Читаем без скачивания Сексуальная культура в России - Игорь Семёнович Кон

«Конечно же, ебля для мужчины – это онанизм, но обогащенный контактом с живым отверстием, зрением, запахом, с фантазиями духовных переживаний. Да, дорогие феминистки, женщина и есть прекрасное устройство для онанизма, живая дрочильня, но не самодельная, подобно вашему вибратору, а “Богодельная”. Кто же более человечен: мужчина, которому для максимального удовольствия нужна женщина, или женщина, которой для максимального удовольствия нужен вибратор?» (Армалинский, 1991. P. 300).

К спорам на таком уровне российское общество было так же не готово, как и государственная власть. Привыкшие к тотальной всезапрещенности, люди неожиданно для себя столкнулись с появлением на теле– и киноэкране обнаженного тела и откровенных сексуально-эротических сцен. В Москве, а потом и в других городах начались конкурсы красоты, победительницы которых получали дорогие подарки и престижную работу манекенщиц за рубежом. Между тем в сознании пуритански воспитанных советских людей демонстрация даже полуобнаженного тела мало чем отличалась от проституции, да и на самом деле эти мероприятия тесно связаны с коммерциализацией секса. Один за другим стали открываться легальные и нелегальные, но одинаково бесконтрольные видеосалоны, в которых все желающие, включая подростков, могли смотреть эротические и откровенно порнографические пиратские видеофильмы. Проституция, которую раньше стыдливо скрывали и замалчивали, стала явной и даже наглой. Молодежная пресса начала, сначала как бы с осуждением, а затем со смаком, писать о групповом сексе, изнасилованиях, похищении детей. Стали видимыми и слышимыми гомосексуалы и лесбиянки, о существовании которых многие даже не подозревали или представляли их себе исчадиями ада, а теперь вдруг услышали, что они тоже люди и надо признать их гражданские права. Юноши и девушки начали открыто целоваться и обжиматься в метро и на улицах.

Эротика проникает в самые глубины повседневного быта. Старое советское белье, которое казалось прежним поколениям единственно возможным, вдруг стало безобразным и неэстетичным. Вместо того чтобы стыдиться секса, люди стали стыдиться несексуального, бесформенного белья и одежды (Гурова, 2008).

Сексуальная свобода и эротика прочно ассоциировались в советском массовом сознании с насилием и преступностью, которых и в самом деле с каждым днем становилось больше. Станции метро и подземные переходы заполонили продавцы примитивной эротики и полупорнографии, которая выглядела еще грязнее от того, что была напечатана плохим шрифтом на серой бумаге. Бесконтрольность этого базара удивляла и шокировала даже ко всему привычных иностранцев, на родине которых подобные вещи продаются свободно, но не на каждом перекрестке, а в специально отведенных местах, и не так бросаются в глаза, потому что тонут в массе других, более привлекательных товаров, отсутствовавших в обнищавшей России. На полупустых прилавках Москвы и Ленинграда эти жалкие листки, которых на Западе никто бы просто не заметил, выглядели вызывающе голыми и непристойными. Старшему поколению было от чего растеряться.

Моральная паника и поиски врага

По старому советскому анекдоту, человеческие общества делятся на четыре типа:

1) в которых разрешено все, что не запрещено;

2) в которых запрещено все, что не разрешено;

3) в которых разрешено даже то, что запрещено;

4) в которых запрещено даже то, что разрешено.

До 1987 г. Советский Союз явно относился к четвертому типу, а теперь внезапно, без всякой подготовки, перешел в третий. Было чего испугаться!

Советскую общественность сексуально-эротический бум застал врасплох. При отсутствии специальных социологических исследований и ненадежности официальной статистики никто не мог с уверенностью сказать, что тут было действительно ново, а что существовало всегда и только вышло на поверхность. К лицемерию – что можно и даже должно, хочешь ты того или нет, думать одно, говорить другое, а делать третье, – советские люди привыкли, оно касалось не только секса и никого не шокировало. Теперь же происходило явное крушение всех и всяческих устоев.

Новое, неизвестное всегда вызывает страх, особенно у людей, не привыкших к переменам. Конформистское общество, привыкшее к единообразию и жесткому внешнему контролю и в силу этого не выработавшее индивидуальных, внутренних, дифференцированных и иерархизированных нравственно-эстетических ориентиров – в них практически не было нужды, потому что партия, сама себя скромно провозгласившая «умом, честью и совестью эпохи», думала и решала за всех вместе и за каждого в отдельности, – оказалось в состоянии морального шока и аномии, отсутствия каких бы то ни было общезначимых норм и правил поведения.

Это вызывало острую, но не конструктивную полемику. Более или менее прямое обсуждение «запретной темы» в средствах массовой информации открылось в начале 1987 г. моими интервью в популярном еженедельнике «Аргументы и факты» (Кон, 1987а, 1987б) и в самой смелой программе тогдашнего телевидения «Взгляд». Хочу подчеркнуть, что в обоих случаях инициатива принадлежала журналистам, – я не верил, что из этого что-нибудь получится. Выступления мои были в высшей степени сдержанными и скорее обозначали, чем раскрывали тему. Тем не менее слово было сказано и вызвало поток яростных писем представителей старшего поколения.

«Я не уважаю нынешнюю молодежь, не разделяю ни их взглядов, ни их убеждений, – писал Г. Шибанов. – Надо больше работать, трудиться, тогда не будет проблемы свободного времени и некогда будет думать о сексе. Все это от чрезмерной сытости».

Молодые люди, напротив, жаловались на неконкретность и уклончивость:

«В период усиления демократии и гласности вы могли бы раскрыть эту проблему конкретнее и серьезнее, а решение показать точнее, а не расплывчатыми формулировками, пригодными лет 10 назад».

Необходимость развития сексуальной культуры осознали даже некоторые партийные журналисты. Критикуя захлестнувший страну поток дешевой эротики, «Правда» писала:

«А где толковые выступления современных специалистов по этой тончайшей и сложнейшей проблематике? Выделяется Игорь Кон. Когда его материалы появляются в “Семье” или “Неделе”, в тех же “Собеседнике” или “Московском комсомольце”, это для читателя всегда событие. Но одному автору нести такую ношу нелегко. Многие же другие наши сексологи, выступающие в печати, пока уровнем гораздо ниже» (Кожемяко, 1990).

Но время для спокойного просветительства было упущено, любые научные и эстетические споры тут же перерастали в политические. Весной 1989 г. еженедельник Детского фонда «Семья» опубликовал, с моим предисловием, первый том иллюстрированной французской «Энциклопедии сексуальной жизни», предназначенный для семейного чтения с детьми от 7 до 9 лет. Эта целомудренная книга, переведенная во многих европейских странах и не содержащая ничего, кроме элементарных анатомо-физиологических сведений, была с благодарностью воспринята советскими родителями, которые не знали, как отвечать на извечные детские вопросы. Однако Валентин Распутин посвятил поношению этой невинной книги большую часть своего выступления на Первом съезде народных депутатов СССР. По мнению Распутина, такие рисунки стыдно смотреть даже взрослому мужчине, а не то что ребенку…

Еще не родившись на свет, сексуальное просвещение стало объектом циничных политических игр; коммунисты и националисты сознательно использовали эту тему для