете вынуждены покинуть родину и погубите себя окончательно. Даже военные заслуги, если вам посчастливится заслужить награду, будут расцениваться гораздо ниже из-за вашего происхождения, и продвижение ваше по службе будет чрезвычайно медленным, в то время как другие будут двигаться вперед семимильными шагами только потому, что они могут предъявить полуистлевшие пергаменты, доставшиеся им от предков.

– Ну что ж, значит, мне самому придется не зевать и использовать любой подходящий случай, – не сдавался племянник.

Эти слова, произнесенные с излишним задором, еще раз обнаружили истинный характер молодого человека. Под кроткой внешностью скрывалось упрямство, которое мне нелегко будет сломить. Я все же попытался вразумить его при помощи доводов, проверенных на моем личном опыте и столь же убедительных, сколь верных.

– Во Франции военная служба годится только для людей двух сортов: для богатых простолюдинов и для бедных дворян.[120] У последних нет других источников дохода, но зато имя предков способствует их продвижению по службе; богачи же добиваются милостей лишь тем, что не жалеют денег. Вы не принадлежите ни к тем, ни к другим; что же вы намерены делать?

– Я намерен итти по тому пути, который меня влечет, – ответил он. Наш спор зашел в тупик, и я уже хотел было прибегнуть к власти, которой располагал как опекун и благодетель, когда в комнату вошел господин д'Орсан. Мы обменялись обычными приветствиями, а затем я рассказал ему о наших с племянником разногласиях. Я не сомневался, что граф станет на мою сторону: ведь он, сам будучи офицером, мог лучше других оценить справедливость моих доводов. Судите же, как я был удивлен, услышав его ответ.

– Желание вашего племянника похвально, – сказал он; – надо помочь молодому человеку, и я берусь это сделать: борясь с врожденными наклонностями, мы лишь усиливаем их и делаем неодолимыми, – продолжал он. – Однако я вовсе не хочу сказать, что можно потворствовать любым желаниям молодежи. Надо показать юноше и хорошую и дурную сторону всякого поприща, и если он не испугается, то пусть сам решает свою судьбу. Простая прихоть неизбежно потерпит крушение при первом же препятствии; зато подлинное влечение не победишь ни нотациями, ни упреками, ни наказаниями.

– Что вы говорите, сударь? – сказал я. – Подумайте сами, что ждет на службе молодого человека, не имеющего ни денег, ни имени?

– А почему, – возразил граф, – он не может преуспеть, как тысячи других? Усердие и храбрость заставят забыть недостаток родовитости; на военной службе можно достичь высот, как и на любой другой. Конечно, разбогатеть военному человеку трудно; служба наша долгая; это все верно; но ваш племянник молод, умен, он может питать известные надежды В моем полку нет вакансий, но если вы дадите ему денег на жизнь в гарнизоне, то я возьму его в кадеты[121] и при первой же возможности устрою ему повышение.

Советы этого сеньора, оказавшего мне столько благодеяний, я считал для себя приказом и потому не стал больше спорить с племянником. Мне оставалось только выразить нашему благодетелю столь заслуженную благодарность.

Я уже отпустил племянника, когда вошла моя жена. Так как первый ее муж был заслуженным офицером, она поддержала графа д'Орсана и, не скрывая радости, благодарила его.

– Друг мой, – обратилась она затем ко мне, – молодой человек достоин вашего уважения и наших забот. Было бы странно, если бы вы воспротивились его намерениям. Он сумеет пробить себе дорогу, мы достаточно богаты, чтобы помочь ему, а я обещаю, что буду заранее согласна со всем, что вы сделаете для него.

– Я обязался позаботиться о его карьере, – сказал господин д'Орсан, – разрешите мне, сударыня, разделить с вами эту почетную обязанность.

– А если нас вдруг не станет? – спросил я господина д'Орсана. – Кто о нем позаботится? Ведь на родительское состояние он рассчитывать не может.

– Трудно вообразить, что нас всех разом не станет, – сказал д'Орсан, – к тому же на протяжении моей службы я часто видел, что люди без особых средств преуспевали там, где богатые терпели неудачу. Это не значит, однако, что в полк можно принимать кого угодно без всякого разбора. Надо стараться, чтобы его однополчанам не пришлось краснеть за нового товарища. Ваш племянник либо совсем никому не известен, либо известен через вас, а в таком случае ваше состояние ручается за него, и этого достаточно. Он может смело появиться в полку. Одним словом, я его устрою и беру под свое покровительство, если он настаивает на военной службе.

Итак, дело было решено. Мой племянник принял это решение с восторгом, которого я не мог видеть без некоторой досады; пришлось согласиться на его отъезд. Дальнейшая жизнь его протекала довольно ровно До самой женитьбы, о которой я расскажу в свое время. Пока же я только сообщу, что господин д'Орсан взял его в свой полк и не имел повода пожалеть об этом.

Второй мой племянник всецело посвятил себя финансам, пользуясь руководством молодого де Боссона, чьи хвалебные отзывы о подопечном преисполняли меня радостью.

Дети мои подрастали, и я ничего не жалел, чтобы дать им самое лучшее воспитание. Хотя в Париже было много знаменитых школ,[122] где молодые люди знакомились со всяческими науками, но я последовал совету благоразумных людей и предпочел пригласить для своих мальчиков домашних учителей. Соревнование, говорили мне, полезно для молодых сердец; но отцовский глаз и заботы учителя, чье внимание не рассеивается между многими учениками, дают лучшие успехи в науках.

Не знаю, все ли согласятся с этими суждениями, но опыт доказал, что я был прав. Действительно, мои сыновья делали успехи не по возрасту; когда им исполнилось шестнадцать лет, я решил, что пора внести разнообразие в их серьезные занятия и позволить им кое-какие развлечения.

Я определил их в академию.[123] Узнав об этом, мой старший сын затрепетал от радости, младший же остался, по-видимому, равнодушным. Характеры у них были совершенно разные. Старший был живой, впечатлительный мальчик, с острым умом; любые трудности в учении лишь подзадоривали его, и он быстро их преодолевал. Младший был менее одаренным ребенком, но познания его были основательнее; он нередко погружался в размышления, отчего казался несколько угрюмым и молчаливым, хотя при случае был таким же веселым и живым, как его старший брат.

При такой разнице характеров я с нетерпением ожидал наступления того возраста, когда оба юноши станут выбирать себе дальнейший путь; не могут же столь различные натуры иметь одинаковые наклонности.

Я был доволен и тем, что горячая дружба связывала их обоих с Боссоном. Дочь моя была завидной партией; при редкостной красоте, при уме живом и тонком, девочка была, на мой взгляд, несколько холодна и равнодушна ко всему, и это меня очень тревожило. Красота привлекала к ней многих поклонников, но ее холодность вскоре отпугивала их, и я не мог понять причину такого поведения.